Роланд Бейнтон - На сем стою
№ 18. Осуждалось предположение, что "индульгенции являются благочестивым надувательством верных". Лютер комментировал:
"Признаю, что был неправ, когда сказал, что индульгенции есть "благочестивое надувательство верных". Я отрекаюсь от своих слов и говорю: "Индульгенции следует рассматривать как нечестивейшее мошенничество и плутовство со стороны негодяев-пап, с помощью которого они обманывают души и лишают верных их добра"".
№. 29. Осуждалось предположение, что "определенные положения вероучения Яна Гуса, осужденные Констанцским собором, являются наихристианнейшими, истинными и евангельскими, которые вселенская Церковь осудить не может". Лютер комментировал:
"Я был неправ. Я отрекаюсь от своих слов, будто некоторые положения вероучения Яна Гуса соответствуют Евангелию. Ныне я говорю: "Не некоторые, но все положения вероучения Яна Гуса были осуждены антихристом и его апостолами в синагоге сатаны". А вам, святейший наместник Божий, я говорю прямо в лицо, что все осужденные положения вероучения Яна Гуса - христианские и соответствуют Евангелию, ваши же - самые что ни на есть нечестивые и дьявольские".
Этот трактат появился в тот день, когда книги Лютера были сожжены в Кельне. Распространялись слухи, что следующий костер будет устроен в Лейпциге. Шестьдесят дней милости скоро истекут. Обычно срок исчислялся со дня фактического получения указа. Булла достигла Лютера 10 октября. 10 декабря Меланхтон от имени Лютера пригласил преподавателей и студентов университета собраться в десять часов у Эльстерских ворот, где в возмездие за сожжение благочестивых и евангельских книг Лютера будут преданы огню нечестивые папские уложения, канонический закон и труды богословов-схоластов. Свершая акт отмщения, Лютер собственноручно швырнул в пламя папскую буллу. Профессора разошлись по домам, студенты же запели Те Deum и строем прошлись по городу с еще одной буллой, прибитой к шесту, и с индульгенцией, пронзенной мечом. Были сожжены труды Экка и других противников Лютера. Лютер публично оправдал соделанное им.
"Поскольку они сожгли мои книги, я сжег их. Канонический закон был включен в их число, поскольку именно он делает папу богом на земле. Доселе я не рассматривал всерьез эту сторону деятельности папы. Все осужденные антихристом положения моего вероучения есть христианские. Редко доводилось папе одолевать кого-либо с помощью Писания и разума".
Фридрих Мудрый взялся оправдать поступок Лютера перед императором. Одному из канцлеров он писал:
"После того как я покинул Кельн, там были сожжены книги Лютера, что затем вновь повторилось в Майнце. Это весьма прискорбно, поскольку д-р Мартин торжественно выражал готовность поступать сообразно имени христианина, и я упорно настаивал на том, что не должно осуждать его, не выслушав, равно как и не должно сжигать его книги. И коль ныне он отвечает ударом на удар, я надеюсь, что Его Императорское Высочество милостиво оставит сие без внимания".
Фридрих еще никогда не заходил так далеко. Курфюрст утверждал, что за всю свою жизнь он не обменялся с Лютером и двумя десятками слов. Фридрих уверял, что он не выражал какого-либо мнения об учениях Лютера, но требовал только, чтобы им была дана беспристрастная оценка. И сейчас Фридрих мог сказать, что он не защищает взглядов Лютера, но лишь оправдывает его поступок. Он был совершен не по богословским, но по юридическим побуждениям. Книги Лютера сожгли незаконно. Да, действительно, он не должен был отплачивать тем же, однако императору следует закрыть глаза на эту выходку, поскольку Лютера на нее спровоцировали. Фридрих говорил о том, что немцу, с которым поступили не по закону, следует простить сожжение не только папской буллы, но и всего канонического закона - этого основного юридического кодекса, который в средние века составлял юридическую основу европейской цивилизации даже в большей степени, чем гражданский закон.
Глава десятая
НА СЕМ СТОЮ
Фридрих поступил разумно, обратившись к императору. В Риме вопрос был решен, и формальное отлучение оказывалось неизбежным. Вопрос заключался лишь в том, последует ли дополнительное наказание со стороны государства. Решить этот вопрос предстояло самому государству. Совершенно очевидно, что Лютеру оставалось лишь проповедовать, преподавать, молиться и ожидать, пока другие решат, какие действия им следует предпринять по его делу.
