Фридрих Риттельмайер - Медитация. Двенадцать писем о самовоспитании
Чтобы ощутить величественное дыхание и этого откровения в мировой истории, бросим взгляд на Восток и на Запад. Мы видим, что на Востоке у человека была дверь к ближнему. «Tat twam asi» — «Ты еси то». Но примечательно, что здесь не хватает «Я». «Это Я!» — говорит Христос, как бы подразумевая: «Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне». Вот почему на Востоке приходят к чувству единства, но к такому, что ищет души там, где они изначально и бессознательно еще едины в Боге. Общность, на которую указывает Евангелие от Иоанна, совершенно иного рода. Если в будущем люди будут едины, то это будут уже не души, но различные «Я». И это будет уже не единство, но единение, достижимое только через Христа. На Западе обстоит совершенно иначе. Подобно тому как люди Запада живут в своих домах по возможности отдельно друг от друга, они и в жизни стоят рядом друг с другом обособленно. И даже если там восхищаются демократией, то не как подлинной общностью, но, скорее, как господством большинства единичностей. «Я» по–прежнему склонно утверждать лишь себя самое и только соглашается, что для достижения безраздельного господства ему необходимо убедить других в своих воззрениях. В сущности, здесь нет никакой двери к другому человеку. Она заперта и открывается лишь по звонку, в особых случаях.
Итак, мы видим, что нам предстоит завоевать ради всего человечества, когда Христос говорит, обратясь к Востоку: «Эта дверь есть Мое Я». И к Западу: «Мое Я есть дверь».
Лишь теперь, когда мы поглядели вниз, вверх и наружу, мы подошли к тому, чтобы посмотреть и вовнутрь. «Я есмъ пастырь добрый» (Ин., 10: 11). Это изречение доставляет современному человеку особенные затруднения. Первым делом, пробуя его на вкус, он вспоминает, как звучит оно в расхожих сентиментальных проповедях. «Ибо я овечка Христова». Да и от профессии пастыря он уже очень и очень далек. И агнец в его ощущениях представляется скорее символом беспомощного неразумия и безответности, нежели символом чистоты и покорности. Очень непросто — полностью преодолеть подобные ощущения и вжиться в то чувство, какое пастырь тысячелетиями испытывал к своему стаду, а животные — к пастырю как некому высшему существу. И пастырь трудится ради овец своих, иногда не жалея жизни. Именно это последнее и возвышает Христа в свет. Самая сущность Его ясно выражается в том, что после слов «Я есмь пастырь добрый» и речи нет о каком‑либо водительстве и следовании, но сказано: «пастырь добрый полагает жизнь свою за овец». Профессия, на протяжении неисчислимых веков имевшая огромное значение для человечества и в противоположность воинской профессии воплощавшая мир и благоденствие, возводится здесь в высшую сферу и пребудет там во веки веков.
Попытаемся теперь по следам этого события подняться в миры тех переживаний, где возвещается тайна внутреннего водительства. Первое переживание обозначено словами: «Овцы Мои слушаются голоса Моего», «Я… знаю Моих и Мои знают меня». В других новозаветных писаниях тоже встречается это переживание глубокого «познания». «А тогда познаю, подобно как я познан». Платон говорит, что всякое истинное познание основано на узнавании того, что душа пережила в горнем мире еще до рождения. Познание, о котором здесь идет речь, находится еще одной ступенью выше. Та единственная в своем роде любовь, что просыпается в нас ко Христу, если нам хоть раз удалось увидеть Его таким, каков Он есть, возникает оттого, что мы понимаем: «Вот истинная наша сущность, какой она должна быть! Вот наше божественное «Я»!» Человек испытывает это переживание во всякое мгновение, когда видит Христа таким, каков Он есть в действительности. Но хорошо бы довести все это до своего сознания, для чего служит следующая медитация. Ее можно начать с попытки представить самих себя в свете Христовом, такими, какими мы, собственно, задуманы. Тогда «познание», глубже которого ничего нет, низойдет на нашу душу. И вспыхивает божественная идея нашего существа. Высвечивается наше истинное «Я». Словно на алмаз, лежавший в темноте под землей и камнями, упал солнечный свет — так приветствуют друг друга Христос и наше истинное «Я». Они сияют единым светом, как алмаз и солнце. Посредством этого образа можно медитировать над истиной: «Я… знаю Моих, и Мои знают Меня». Это впечатление может усилиться до переживания: никто не знает меня по имени, кроме Христа; я был сокрыт даже от самого себя, пока Он не позвал меня по имени. Но теперь я знаю себя или, во всяком случае, имею догадку о себе и знаю, что я познан. Когда я думаю о Христе, я думаю и о своей лучшей сущности; а когда я думаю о своем истинном «Я», то во мне одновременно вспыхивает Христос, в котором оно сокрыто. «Ему придверник отворяет» — и в нас действительно есть придверник, который отворяет только Христу. Мы остаемся «заперты», пока Он не придет. Всегда, когда мы делаем действительно правильное для нас, это происходит на основании подобного глубокого «познания».
