Екатерина Каликинская - Святитель Лука: факты, документы, воспоминания
«Гонимый из града в град и клеветы терпя…»
В Сибири, за полярным кругом, всюду, куда забрасывала его судьба, святитель Лука продолжал свое церковное служение, а его врачебное призвание – единственное, что осталось от прошлой жизни – также служило Господу, привлекая к Нему сердца людей.
Епископ Лука в Сибири
Он помнил: «Блаженны изгнанные правды ради», и безропотно переносил заточение и изгнание за Святую Церковь Христову.
Во время ссылки в Туруханском крае епископ-врач Лука (Войно-Ясенецкий) оказывал врачебную помощь больным, а в воскресные и праздничные дни служил и проповедовал в церкви закрытого мужского монастыря в селе Монастырском. «В Туруханске был закрытый мужской монастырь, – вспоминал епископ Лука, – в котором все богослужения совершались стариком священником. Он подчинялся красноярскому живоцерковному архиерею, и мне надо было обратить его и всю туруханскую паству на путь верности древнему Православию. Я легко достиг этого проповедью о грехе великом церковного раскола: священник принес покаяние перед народом, и я мог бывать на церковных службах».
Богослужения и проповеди епископа Луки стали поводом для нового ареста и обвинения в антисоветской деятельности, для новой ссылки – на Ледовитый океан.
Провожали любимого епископа не только жители города, но и прихожане из дальних мест Туру ханского края. В благодарность они соорудили ему возок, крытый коврами, хотя по енисейскому зимнику обычно передвигались в открытых нартах. Святитель вспоминал: «Настал долгожданный день отъезда… Я должен был ехать мимо монастырской церкви, стоявшей на выезде из Туруханска, в которой я много проповедовал и иногда даже жил. У церкви меня встретил священник с крестом и большая толпа народа. Священник рассказал мне о необыкновенном событии: по окончании литургии в день моего отъезда вместе со старостой он потушил в церкви все свечи, но когда, собираясь провожать меня, вошел в церковь, внезапно загорелась одна свеча в паникадиле, с минуту померцала и потухла. Так проводила меня любимая мною церковь из Туруханска в Красноярск… Тяжкий путь по Енисею был светлым архиерейским путем, о котором при отходе последнего парохода предсказал мне Сам Бог словами псалма тридцать первого: “Вразумлю тя и наставлю тя на путь сей”. Мой путь по Енисею был поистине архиерейским путем, ибо на всех тех остановках, в которых были приписные церкви и даже действующие, меня встречали колокольным звоном, и я служил молебны и проповедовал. А с самых дальних времен архиерея в этих местах не видали».
«И близ смерти быв, рукою Божию сохранен…»
Не все испытания давались святителю легко: он, как и всякий человек, терпел искушения, но Господь не оставлял своего избранника. «Я впал в уныние, – вспоминал святитель, – и однажды, в алтаре зимней церкви, которая сообщалась дверью с летней церковью, со слезами молился пред запрестольным образом Господа Иисуса Христа. В этой молитве, очевидно, был и ропот против Господа Иисуса… И вдруг я увидел, что изображенный на образе Иисус Христос резко отвернул Свой пречистый лик от меня. Я пришел в ужас и отчаяние и не смел больше смотреть на икону». Епископ снова стал читать Апостол, и в его строках увидел обещание об освобождении…
Были и другие чудесные знаки, которыми Господь укреплял Своего избранника. В Енисейске однажды перед литургией он увидел в комнате престарелого монаха Христофора, прибывшего из Красноярска, потому что «народ не хочет иметь общения с неверными священниками и решил послать его в город Минусинск, верст за триста к югу от Красноярска, где жил православный епископ». Монах признался, что как будто неведомая сила влекла его в Енисейск. Увидев вошедшего в комнату епископа Луку, старик буквально остолбенел. Святитель вспоминал: «“А почему же ты так остолбенел, увидев меня?” – спросил я его. “Как было мне не остолбенеть?! – ответил он. – Десять лет тому назад я видел сон, который как сейчас помню. Мне снилось, что я в Божием храме и неведомый мне архиерей полагает меня во иеромонаха. Сейчас, когда Вы вошли, я увидел этого архиерея!” Монах сделал мне земной поклон, и за литургией я рукоположил его в иеромонаха».
Немало сомнений и исканий было в жизни святителя. Когда его оклеветали патриаршему местоблюстителю Сергию в 1927 году, он попросился на покои и оставил на время архиерейское служение. А после обрушившихся на него несчастий – аварии, в которую попал сын, болезни глаз – случилось чудесное событие. «Я стоял в алтаре. Когда приблизилось время чтения Евангелия, я вдруг почувствовал какое-то непонятное, очень быстро нараставшее волнение, которое достигло огромной силы, когда я услышал чтение: “Симоне Ионин, любиши ли Мя пане сих?… Паси овцы Моя…” — я воспринял с несказанным трепетом и волнением, как обращение не к Петру, а прямо ко мне. Я дрожал всем телом, не мог дождаться конца всенощной… Еще в течение двух-трех месяцев, всякий раз, когда я вспоминал о пережитом, при чтении одиннадцатого Евангелия, я снова дрожал, градом лились слезы из глаз».
