Дервас Читти - Дервас Читти Град Пустыня
Он унаследовал от Евфимия практику ухода в пустыню после Богоявления.[768] Однако в отличие от него он праздновал память святого Антония, которая выпадает на 17 января, в своей лавре, затем шел в обитель своего старого учителя, память которого праздновалась 20 января, и только после этого удалялся в пустыню, чтобы вернуться в лавру к Неделе Ваий. Похоже, во время своих пустынных скитаний он заходил в ее глубь дальше, чем Евфимий. Так, однажды он добрался до истоков Иордана в Ланиасе.[769] В другой раз он отправился к южной оконечности Мертвого моря, туда, где согласно традиции находился Сигор (Zoar),[770] и увидел небольшой островок, который показался ему подходящим для того, чтобы проводить на нем дни поста. Однако, когда Савва попытался достичь его (другие источники говорят о том, что в этом месте море можно было перейти вброд),[771] он упал в смоляную яму и едва остался жив, опалив при этом свое лицо так, что по возвращении в лавру братия могла узнать его единственно по голосу. С той поры борода у него уже не росла. В другой раз он взял с собою своего ученика Агапита.[772] Както раз, когда Агапит уснул, а Савва предавался молитвам, огромнейший лев (мне кажется, что у Кирилла все львы παμμεγεθέστατοι — «огромнейшие») стал обнюхивать тело Агапита с ног до головы. Савва помолился об Агапите, и лев — словно его стегнули бичом взмахнув хвостом и разбудив Агапита, тут же поспешил скрыться.
В 492 году Савва отправился в восточном направлении и отошел от обители всего на две мили к востоку. Место это именуется Кастеллием (Кастеллийским холмом)[773] по развалинам древней гирканской крепостиузилища Ирода.[774]Пастухи считали, что на горе этой живут полчища злых духов (это и не удивительно, поскольку ее крутые склоны полны осыпей и изрыты множеством самых неожиданных пещер и провалов, в которые в любой момент можно провалиться). Савва окропил это место елеем от Святого Креста и пребывал здесь, не взирая на нападавших на него бесов, которым были нестерпимы его молитвы, до той поры, пока однажды в полночь злые духи со страшным гомоном, подобно огромной стае ворон, не покинули эту гору. Пастухи, слышавшие ночью этот крик, наутро пришли на гору и увидели на ее вершине Савву. После Пасхи он вместе с братией вернулся на то же место и стал расчищать его, чтобы устроить там киновию. И вот, под грудами мусора и камней они нашли большое здание с двумя сводами,[775] в котором была устроена церковь. Так появился первый монастырь святого Саввы, который так же как и первый монастырь святого Евфимия в ВадиМукеллик — обязан своим возникновением обычаю уходить на время Великого поста в пустыню.
Возможно, изза опасностей, с которыми постоянно сталкивались здешние насельники, Кастеллий являлся киновией не для новоначальных, но только для опытных монахов.[776] Для первых же (если только они не были слишком молоды) Савва уже в следующем году построил небольшую киновию к северу от лавры, уподобляя киновию цветку, а лавру плоду. Безбородых он не принимал даже туда, но отсылал их к Феодосию — в большую, находившуюся на вершине холма киновию в трех милях к западу. О Феодосии мы теперь и расскажем.