На испытавшего это нисходит неописуемое чувство защищенности. Словно до сих пор ты был на чужбине, и теперь пастырь, о котором говорится в притче из Евангелия от Луки, нашел пропавшую овцу и взял ее на плеча. Ты и не знал, как прежде заблуждался и каким защищенным можно чувствовать себя в мире. «И не погибнут вовек, и никто не похитит их из руки Моей». Но так будет, лишь когда ты услышишь водительный голос. Иначе тут же вновь возникнет чувство полной потерянности. А ты и не догадывался, что все время жил в этой потерянности.
Следующим после защищенности будет чувство надежного водительства. Оно целиком исходит изнутри. Нам не стоит ждать какого‑либо внешнего водительства, выраженного в знамениях и знаках. А там, где они как будто бы имеют место, надобно проверить их самым тщательным образом. Водитель живет внутри нас. И мы уже ни на мгновение не лишимся твердого указания, едва только расслышим в хаосе внутренних голосов голос водительства. В будущем люди научатся совершенно по–другому слушать этот звучащий в душе голос. Христос сказал, что будет жить в нас. Тогда всякий пожелает всегда идти под этим водительством. Но идти трудно. И все‑таки бодрственное, чистое вслушивание вовнутрь вскоре выведет нас на удивительно надежные жизненные пути.
В конце концов к нам приходит чувство величайшего богатства. Мы вступаем в благодатный мир, где начинается уверенное развитие. «Я даю им жизнь вечную». И мы знаем: здесь цветут истинные пажити души. И все сады горних миров отворяются.
Если в предыдущей медитации мы слышали «Я есмь» Христа перед собой, так что оно становилось дверью, в которую мы проходим, то теперь мы слышим его как бы позади нас и над нами. Когда мы обращаемся к этому «Я есмь» с каким‑нибудь важным для нас частным вопросом, нам иной раз кажется — коль скоро у нас хватит терпения подождать, пока это «Я есмь» станет достаточно сильным, — будто из этого «Я есмь» доносится голос, который нас ведет, взывая к нашей истинной сущности, любовно оберегаемой им и лелеемой. В том, что мы не слышим этого голоса, большей частью виновата нехватка мужества. Мы боимся, что голос скажет нам что‑нибудь такое, чего мы все‑таки не хотим делать. Этот страх заглушает в нас голос Христа.
В восточных мирах искали «учителя». Но он находился вне человека. В западных мирах человек имел водительство внутри себя. Но водительство осуществляло не высшее «Я», не божественный учитель. И вновь в возвещении Христа Иоаннова Евангелия мы видим соединение распадающихся миров и возвышение их через дар Христова «Я».
Но главное в этой медитации — удерживать в сознании, что именно там, где Христос говорит о водительстве, Он утверждает, что Своим водительным чином обязан лишь силе Своего самопожертвования; с одной стороны, Он указывает на Отца: «Я и Отец — одно», а с другой стороны, именно здесь говорит о людях: «вы боги» (Ин., 10: 34). Мы не можем останавливаться тут на всех подробностях. Но мы должны знать о настрое, составляющем основу этого глагола Христова, и быть способны оживлять его в себе.
Самое важное здесь то, что с каждым разом нам будет все яснее, как благодаря этому меняется весь наш мир. Куда бы мы ни посмотрели, отовсюду сияет нам навстречу божественное «Я». Когда мы смотрим вниз (хлеб есть представитель этого царства), на нас взирает «Я», отдающее нам свою жизнь. Когда мы смотрим вверх (свет есть пророк этого мира), на нас смотрит «Я», допускающее нас к участию в своей жизни. Когда мы смотрим наружу, мы открываем для себя божественный луч в ближних, приглушенное «Я в Отце». А когда мы смотрим вовнутрь, позади нас во всем своем величии вновь встает божественное «Я». Повсюду возносятся миры света.
