Дервас Читти - Дервас Читти Град Пустыня
Возвращаясь из Финикии, Петр познакомился с замечательной группой изучавших в Бейруте право молодых студентов,[742] среди которых следует отметить младшего брата Иоанна Руфа Евагрия, Севера из Созополя Писидийского и Захарию Газского; Север и Захария были знакомы друг с другом еще со времени их обучения в Александрии.[743] Некоторые из них присоединились к общине Петра еще до его смерти.[744] Теперь в Майюм пришли Евагрий и прочие участники этого кружка. Среди них был и Захария, которого одолевали некие сомнения, связанные во многом с тем, что его семья жила совсем неподалеку в Газе. В скором времени он вернулся в Бейрут, взяв с собою послания Евагрия Северу и софиста Энея Газского его соотечественнику Зенодору.[745]
Север отговорил Захарию от искания старшинства. Сам Север хотя его жизнь и отличалась аскетической строгостью собирался вернуться домой и заняться юридической практикой. С этой целью он приобрел и необходимую для этого судейскую мантию. Но прежде он хотел совершить паломничество по Святым Местам. Оставив свои вещи в Бейруте у Захарии и взяв с собою некоего старого раба, он отправился сначала в Иерусалим, а затем напоследок к своим давним друзьяммонахам в Майюм, где все изменилось буквально в одночасье. Он отослал своего старого раба в Бейрут с посланием Захарии, в котором просил отправить своих рабов и свое имущество домой в Созополь и сообщал ему о своем намерении стать монахом и остаться в Майюме.[746] Через какоето время он решил стать отшельником и вместе с какимто другим монахом отправился в пустыню возле Элеутерополя, однако вскоре заболел, после чего его приютили в обители Романа,[747] откуда он вернулся в газское приморье и стал затворником возле Майюма, неподалеку от обители Петра,[748] где вскоре занялся строительством и оснащением обители для тех, кто искал его духовного окормления.[749]
Тем временем, Захария, завершив свое обучение, вернулся домой в Газу, но вынужден был по отцовским делам отбыть в Константинополь и заняться там юридической практикой.[750] Именно ему мы обязаны кратким «Житием аввы Исайи»,[751] «Житием Севера», написанным еще в ту пору, когда последний все еще являлся патриархом Антиохийским,[752] и четырьмя из двенадцати книг приписываемой ему «Церковной истории»,[753] которые сохранились в сирийском переводе. Его связи с Энеем, софистом Газеким, свидетельствуют о близости нашего высокообразованного кружка и более светской литературной газской школы, расцвет которой приходится на это же время.[754] Вообще говоря, данная тема нуждается в куда более серьезном рассмотрении. Я же единственно напомню, что именно сторонники Севера первыми процитировали труды, входящие в корпус мистических произведений, приписываемых Дионисию Ареопагиту.[755] Некоторые исследователи даже пытались атрибутировать их Северу.[756] В последнее же время в качестве возможного автора «Ареопагитик» стали называть Петра Иверийца.[757] На мой взгляд, они не соответствуют ему по духу. Единственное, что мы можем сказать, так это то, что они, скорее всего, действительно имели некое отношение к этому кругу.
Рассказ о смерти самочинного Феодосия Иерусалимекого и аввы Романа, вероятно, принадлежит Иоанну Руфу.[758] Иоанн Руф и Захария Митиленский (в конце концов, он, похоже, стал не только епископом этого города, но и халкидонитом!)[759] зачастую пишут об одних и тех же или о пересекающихся событиях, очевидцами которых они являлись, что превращает их свидетельства в живую стереоскопическую картину происходящего.
