Екатерина Каликинская - Святитель Лука: факты, документы, воспоминания
Он был строг к себе и к своей пастве. А вот с людьми неверующими никогда не спорил, не впадал в гнев, был мягок и доброжелателен. Когда вскоре после принятия сана ташкентская студентка-практикантка Капа Дренова говорила ему, что он «кокетничает рясой», он только молча улыбался. «Зная многих нас как безнадежных безбожников, он никогда нам ничего не проповедовал, не агитировал, не стремился наставить на путь истинный», – писал его коллега Л.В. Ошанин. Однажды в 1926 году, встретив Ошанина с женой и дочерью, запросто пожал всем руки и, улыбаясь, сказал: «Здравствуйте, здравствуйте. Целое безбожное семейство по улице идет, и как только земля терпит».
Он считал неверующих слепцами, убогими и испытывал к ним только сострадание. Коллегам запомнилось его сравнение большевиков с дальтониками, неспособными различать цвета.
«Неустанно возвещая слово истины во всех храмах земли нашей Таврической…»
Назначенный владыкой в Симферополь, архиепископ Лука приложил все свои силы, чтобы навести порядок в Крымской епархии, а ее состояние в ту пору было ужасно. «По воскресеньям и даже праздничным дням, – писал он, – храмы и молитвенные дома почти пустуют. Народ отвык от богослужений, и кое-как лишь сохраняется обрядоверие. О венчании браков, об отпевании умерших народ почти забыл. Очень много некрещеных детей. Причина отчуждения людей от Церкви… лежит в том, что верующие лишены возможности посещать богослужения, ибо в воскресные дни и даже в Великие Праздники в часы богослужений их принуждают исполнять колхозные работы или отвлекают от церкви приказом привести скот для ветеринарного осмотра, устройством так называемых “воскресников”».
Он неустанно проповедовал, служил строго по уставу, несмотря на то что силы его уже были не те, что в молодости. Внучатый племянник Николай Николаевич Сидоркин рассказывал: «На первом совещании благочинных он передал всем приходам, что не принимает никаких приношений, просил не устраивать ему пышных встреч, потребовал строгого соблюдения канонических правил, а в случае нарушения грозился применить взыскания: перемещение, увольнение за штат, понижение в сане и даже снятие сана. Не откладывая, он занялся улучшением служения в Крымской епархии, объезжая приходы, выступая в восьми городах и селах с большими, полуторачасовыми беседами об истории и происхождении сектантства, хлопоча о снабжении просветительской и богословской литературой, проповедуя в Симферопольском соборе на догматические темы… По правде сказать, по-настоящему духовных людей в Церкви в то время было мало, многие были малодостойны своего служения – кто пьяница, кто старался набрать денег побольше, потому что жизнь была у них трудная, много налогов, поборов. Владыка был очень недоволен такими пастырями, запрещал нередко служение, переводил в другие приходы, там возникали свои клики, неприятности церковные преследовали его. Дедушка должен был во всем разбираться, когда кто-то кого-то выживал из священников, а он вел прием и разбирал все эти ситуации. Я сначала не видел этого, потому что он принимал в маленькой своей комнате, где все было очень скромно, бедно – только кровать и тумбочка с умывальником. А на выездах я его сопровождал, мелкие церкви деревенские еще были не закрыты, под Симферополем были еще тогда такие, их потом закрыли. Большие соборы – в Керчи, в Ялте – слава Богу, не тронули, и его там всегда принимали хорошо, с большим почтением, но потом начинались разборы церковных дел, и часто это было неприятно и тяжело для него. К обязанностям своим относился он неукоснительно и ревностно, служил каждую субботу и воскресенье, не говоря уже о праздниках. И регулярно совершал поездки по епархии. Время было послевоенное, по Крыму с его разбитыми дорогами добраться до дальних деревень было нелегко, но владыка хотел, чтобы архиерея видели не только в Симферополе. На стене у него висела карта Крыма и крестами были отмечены приходы, сначала их было много. Но самым большим горем этого пожилого больного человека было уменьшение числа этих крестов».
Вскоре в Крыму люди вновь пошли к нему за советом и помощью, с вопросами, как жить дальше, к чему стремиться, где найти путь к Богу.
