Андрей Муравьев - Путешествие ко святым местам в 1830 году
Она скрылась. Прошел год, и сидел игумен в урочный день на берегу реки, думая сам с собой, как перейдет дивная жена сия через бурные, весенние волны Иордана? Отшельница явилась на другой стороне и, осенив крестом шумные воды, смелой стопой по ним пошла. В ужасе пал перед ней Зосима: «Священник Бога Вышнего, – воскликнула Мария, – ты ли унижаешь страшные тайны Христовы перед грешницею!». С умилением вкусила она Божественных тела и крови и, назначив ему через год свидание в пустыне, вновь удалилась по водам.
Миновалось время, игумен пошел искать отшельницу в знакомой пустыне, – вне дикого вертепа лежало ее иссохшее тело. Одиноко отпел он безымянную, не зная, где скрыть сокровище мощей ее: но глазам его предстали начертанные на песке слова: «Авва Зосима, в самую ночь страсти Господней отошла я к Спасителю, причащенная Св. Таин; погреби здесь мое тело и помолись о убогой Марии». Радуясь небесной славе той, чье имя узнал только по смерти, он стоял в тяжкой думе, ибо не имел средства исполнить последней ее воли: но к нему на помощь выбежал из степи лев и мощными когтями разрыл перед ним глубокую могилу. Сей царственный погребатель пустыни постигнул на миг цель пришествия инока в свою дикую область и вместе с ним воздал последний долг дивной Марии.
Иногда сии великие отшельники, усовершенствовав себя одиночеством, хотели еще быть полезными миру на конце дней своих и позволяли стекаться в свое уединение многочисленной братии. Пришельцы созидали монастырь вблизи их келии, принимавшей тогда название лавры. Но славнее всех пустынножителей восстал великий Евфимий, как яркое светило, озарившее не только безлюдные окрест него ущелья, но и всю церковь православную, которую он поддержал в чистоте ее на Востоке.
Полной силой кипела тогда страсть к иночеству и наполняла пустыни и вертепы, хотя вся Палестина процветала христианством и по примеру св. Елены везде давно воздвиглись великолепные храмы и обители. Два друга племени боярского, Евфимиа и Феоктист, с юных лет посвятили себя Богу в лавре Фарранской, заключив навеки меж собой духовный союз крестового братства. Когда же с годами достигли иноческого совершенства, они стали искать новых труднейших подвигов. Пользуясь удалением братии в пустыню, на все течение Великого поста скрылись они из лавры и, следуя вверх по долине Иорданской, остановились на берегу потока, бьющего из подошвы гор на пути от Иерусалима к Иерихону. Там, поблизости горы Искушения, пленило их глубокое ущелье, где сорок дней постился Спаситель, и неприступная пещера, таившаяся на вершине утесов, избрана была для них приютом над пропастью, пастыри, нечаянно загнавшие стада свои в ущелье, с ужасом увидели два призрака человеческие на высоте столь недоступной, но вскоре начали они стекаться к подошве вертепа, прося молитв и исцелений, как бы от двух горних существ, уже вознесенных над миром. Распространившаяся о них молва привлекла бесчисленных иноков в уединение; но слезы их и мольбы никогда не могли убедить великого Евфимия оставить вертеп свой и принять их в свою паству. Он дал только им игуменом Феоктиста, основавшего обитель у подошвы горы Искушения, а сам, как выспренний дух, продолжал носиться мыслью над миром, недоступный его суете.
Скитавшиеся по границам Персии и империи сарацины уже начинали несколько обращаться к христианству, когда один из князей, огорченный болезнью сына, прибегнул к св. Евфимию через друга его Феоктиста. Обрадованный желанным исцелением, он окрестился со всем своим коленом и потом принял сан епископа кочующих, шатрами обозначая далекие грани своей пустынной епархии.
Так вкоренялось христианство на Востоке содействием великого Евфимия, когда две сильные ереси, одна за другою, возмутили его благоденствие. Мнения Нестория и Евтихия о двух естествах Спасителя наполнили распрями и недоумением Сирию и Палестину Несогласие патриархов Антиохии и Иерусалима с св. Кириллом Александрийским, который осудил без них Нестория на Эфесском соборе, отвлекло на время епархии их от православия. Собор Халкидонский против Евтихия еще более сделал чуждыми друг другу различные церкви Востока, и разделение посеялось даже в тишине обителей вследствие схоластических споров того века. Ювеналий, патриарх Иерусалимский, был низведен с престола, и несколько лет евтихианский епископ властвовал в Палестине. Игумены окрестных монастырей частью отпали от православия, частью не признавали только собора Халкидонского, более по личностям, нежели по догматам, и в сем заблуждении поддерживала их императрица Евдокия, супруга младшего Феодосия, которая по смерти его избрала себе жилищем Иерусалим, расточая большие богатства для его благосостояния.
