Сергей Зарин - Закон и Евангелие по учению Господа в Евангелии Матфея гл. V, ст. 13-48
Некоторые считают ограничение Мф. παρεκτὸς λόγου πορνείας и εἰ μὴ έπί πορνείᾳ (или μὴ ἐπί πορνείᾳ) XIX, 9, не принадлежащими Господ[67] — на том главными образом основании, что в параллельных (Мф. XIX:9) Мф. передачах (Марк X:11–12 и Лк. XVI:18) такого ограничения не имеется, и мысль о недозволительности развода выражена со всею безусловностью. Однако естественнее предполагать, что евангелисты Марк и Лука опустили указанное ограничение, ибо оно могло ослаблять в представлении их читателей силу учения Господа о недозволительности произвольного расторжения брака. Такого впечатления не могло получаться у первоначальных читателей Матфея, понимавших изречение с точки зрения закона, по коему прелюбодеяние наказывалось смертью. Каковы бы ни были нравы в современной Христу наличной действительности, суровый закон не был отменен (ср. Иоан. VIII:5), и изречение Господа, вводящее это единственное исключение, по своему тону и впечатлению, не теряло характера безусловного воспрещения всякого произвольного развода.
Таким образом, Господь в 32 ст. заканчивает раскрытие вопроса: кто преступает седьмую заповедь, на этот раз в отношении к закону о разводе — но не дает ответа на вопрос в каких случаях или в каких формах развод узаконен или запрещен.
Вторым примером безусловного запрещения в царстве Христовом того, что в Ветхом Завете разрешалось условно и ограничительно, — представляется далее (ст. 33–37) клятва. Πάλιν ἠκούσατε ὅτι ἐρρέθη (ἐρρέθη LTr) τοῖς ἀρχαίοις, Οὐκ ἐπιορκήσεις, ἀποδώσεις δὲ τῷ Κυρίῳ τούς ὄρκους σου· ἐγώ δέ λέγω ὑμῖν μὴ ὀμόσαι ὅλως· μήτε ἐν τῷ οὐρανῷ ὅτι θρόνος ἐστὶν τοῦ θεοῦ· μήτε ἐν τῇ γῇ ὅτι ὑποπόδιόν ἐστιν τῶν ποδῶν αὐτοῦ· μήτε εἰς Ἱεροσόλυμα, ὅτι πόλις ἐστὶν τοῦ μεγάλου βασιλέως· μήτε ἐν τῇ κεφαλῇ σου ὀμόσῃς, ὅτι οὐ δύνασαι μίαν τρίχα λευκὴν ἢ μέλαιναν ποιῆσαι (ποιῆσαι ἢ μέλαιναν LTTrWH). ἔστω (ἔσται LWH marg. R, marg) δὲ ὁ λόγος ὑμῶν, ναὶ ναί οὒ οὔ· τὸ δὲ περισσὸν τούτων ἐκ τοῦ πονηροῦ ἐστιν.
Паки слышасте, яко речено бысть древним: не во лжу кленешися, воздаси же Господеви клятвы твоя. Аз же глаголю вам не клятися всяко: ни небом, яко престол есть Божiй: ни землею, яко подножие есть ногама Его: ни Iерусалимом, яко град есть великаго Царя: нижé главою твоею кленися, яко не можеши власа единаго бела или черна сотворити: буди же слово ваше: ей, ей: ни, ни· лишше же сею от неприязни есть.