Если волхвы пришли в Вифлеем из Персии или из Meсопотамии и желали вернуться другим путем, не заходя в Иерусалим, они, скорее всего, шли по древней, идущей по пустыне дороге, ведущей из Вифлеема в Иерихон. Неподалеку от этой дороги, на вершине бросающегося в глаза холма в пяти милях к востоку от Вифлеема, находится пещера, в которой согласно преданию они заночевали на обратном пути.[777] В этуто пещеру примерно тогда же, когда Савва организовал обитель в Кедронском ущелье, пришел Феодосии, уже имевший определенный опыт пустынножительства. Какоето время он жил там один, питаясь росшими поблизости растениями, однако вскоре оказался в центре внимания. Существует история о том, как он в то время к нему уже стали присоединяться и другие усомнившись в том, что избрал правильное место, взял наполненное углем и ладаном, но незажженное кадило и стал бродить с ним по пустыне. Кадило стало куриться только после того, как он вернулся на свою вершину.[778] Когда некий знаменитый гость незаметно для Феодосия оставил большую сумму денег, он употребил их на строительство странноприимного дома, находившегося над пещерой.[779]Обитель постепенно разрасталась и через какоето время стала самой большой киновией во всей Иудее, в которой ко времени кончины ее основателя в 529 году жило более четырехсот монашествующих;[780] она славилась таким гостеприимством, что предание связало Насыщение Пяти Тысяч именно с этим местом.[781] Здесь были странноприимные дома и больницы для монахов и для пришедших в обитель мирян, богадельня[782] и «монастырь в монастыре», где пребывали монахи, повредившиеся от чрезмерных или неразумных аскетических подвигов.[783] Помимо предназначенного именно для них особого храма в обители существовало еще три церкви, в которых греки, армяне и бессы (βέσσοι или βεσσοί — одно из фракийских племен прим. пер.) проводили службы и совершали литургию оглашенных (катехуменов) на собственном языке, собираясь на литургию верных в главном храме, где служба велась на греческом.[784]
Нам сообщается о том, что Феодосии был особенно известен тремя вещами: своей аскетической жизнью и правой верой, радушным отношением ко всем, не взирая на лица, и особенною сосредоточенностью на богослужении.[785] Создается такое впечатление, что во всей Иудейской пустыне один только он следовал идеалу Василия Beликого, который, как мы уже об этом говорили, оказал существенное влияние на Пассариона и на Петра Иверийца. Достойно внимания то, что Феодор из Петры Аравийской в своем панегирике Феодосию воспроизводит перед своими учениками пространный отрывок из Regulae Fusius Tractatae («Пространных правил») Василия Великого.[786]Надо заметить, что цитаты из Василия Великого совершенно не характерны для палестинской монашеской литературы.
Мы находим истории, свидетельствующие о том, что Маркиан Вифлеемский находился в дружеских отношениях с Феодосией,[787] еще одна история повествует о том, как Маркиан отправил Савве различные припасы в 492 году,[788] когда строители Кастеллия оказались в стесненных обстоятельствах. Судя по всему, Второе Объединение действительно возымело здесь действие. В этой связи следует сказать несколько слов о монашеском управлении диоцеза. Мы уже говорили о том, что в середине столетия оно находилось в руках двух иерусалимских архимандритов: Елпидия и Геронтия.[789] В восьмидесятые годы, после изгнания Геронтия, собранное и строгое монашеское жительство ακρίβεια — было уже не свойственно здешним архимандритам, поглощенным мирскими заботами и выгодами.[790] Анархию усиливала и свобода, предоставленная «апосхистам» после восшествия на престол в 491 году нового императора Анастасия. Патриарх Саллюстий поставил архимандритом названного Маркиана. Однако в ноябре 492 года Маркиан умер.[791] Тогда пустынные монахи явились к патриарху, который тогда был уже болен, и просили его поставить Савву и Феодосия архимандритами отшельников и пустынножителей и общежительных монастырей соответственно.[792] Каждому из них был дан помощник: Феодосию игумен киновии аввы Мартирия, Савве игумен лавры святого Герасима. Таким образом, управление монахами диоцеза перешло из городов в саму пустыню, Патриарх Саллюстий умер 23 июля 494 года.[793]Его место занял Илия, согласие которого с двумя монашескими лидерами в течение следующих двадцати лет способствовало становлению здорового халкидонства, над которым императормонофизит был практически не властен.
Один из первых предпринятых Илией в городе шагов состоял в том, что он собрал «ревнителей»«спудеев» храма Воскресения, живших прежде по разбросанным вкруг Башни Давида кельям, построив уютную обитель возле епископского дома[794] — мы вправе предположить, что с этого и началась история православной Патриаршей обители. Савва воспользовался представившейся возможностью для того, чтобы приобрести кельи и устроить в них три гостиницы: первую для собственной лавры, вторую для Кастеллия и третью для странствующих монахов.[795] О гостиницах такого рода мы слышим уже не впервые. Мы читаем, что в 485 году игумен обители святого Феоктиста дал монахам монастыря святого Евфимия двести монет (nomismata) для того, чтобы они могли самостоятельно содержать гостиницу (до этого обители занимались ею совместно).[796] Монахи обители святого Евфимия израсходовали эти деньги на гостиницу возле Башни Давида, купленную ими у монахов Сукки.[797] В одном из своих садов в Иерихоне Савва также построил гостиницу для Кастеллия.[798]