Вот рассказ раненого врача, обратившегося к нему в Симферополе за помощью. Владыка внимательно выслушал его исповедь, вникая во все жизненные обстоятельства, а потом сказал: «Истинный путь к Богу пролегает только через Христа. Я думаю, сколько людей, столько и путей к Богу. У каждого свой путь. В наше время он намного труднее… Ведь мы живем в стране, где “Бог” пишется с маленькой буквы, а КГБ – с большой. Современному человеку пройти по водам невозможно. Уж если апостол Петр тонул в море, то мы все в этом житейском море барахтаемся, как котята. Не стремитесь совершать великие подвиги и дела. Не всякий на это способен. От неудач возникает разочарование и апатия. Прежде всего будьте добросовестны в малом, и Бог, видя ваше старание в малом, подведет вас и к большому делу».
Он посоветовал врачу уехать в деревню, подарил Библию и не забыл осмотреть больную ногу, дав несколько ценных советов по лечению. Встреча с владыкой изменила жизнь этого неверующего человека, он стал на путь христианства.
Святителю Луке была чужда религиозная нетерпимость, он говорил: «Относитесь бережно ко всякой чужой вере, никогда не уничижайте, не оскорбляйте». Вместе с руководителем Крымской археологической службы профессором Шульцем он пытался защитить армянскую церковь XIV века, расположенную на дороге из Симферополя в Старый Крым. Спасти храм не удалось, профессор получил взыскание и едва не лишился партбилета. В личном же деле владыки Луки, которое продолжало исправно пополняться в МГБ, добавилось еще несколько листов.
Но вот пришло хрущевское время гонений на веру. Церкви закрывали, разоряли, все ценности из них свозили в другие, сохранившиеся церкви и в канцелярию епархии – иконы, богослужебные книги, предметы церковной утвари.
Н.Н. Сидоркин вспоминал: «Бывало, дедушка говорил: “Опять всю ночь не спал из-за неприятностей с уполномоченным”. А здоровье его все слабело. Около 1956 года наступила полная слепота. И все же владыка продолжал исправлять службу». Это еще одно из чудес его жизни. Протоиерей Евгений Воршевский, сослуживший ему, вспоминал: «Кто не знал о слепоте владыки, тот не мог бы и подумать, что совершающий Божественную литургию архипастырь слеп на оба глаза. Архиепископ Лука касался осторожно рукой дискоса, благословлял Святые Дары… не задевая их ни рукой, ни облачением… Все тайные молитвы владыка читал на память… Мы смотрели на все это как на проявление Божиего водительства, умудряющего и слепцы». Сам он принял слепоту свою смиренно, как еще один крест: «Господь Бог сам позаботился… и мое тяжелое положение облегчил… Я принял Божию волю быть мне слепым до смерти, и принял спокойно, даже с благодарностью Богу». Святитель учился передвигаться ощупью, ощупью подписывать епархиальные бумаги и писал по этому поводу патриарху: «Для моей ахиерейской деятельности слепота не представляет полного препятствия, и думаю, буду служить до смерти».
Так и случилось. В последние годы, по воспоминаниям внучатых племянников, служить ему было очень тяжело физически, почти невыносимо: «Дома рубашку снимаем – хоть выжми, под снятыми бинтами на ногах – глубокие рубцы, черные голени с блеском. Только вера в Господа давала силы выстоять».
«Сладостью писаний твоих насыщая вся алчущие и жаждущие правды…»
В конце службы владыка всегда произносил чудесную, полную глубоких мыслей и горячих чувств проповедь. Ему был дан Господом дар благовествования слова Божия. Прихожане и те, кто специально приезжал послушать его, уходили после службы глубоко потрясенные, многие со слезами.
Властям это не нравилось. Совет по делам Русской Православной Церкви в докладной в Совет Министров в 1949 году архиепископа Луку охарактеризовал так: «Реакционер и большой фанатик, стремящийся к разжиганию религиозности». В марте 1949 года патриарх Алексий I провел с ним беседу и сделал замечания по поводу проповедей. В ответ на это архиерей сказал: «Я считаю своим долгом как можно чаще проповедовать слово Божие, потому что вижу, как оно действует на людей. Уже собор всех не вмещает, кто хочет послушать меня. Сколько подростков окружает меня! Сколько комсомольцев и комсомолок причащается! Сколько интеллигенции приходит послушать меня! Я объясняю Евангелие и апостольские послания. В них есть немало того, что неприятно неверующим, но я ничего не пропускаю из слова Божия и считаю, что я должен говорить не только приятное, но и неприятное, чтобы заставить людей задуматься над тем, куда они идут. Конечно, я характеризую материализм с надлежащей стороны, как это ни горько слушать атеистам». Однако по настоянию патриарха он согласился ограничиться Святым Писанием и проповедовать только по воскресеньям и большим праздникам.
