Луис Броули - Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти
— Мы можем поговорить о намерении?.. — спросил Бом.
— В этой области мысль абсолютно бесполезна, — прервал его Юджи.
Сколько людей приходило и уходило прочь, потому что «ничего не происходило». И тем не менее в тысячах мельчайших мгновений, не связанных между собой событий, о которых он всегда говорил, жизнь проглядывала сквозь прорехи в разорванной завесе мысли: он без устали взрывал само основание мысли. Об этом замечательно сказал Нисаргадатта: «Духовность — это не более чем распознавание этой игры сознания — попытайтесь найти, в чём подлог, отыскав его источник». Могу представить, что на это сказал бы Юджи: «Сознания не существует, источника не существует и духовности не существует! Слово „дух“ означает всего лишь дыхание!»
Он постоянно спрашивал: «Что мы здесь делаем?»
Махеш называл Юджи «разрушителем историй». Это имя идеально ему подходило. Как кинорежиссёр, Махеш знал основные правила, которые нужно было соблюдать, чтобы фильм имел успех: главный герой должен был преодолеть все невзгоды и прийти к победе. Убери это, и фильм никто не будет смотреть. Прекрасная метафора, иллюстрирующая функционирование личности. На этом простом уравнении держится вся структура общества, вся наша реальность. Неудивительно, что история повторяет сама себя, она другого пути не знает. Если бы она не повторялась, она бы не существовала. Как говорит Юджи, если бы у нас не было проблем, мы бы их обязательно придумали, чтобы убедить себя в том, что мы существуем.
В ранних записях тема «старика» Джидду Кришнамурти всплывала очень часто. «Переживание в области мыслительного процесса, о котором говорил Джидду Кришнамурти, оказывает огромное влияние. Это начало, понимаете? Это начало. И ваш взгляд на вещи, ваш стиль жизни меняется — таково его влияние». (Плёнка № 7)
В старых записях многие его утверждения явно противоречили нынешним высказываниям, но было полно и тех, что не изменились за сорок лет. При этом нельзя сказать, что он хоть сколько-нибудь изменил свою точку зрения.
«Год за годом они приходят слушать Джидду Кришнамурти, потому что им это доставляет удовольствие. Это не поможет».
А как же он сам? Он рассказывал о вызванном умом состоянии самадхи, пережитом им под навесом, и о случившихся с ним ранее мистических переживаниях, от которых потом отказался. В разговоре он немного затрагивал свою жизнь «до»: «Люди считали меня очень легкомысленным человеком. Но, знаете, внутри меня постоянно звучал вопрос: „Что это такое?“»
Этот вопрос горел в нём постоянным пламенем и в итоге сжёг его изнутри.
«Понимаете, для большинства людей это является интеллектуальной вещью».
Когда однажды какая-то женщина сказала, что у него была уникальная жизнь, он скромно ответил, что таких жизней в Индии не так уж мало. Огромное количество людей подвергалось такому же влиянию религии, как и он, однако это никак на них не отразилось. Интенсивность ли вопрошания отделила его остальных? Или просто удача? В любом случае, как он однажды мне сказал: «Это была фортуна, а не просто везение игрока». На седьмой плёнке женщина из Англии смело его спросила: «Но, Юджи, разве вы не владеете силами? Разве вы не можете дать своего рода толчок?»
Её вопрос напомнил мне вопрос Юджи Рамане Махарши:
— То, что у вас есть, можете ли вы мне это дать?
Его ответ не слишком отличался:
— Да, у меня это есть, но это очень жестокая вещь. Говорю вам, вы бы не захотели её получить!
После паузы он продолжил:
— Это совсем не похоже на голубя, спускающегося с небес на вашу голову!
— …Природа жестока. Она не беспокоится о вашем комфорте.
— …Никто не может вам этого дать. Никто! Этот разговор ограничивает вас, и не может существовать никакого общения между вами и мной! Вы можете спросить: «Зачем же тогда разговаривать?» Потому что это наш способ существования! И разговор разрушает это!
Не важно, что и как он говорил, у меня было чувство, что слова скорее являлись средством, чем указателем на что-то важное в нас. Именно так я воспринимал его речь, его использование языка. Сейчас он стал более скандальным, но связи между тем, что он говорил, и тем, на что указывал, по-прежнему не существовало.
— Если что-то случалось с одним из монахов в Рамакришна матхе, им приходилось оставлять его там! Ничего не поделаешь!
Доказывать это не было необходимости. Даже поведение Рамакришны стало причиной многих проблем в храме Дакшинешвара.