Хотя ἐπιορκεῖν (кленешися) в Новом Завете встречается только здесь, однако представляет собою настоящее греческое слово, которое означает вообще: ложно клясться, т. е. — как давать ложную клятву, так и нарушать данную клятву, не выполнять клятвенного обещания. Здесь следует понимать это выражение также в общем смысле, т. е. разуметь оба указанные момента; последний еще особенно выдвигается во второй части предложения с положительной стороны, где говорится, что закон обязывает исполнять данные Господу клятвенные обеты. Ἀποδιδόναι соответствует еврейскому schillêm, каковое означает отдавать, уплачивать обещанное. Самих слов буквально в законе мы не находим, но они точно выражают общий смысл различных предписаний закона, с одной стороны, заповедующих точное и охотное исполнение данных Господу клятв и обетов (Чис. XXX:3; Второзак. ХХIII, 21–23), а с другой — запрещающих произносить имя Иеговы во лжи, клясться ложно Его святым именем (Исх. XX:7; Второзак. V:11, Лев. XIX:12). В следующих словах, определяя, что в этом отношении требуется от христиан, Господь имеет в виду не только эти предписании закона, но — вместе с тем — и те толкования, какие они получили у иудейских книжников, а также — основывающуюся на них иудейскую практику. Боясь употреблять при клятвах святейшее и страшное имя Иеговы, современные Господу иудеи клялись небом и землею, Иерусалимом, храмом, золотом храма и т. д. (ср. Мф. XXIII, ст. 16 след.), а учители народа изощрялись в различении многих клятвенных формул по степени их обязательности, причем касательно некоторых — по их суждению, менее важных — формул утверждали, что они совершенно лишены обязательной сил[68]. В противоположность не только этим превратным толкованиям закона, но и самому разрешению клятвы в Ветхом Завет[69], запрещающему лишь ложные клятвы и клятвопреступления, — Господь совершенно запрещает клятву: λέγω ύμῖν μή ὀμόσaι ὅλως· μήτε ἐν τῷ οὐρανῷ… Всякие попытки ослабить в данном месте энергию ὅλως, означающего «вполне», «совершенно», «всецело» (у Иринея, IV, 24, 1 и в кодексе k in totum; вульг. omnino; др. слав, отинуд, отинудь; в Конст. Ев. 1383 г. отнудь всяко; в Евв. XV–XVII вв. всяко, всеко), — не достигают цели. И по аналогии с 1 Кор. XV:29, где ὅλως относится к глаголу с отрицанием (εἰ ὅλως νεκροὶ οὐκ ἐγείρονται) и имеет значение «вовсе», «совершенно», «совсем», — названное наречие и в настоящем случае характеризует безусловную значимость μή ὀμνύνaI, не предполагающую каких-либо исключений (εἰς ἅπαν). Ὅλως противополагается не отдельным каким-либо клятвенным формулам, но ἐπιορκεῖν ст. 23. В отдельные виды клятвы — и притом ложной, — но клятва (понимаемая в строгом и точном смысле поставления того или другого предмета или лица в качестве залога) вообще запрещается
Господом. Однако, некоторые обращают внимание на то, что союз μήτε (ни), посредством коего присоединяется к μή ὀμόσaι ὅλως запрещение некоторых отдельных видов клятвы, является разделительным, тогда как при помощи μηδέ к предшествующему присоединяется нечто особо, вновь. В виду этого полагают, что ὅλως заключает в себе лишь совокупность того, что далее расчленяется на свои составные части, — т. е. клятву небом, землею и т. д. Так истолковывает данное место Евангелия уже блаженный Иероним; из позднейших — Ewald, Tholuck, Keim. Однако грамматически такое различение указанных союзов не имеет безусловной силы (ср., напр., Апок. IX:21, где посредством οὔτε, а не οὐδέ присоединяются к предшествующему новые понятия), а по смыслу никак нельзя согласиться, чтобы ὅλως исчерпывалось указанными explicite видами клятвы и исключало клятву Самим Господом Богом. Ведь запрещаемые Иисусом Христом определенные виды клятвы потому именно и запрещаются, что в них имя Божие хотя прямо и не называется, однако по существу подразумевается или — во всяком случае — должно подразумеваться. Как же можно исключить из объема ολω; имя Божие, произносимое прямо и неприкровенно, если запрещаются