Тогда из глубины своей пустыни твердым оплотом православия явился великий Евфимий. Воздвигая падших, просвещая заблужденных, карая красноречием противников, один только для них страшный и один неприступный, ибо святость его была ему щитом, поддерживал он чистую веру и достиг желанной цели, ибо перед концом дней своих увидел вновь водворившееся православие на престоле Иерусалимском и в пустынях. Сама Евдокия, тронутая его добродетелями, пожелала видеть старца; но святый муж не исполнил ее воли, предрекая близкую кончину, и только убеждал ее думать о спасении души; она обратилась.
Не будучи уже в силах спускаться каждый раз с вершины своего утеса для воскресной литургии в обитель Феоктиста, он пожелал устроить у себя малую церковь, и новый патриарх Авастасий ходил сам освящать ее для утешения старца. Но, несмотря на свои поздние годы, Евфимий не переставал ежегодно удаляться в пустыню Заиорданскую на все течение поста с избранными из учеников своих: Герасимом, Кириаком, Феодором, Маркианом, Саввой и другими, из коих многие по его смерти основали себе обители и все были светильниками своего века. И так лавра Евфимиева, подобно Фарранской, сделалась рассадником иноков. Однажды при начале поста он объявил братии, что на сей раз уже не идет с ними в пустыню, готовясь к другому странствию, и, заключившись в самом вертепе, окончил на молитве столетний подвиг ангельской своей жизни.
На берегах Иордана или в глубоких ущельях Иудейских и поныне еще встречаются остатки обителей, знаменитых в первые семь веков христианства, но сокрушенных в столетия ига. Опустение их совершенно соответствует окрестной пустыне; разительнее было бы для взора и слуха видеть образы человеческие и слышать голос отшельников в подобных пропастях. Но хищный бедуин, скитающийся с длинным копьем для ловли людей по ущельям, пропускает иногда робкую добычу свою при виде сих развалин, страшась гениев, искони населивших оные, по преданиям его шатров.
Юдоль Плачевная
Ага иерихонский проводил нас обратно, от Мертвого моря до подошвы гор Иудейских, где сменил его пеший проводник. Утомленные зноем и долгим путем и полагая, что обитель Св. Саввы находится гораздо ближе, мы весьма обрадовались, когда увидели башни на высотах; но это был монастырь дервишей во имя пророка Моисея. Хотя в Священном Писании гора Навав, по ту сторону Иордана, означена местом его смерти, однако же магометане предполагают здесь могилу пророка и стекаются к ней с большим усердием. Вероятно, прежде здесь была христианская обитель, присвоенная ныне арабами. Поблизости ее находятся гробы двух шейхов со свежим студенцом для проходящих.
После многих неприступных ущелий, через которые пролегала стезя, извивавшаяся вокруг голых вершин, открылась нам на темени гор довольно пространная площадь, обильная травами и помеченная малыми кладбищами, постоянной памятью кочующих улусов. На соседних высотах начали показываться длинные копья бедуинов; наконец целая толпа вооруженных выбежала нам навстречу из тесной долины. Оружия наши были уже в готовности, но сами бедуины, увидя большое число всадников, думали только о собственной защите, ибо полагали что мусселим иерусалимский пришел по обычаю с своим отрядом отбивать у них стада. Громкими воплями скликали они рассеянных верблюдов и гнали их к шатрам своим, разбитым из черных овечьих шкур поперек узкой долины, наподобие таборов цыганских: жены и дети их, напуганные появлением нашим, подняли страшный вой.
Четыре колена сих арабов, известные под именем служителей св. Саввы, или Map Сабы, кочуют в его окрестности. Они были некогда христианами и, приписанные в шестом веке к монастырю императором Иустинианом, через одно столетие обратились в магометан. Ныне содержат лавру в беспрестанной осаде и давно бы уже разорили, если бы сами не находили своих выгод в ее одиноком положении посреди пустыни. Малочисленным и безоружным путникам опасно встречаться с ними в горах.
Наконец, самой непроходимой тропой спустились мы, пешие, с камня на камень, во глубину дикого ущелья. Ничего не видал я ужаснее сей пропасти, по дну которой стремился некогда бурный Кедрон. Казалось, природа, дрогнувшая от страшного землетрясения, разрыла ему русло в своих недрах, чтобы пропустить дикий поток в Мертвое море, и растерзанными скалами образовала над ним столь мрачную долину – Юдоль Плача, где в последний день еще раз расступится ее лоно, чтобы извергнуть из себя кости мертвых! Но чем отчаяннее было для сердца гробовое зрелище сей бездны, тем пламеннее искали его чудные отшельники первых веков христианства. Ненавистники мира, они в этом земном аду искали спастися от преисподнего и, чуждые друг другу в соседних кельях, пробитых ими в нависших утесах, боролись духом с соблазнами мира и с ужасом своего уединения. Их горные приюты, как гнезда птиц, и поныне сквозят на высоте утесов, поражая путника памятью людей столь дивных, которые до такой степени могли попрать все земное, и странной загадкой остались для нас, чуждых пламени их века.