«Пастырю добрый, душу свою готовый положить за овцы своя…»
Святитель Лука всегда пламенно служил Богу и людям. В 1930-е годы он сознательно готовил себя к мученическому венцу. «Весной 1930 года стало известно, что и Сергиевская церковь предназначена к разрушению. Я не мог стерпеть этого, и когда был назначен страшный день закрытия, я принял твердое решение: отслужить в этот день литургию и после нее, когда будут должны явиться враги Божии, запереть церковные двери, сложить грудой на средине церкви все крупнейшие деревянные иконы, облить их бензином, в архиерейской мантии взойти на них, поджечь бензин спичкой и сгореть на костре… Я думал, что мое самосожжение устрашит и вразумит врагов Божиих и остановит разрушение храмов. Однако Богу было угодно, чтобы я не погиб в самом начале моего архиерейского служения: закрытие церкви было отложено… в тот же день меня арестовали. В своей знаменитой пасхальной проповеди Иоанн Златоуст говорит, что Бог не только “дела приемлет”, но и “намерения целует”. За мое намерение принять смерть мученическую да простит мне Господь Бог множество грехов моих!»
Четыре раза святителя арестовывали за антисоветскую деятельность. Однажды ему пытались приписать даже уголовное дело, пособничество убийце, когда он, пытаясь помочь своей прихожанке, жене профессора Михайловского, написал справку, что ее муж психически болен, что было правдой. Справку должен был дать психиатр, профессор-хирург Войно-Ясенецкий не имел права этого делать, но он готов был «жизнь положить за други своя». Марк Поповский писал, как советская идеологическая машина попыталась воспользоваться этим случаем и замарать честное имя хирурга-архиепископа. По материалам этого дела были написаны роман «Грань» Михаила Борисоглебского и пьеса Константина Тренева «Опыт», поставленная в театре Завадского, а затем пьеса Бориса Лавренева «Мы будем жить!». В них епископ Лука, конечно, под вымышленными именами, выступал в роли антигероя, душителя науки, исчадия ада и разговаривал на церковнославянском языке. У святителя Луки, к счастью, не было времени читать подобные измышления. Благодарность же верующих людей и спасенных пациентов сопровождала его всю жизнь.
«Исцеляя недуги и раны вождей и воинов отечества земного, непамятозлобием и любовию удивляя всех творящих ти напасти…»
Когда началась война, политзаключенный епископ Лука сразу послал телеграмму на имя председателя Президиума Верховного Совета М.И. Калинина: «Я, епископ Лука, профессор Войно-Ясенецкий, отбываю ссылку в поселке Большая Мурта Красноярского края. Являясь специалистом по гнойной хирургии, могу оказать помощь воинам в условиях фронта или тыла, там, где будет мне доверено. Прошу ссылку мою прервать и направить в госпиталь. По окончании войны готов вернуться в ссылку. Епископ Лука».
Епископ Лука с персоналом эвакогоспиталя в Красноярске
И в июле святителя назначили главным хирургом эвакогоспиталя в Красноярске, где он сразу взвалил на себя нечеловеческую нагрузку. В декабре 1942 года он писал: «…Уже четыре недели я не работаю вследствие очень тяжелого переутомления, главным образом мозгового. Три недели пролежал в больнице крайкома, теперь лежу у себя на квартире. Врачи говорят, что по выздоровлении я не должен работать больше четырех часов и не делать больше двух операций. А до сих пор я работал до восьмидевяти часов и делал четыре-пять операций…»
В эти дни в его жизни случилась огромная радость: «Священный Синод при Местоблюстителе Патриаршего престола митрополите Сергии приравнял мое лечение раненых к доблестному архиерейскому служению и возвел меня в сан архиепископа». Своему старшему сыну, который гордился отцом как врачом и ученым и не понимал его служения Церкви, святитель Лука писал: «Помни, Миша, мое монашество с его обетами, мой сан, мое служение Богу для меня величайшая святыня и первейший долг… А в служении Богу вся моя радость, вся моя жизнь, ибо глубока моя вера… Однако и врачебной, и научной работы я не намерен оставлять… Даже если бы не изменилось столь существенно положение Церкви, если бы не защищала меня моя высокая научная ценность, я не поколебался бы снова вступить на путь активного служения Церкви. Ибо вы, мои дети, не нуждаетесь в моей помощи, а к тюрьме и ссылкам я привык и не боюсь их… О, если бы ты знал, как туп и ограничен атеизм, как живо и реально общение с Богом любящих Его…»