такие виды клятвы, в коих отношение к Богу и к Его святому имени только подразумевается, — и запрещаются собственно ради этого обстоятельства? По учению Господа, и клятва небом и землею столь же священна и должна внушать не меньший трепет и страх, как и клятва живым Богом, ибо по Ис. LXVI:1 Сам Бог называет небо Своим престолом, а землю — подножием ног Своих, т. е. «на небе» совершается высшее и полное откровение славы Божией, отблеск коей простирается и на землю (ср. Деян. VII:49; Пс. XVIII:1–7). Священна также клятва Иерусалимом, ибо он — «святой город» (Мф. IV:5), единственное в Ветхом Завете место истинного богопочитания (Иоан. IV:20) или — как выражается Господь применительно к Пс. XLVII:3 — «город великого Царя» (ср. Пс. LXXXVI:3; Тов. XIII:19), Бога Израилева (Пс. XL V:5; XLVII, 2. 9). Иное, по видимому, дело, — когда человек клянется самим собою, или какими-либо отдельными — естественно — наиболее дорогими и ценными частями своего организма, например, головой (что здесь — пример уже другого рода клятвы, — это показано и оттенением последнего члена предложена через повторение глагола в иной форме όμόσῃς). Человек обычно бывает склонен мыслить себя в этом отношении полноправным господином и распорядителем своей жизни, как и других предметов своего обладания (ср. Мрк. VI:23). Но неправильность и нечестие такого образа мыслей открываются уже из того, что человек по собственной воле не в силах изменить натурального цвета своего волоса из черного в белый (например, в юности) или из седого в черный (в старости). Бог сотворил телесный организм человека как орудие богоподобного духа (Быт. I:26–27; II, 7), и обязанностью христианина посему является прославление Бога и в теле своем и в душе своей, кои суть Божии (1 Кор. VI:20). Между тем, в клятве человек считает себя в праве распоряжаться собою, своею головой и под., как полною своею собственностью, забывая о долге всецелого подчинения Богу и факте зависимости от Него (ср. Иак. IV:13–16). Ясно, что здесь клятва разумеется не в смысле «призывания во свидетели», а в смысле залога. Человек, клянущийся головою и другими самыми дорогими и необходимыми органами своего тела, в этих предметах предлагает ручательство истинности своих слови гарантию верности своих обещаний, выражая готовность и обязательство лишиться их, в случае нарушения клятвы. Касательно последнего вида клятвы («головой») этот смысл признают даже те экзегеты, которые вообще отстаивают понимание клятвы, как свидетельствование кем-либо и чем-либо (напр., Tholuck). В этом случае характерными оказываются уже самые предлоги, управляющие объектами клятвы, — словами, показывающими, чем именно человек клянется. Κατὰ, εἰς, έν, употребляемые обычно в таких случаях (Евр. VI:16; Мф. V:34–36; Мф. XXIII:16 след.), указывают собственно на телесное прикосновение к предмету (Tholuck), когда клянущийся возлагает руку свою на тот предмет, который он предлагает в виде залога и гарантии. Конечно, это разумеется лишь по отношению к некоторым предметам (напр., к собственной голове и под.), о других же мыслится и говорится лишь метафорически, но сущность дела остается неизменною в том отношении, что человек, свидетельствуя свое касательство и заинтересованность в тех или других предметах, обязуется отдать их, лишиться их, в случае нарушения клятвы. Конечно, небо и земля могли призываться — и призывались (Второзак. XXXII:1; Ис. I:2) — просто во свидетельствование истины, но это — не та клятва, о коей говорит Господь в данном случае, ибо конструкция сохраняется при всех указаниях видов клятвы одна и та же, да и по смыслу предполагается, что всеми указанными для примера предметами человек распоряжаться не имеет права, — чего собственно и не бывает, когда лица и предметы благоговейно призываются лишь во свидетели истинности уверения. Несомненное подтверждение такого понимания клятвы мы находим у свв. отцов церкви, например у св. Григория Богослова и св. Иоанна Златоуста.