* * *
После четырех лет, проведенных в безлюдной пустыне, Савва пришел в Башню Евдокии и молился там всю ночь (при этом мы не должны забывать, что башня эта в ту пору принадлежала двум противникам Халкидона).[760] Явившийся ему ангел указал на Кедронское ущелье, находившееся в двух милях к югоюгозападу, и сказал: «Если хочешь населить эту пустыню подобно городу, иди на восточную сторону потока». Савва увидел перед собою никем не занятую пещеру, в которой он должен был поселиться. Он перешел в нее в начале 478 года и привесил к ее входу, нахолившемуся на крутой скале, веревку; воду же он носил из озерца, находившегося в полутора милях от пещеры. Нашедшие его и удивившиеся его нищете арабы стали время от времени приносить ему сухари, сыр и финики. Пять лет провел он, собеседуя в безмолвии своего жития с Богом[761] и очищая око ума своего, дабы тот подобно зерцалу мог отобразить Славу Божию, и непрестанною молитвой и приближением к Богу совершенно победил злых духов. Теперь только он был призван — по слову пророка — перековать мечи на орала и обратиться от бранного подвига к мирному возделыванию других душ. Многие отшельники и странствующие монахи (βόσκοι) пришли к нему, в том числе и те, которые впоследствии основывали в Палестине собственные лавры (а в одном случае — киновию). Каждому из них он давал пещеру с небольшой кельей; эти пещерные келий видны и поныне как в этом ущелье, так и в других подобных местах, избранных монахами для жительства. Число их достигло семидесяти и были они подобны «новому лику семидесяти апостолов». К северу от своей кельи, на неприступной вершине у излучины вади, он выстроил башню, которая стояла на дальней фанице лавры, и в ценфе лавры —небольшую церковь (молельню), в которой приходившие в лавру пресвитеры служили для братии литургию, ибо ни сам Савва, ни один из его учеников не приняли рукоположения. Они попрежнему испытывали недостаток воды.[762] Однажды в полнолуние Савва молился в маленькой церкви и внезапно услыхал доносившиеся снизу удары копыт дикого осла и, выглянув из церкви, увидел, что животное, вырыв своими копытами довольно глубокую яму, опустило в нее свою голову и стало пить. Он спустился вниз и действительно нашел у подножья утеса неиссякаемый водный источник.
В другую ночь[763] увидел он огненный столп от земли до неба там, где ныне находится его могила. На рассвете он взобрался по склону к этому месту и нашел просторную пещеру с обращенным к югу широким входом и естественной апсидой, обращенной на восток, в глубине же, на северной стороне пещеры, он увидел палату, которую можно было использовать как ризницу (διακονικόν). Это была Богозданная церковь θεόκτιστος, вид которой тут же напомнил Савве о точно таком же, но куда меньшем пещерном храме обители святого Феоктиста, в которой он проходил послушание. С этой поры братия, численность которой в скором времени возросла до ста пятидесяти, стала в субботу и в воскресенье приходить сюда на богослужение, хотя он и откладывал освящение пещеры, страшась рукоположения. На высоком утесе над пещерной церковью он построил себе башню, из которой в ризницу вел тайный ход (после его кончины на месте этого хода был устроен водоем). Многие стали приходить к нему с приношениями, которые он употреблял преимущественно на строительство лавры. Патриарх Мартирий издавна знал Савву, и потому никто не осмеливался противиться ему.
Когда же Мартирий умер и место его в 486 году занял Саллюстий,[764] в обители появились и недовольные, которые через год или два отправились к патриарху и стали просить его о том, чтобы он дал им игумена. Под давлением патриарха они вынуждены были признаться, что пришли «из долины аввы Саввы», и стали жаловаться на его грубость, сказав, что он не рукополагается сам и не позволяет рукополагаться другим, хотя численность братии составляет сто пятьдесят человек. Саллюстий, найдя какойто удобный предлог, послал за Саввой и рукоположил его в их присутствии, после чего 12 декабря 490 года была освящена и Богозданная церковь. На следующий год[765] в лавру пришли три армянина, старец и два его ученика, и Савва дал им пещеру и келью севернее своей первой пещеры, а также позволил им по субботам и воскресеньям совершать службы на армянском языке в первой маленькой церкви. В том же году[766] в обитель пришел инкогнито (под видом послушника) епископаскет Иоанн Колонийский из Великой Армении (Иоанн Исихаст или Иоанн Молчальник), бежавший сюда от мирских искушений, с которыми было сопряжено его епископство. Мы вернемся к нему несколько позже. Тогда же отец Саввы Иоанн по прозванию Конон скончался в Александрии,[767] а мать Саввы София распродала все свое имение и пришла в Иерусалим. Вскоре умерла и она, Савва же использовал ее деньги для устройства в Иерихоне странноприимного дома с садом и водою, а также для строительства странноприимного дома в самой лавре.