Ответ последовал через шесть месяцев. Если сопоставить их с четырьмя годами бездействия Церкви, то это немного. Можно было, однако, предположить, что воспитанный на ортодоксальных испанских взглядах император не потерпит никаких задержек. Но положение императора не позволяло ему поступать в соответствии со своими желаниями. Пышность церемонии коронации не избавляла его- от необходимости поставить свою подпись под имперской конституцией, кое-кто, однако, полагал, что два пункта этой конституции были включены туда Фридрихом Мудрым с целью уберечь Лютера. Согласно одному из них, никакой немец - независимо от своего положения - не мог быть вывезен для суда за пределы Германии. Другой же пункт гласил, что никто не может быть поставлен вне закона без причины и не будучи выслушанным. Чрезвычайно сомнительно, что эти положения были действительно направлены на защиту прав монаха, обвиненного в ереси, и ни в одном из сохранившихся документов ни Фридрих, ни Лютер на них не ссылаются. В то же время император был конституционным монархом, и независимо от своих личных убеждений он не мог позволить себе править Германией, основываясь на произвольных повелениях.
Карлу приходилось учитывать и раскол в общественном мнении. Одни выступали за Лютера, другие против, третьи стояли между ними. Сторонники Лютера были многочисленны, сильны и громкоголосы. Алеандр, папский нунций в Германии, сообщал, что девять десятых немцев кричат: "Лютер!" - одна же десятая: "Смерть папе!" Без сомнения, это преувеличение. В то же время считаться сторонником Лютера было весьма популярно. Франц фон Зиккинген из своей крепости в Эбернбурге контролировал долину Рейна и вполне мог воспрепятствовать прибывшему в Германию без испанских войск императору предпринять какие-либо действия. Кроме того, сторонники Лютера громко заявляли о себе, особенно Учьрих фон Гуттен, который, презирая возможность смирения перед Римом ради того, чтобы избежать отлучения Лютера, обрушивал на курию громы и молнии из Эбернбурга, требуя в своих выходивших один за другим манифестах крови Алеандра. Булла Exsurge была перепечатана с язвительными комментариями, а Гуттен в своем трактате изобразил себя "буллоубийцей". Он просил императора стряхнуть с себя свору облепивших его священников. Альбрехту Майнцскому угрожали расправой. Папского нунция Алеандра призывали учесть страстное пожелание германского народа и рассмотреть дело Лютера в справедливом суде, право на который имеют даже отцеубийцы. "Неужели ты думаешь, - требовал Гуттен,- что вероломством побудив императора издать указ, ты сможешь разлучить Германию со свободой веры, религии и истины? Ты полагаешь, что сможешь напугать нас, сжигая книги? Вопрос этот решится не пером, но мечом".
Из всех сторонников Лютера наибольшим влиянием пользовался Фридрих Мудрый. Его поддержка простиралась до того, что он оправдывал сожжение папской буллы. На Вормском сейме он позволил Фрицу, своему придворному шуту, изображать кардиналов. Фридриха не удалось подкупить ни Золотой розой, ни наделением Замковой церкви правом выдавать индульгенции, ни дарованием земельных угодий его сыну. Наиболее откровенное его мнение о деле Лютера дошло до нас только через третьи руки. По словам Алеандра, он слышал от Иоахима Бранденбургского, что Фридрих сказал ему: "Наша вера давно уже нуждалась в том свете, который принес ей Мартин". Есть все основания усомниться в истинности этих слов, поскольку оба человека, передавшие их, страстно стремились запятнать Фридриха, приписав ему поддержку Лютера. Сам курфюрст неоднократно заявлял о том, что, не разделяя мнений д-ра Мартина, он просто требует справедливого слушания его дела. Если при справедливом рассмотрении дела монаха тот окажется осужден, Фридрих будет первым, кто исполнит по отношению к нему свой долг христианского князя. Однако требование справедливого суда со стороны Фридриха означало, что обвинения Лютера должны основываться на Писании. Зачастую Фридрих недостаточно ясно представлял себе, вокруг каких проблем идут споры, когда же это было ему понятно, он проявлял решимость и настойчивость.
Противоположную позицию занимали паписты, люди, подобные Экку, которые играли роли, назначенные им Римом. Курия раз за разом требовала искоренить плевел, изгнать паршивую овцу, отсечь разлагающийся член, швырнуть за борт того, кто раскачивает корабль св. Петра. На протяжении всех судебных заседаний Рим представлял Алеандр, цель которого состояла в том, чтобы побудить императора решить это дело по своему усмотрению, не принимая во внимание правивших Германией князей, мнения которых, как известно, разделились. И прежде всего нельзя было допустить слушания дела Лютера светским судом. Он уже был осужден Церковью, и мирянам следовало лишь исполнить решение Церкви, а не пересматривать заново основания для его осуждения.