Дальше шли рассуждения о том, что западные религии уничтожали саму возможность человека войти в это состояние, потому что в их системе верований для этого не было места. Вместо того чтобы вешать или сжигать таких людей на костре, в Индии их обычно оставляют в покое и, прежде чем вынести суждение, некоторое время относятся к ним как к безумным. Даже в Индии выживание такого человека зависит от удачи и случая. Существует масса историй великих святых Индии, которых в своё время поносили и игнорировали, но эти истории обычно заканчивались появлением кого-нибудь, кто объявлял этого явно помешанного человека святым, а не появлением священника, называвшего его воплощением дьявола.
Эббот и Костелло в лице Юджи и Рэя продолжали вести свои бредовые диалоги. Как обычно, каждое утро начиналось с абсолютно несуразного разговора.
— Что такое слово? — требовал Юджи.
— Реальное рационально, а рациональное реально… — уходил в метафизику Рэй.
— Существует ли что-либо реальное?
— Дасэр! — Рэй переключал на нейтралку.
— Все фразы идиотские? Да-а-а?
— Дасэр!
— Чего ж хвастаться?
— Дасэр!
— Как немцы?
— Абсолютно!
— Что происходит?
Юджи пробовал публику на отклик. Тишина…
— Что такое слово?
Молчание, несколько улыбок, взгляды — по большей части пустые…
— Это — слово!
Чуть позже уже не имело значения, кто, что, кому сказал. В ожидании Годо или в ожидании Бога, или лающей собаки мы шутили по поводу позднего периода Великого Юджи Кришнамурти, «окружённого мощными интеллектуалами!». Мы хохотали над нашими пустыми головами и великолепием происходящего идиотизма.
Юджи попросил прочитать, что я написал. Я начал читать свои записи на тему разговоров на старых плёнках. Я дошёл до места, где отмечал, что тогда Юджи говорил не так оскорбительно о Джидду Кришнамурти и хвалил Раману Махарши.
— Эй! Заткнись!
Я продолжал читать.
— Никто не слушает!
Кто-то засмеялся. Я всё читал. Юджи затянул свою короткую песню:
— Эй! Заткнись! Заткнись! Заткни-и-и-ись!
Это было его последнее учение…
Он сказал шумному мальчику-индийцу, перекатывавшемуся с бока на бок рядом с ним на полу:
— Эй, ударь его!
Это несколько напоминало комнату отдыха в дурдоме. С победной улыбкой на лице ребёнок направился в мою сторону. Юджи остановил его:
— Эй! Это перебор! — и улыбнулся.
Погода становилась холоднее, но день был ясным и замечательным. Тёмно-зелёные силуэты склонов Эгли и Виспил картинками накладывались друг на друга на фоне фиолетовых гор, навсегда оставляя свои отпечатки в визуальном банке памяти. После многочасового смотрения на них в окно, сосновые леса и сверкающие зелёные луга с крошечными, едва передвигающимися по ним коровами под идеально голубым небом проникали в саму структуру клеток. Неровные зубчатые края гор вслед за движущимися тенями меняли цвет от светлого к тёмному. Вместе с облаками через горы переползали и просветы солнца. Струящийся вверх по долине утренний туман создавал впечатление облака, упавшего на землю и стремившегося вновь воссоединиться с небом, пока прохладная земля вкатывалась в свою осеннюю орбиту.
Он спросил, откуда тянет холодом, и мы разожгли огонь. Подперев лицо руками, вытянув босые ноги к огню, он то и дело задрёмывал. Лакшми с девочками собиралась уезжать. Нью-йоркерша взяла с собой девочек в город, чтобы те напоследок прошлись по магазинам. Лето заканчивалось, и народу становилось всё меньше и меньше.
— Сколько сейчас времени?
— Двадцать минут одиннадцатого.
— Всего-то?
— Дасэр.
*Где бы Юджи ни находился, каждое утро звонили австралийцы из Южной Африки, чтобы сказать ему «Джей Рам», что означает «Слава Богу». Они действительно считали его Богом. По мнению Юджи, в них было больше от индусов, чем в самих индусах. Когда они звонили, он каждый раз говорил: «О господи! Они звонят каждый день, сэр!» и закрывал уши от восторга, как будто это случилось в первый раз. Диалог всегда был коротким и заканчивался его вежливым: «Спасибо за звонок». После окончания разговора, отодвинув трубку от уха, он неизменно говорил: «Они звонят каждый день! Зачем они это делают?» Телефон болтался в его вялой руке, пока кто-нибудь не клал его на место. Свернувшись в кресле, он возвращался ко сну или продолжал делать свои дела.
С того места, где я сидел на оранжевом диване, было видно отражение огня на экране телевизора. Двери и окна были наглухо закрыты, и комната скоро начала наполняться дымом. Юджи нисколько не волновали наши представления о необходимости свежего воздуха. Комната, полная дыма, доставляла ему, похоже, несказанное удовольствие. Немцы едва не сходили с ума. Когда мы пытались проветрить комнату, он обязательно просыпался.
