Екатерина Трубицина - Прогулка по висячему мостику
— Ир, ты ведь знаешь, что это не так.
— Да. Знаю. Это не так. Понимаешь, я потеряла нить привычной жизни, а новую никак не могу ухватить.
— Но ведь ты и не пытаешься!
— Да, не пытаюсь.
— А почему?
— Боюсь.
— А тебе не кажется, что эта новая нить уже давно в твоих руках?
— Может быть… А с чего ты так решил?
— Ну хотя бы потому, что иначе ты бы не нашла проход внутрь горы и не взлетела вместе с потоком света.
— Влад, неужели ты веришь, будто это случилось на самом деле?
— Ты хочешь сказать, что тебе это все приснилась? Тогда нам с Евгением Вениаминовичем приснилось, как мы тебя искали. Тебе так проще, когда ты считаешь, что это сон, ведь так?
— Да, мне так проще.
— А ты Евгению Вениаминовичу рассказывала про тропу?
— Нет.
— А почему?
— Он и так все всегда знает.
— Нет, Ира, не знает. Если б он знал, то не переживал бы так.
— Ну, пока вы меня искали, может, и не знал, а потом узнал.
— Нет, Ира, он не знает.
— С чего ты так решил?
— Когда мы тебя искали, он очень волновался, а потом так вообще места себе не находил. Он дико боится потерять тебя. Он, конечно, мало что рассказывает мне о тебе — фактически ничего, но я же не слепой! Он знает кто ты, и что теоретически может с тобой произойти, а что происходит на самом деле он, может, что и чувствует, но далеко не все.
— Влад, кто я?
— Я не знаю…
— Но мне кажется, что догадываешься…
— Догадываюсь…
— Скажи, пожалуйста.
— Ира, я не думаю, что в человеческом языке есть адекватное определение. Не человеческого ума это дело, — Влад задумался. Ира не перебивала. — Возможно, кто-то назвал бы это божественностью, святостью, но это все не то. Боги, святые это все человеческие выдумки, хоть и основанные на некоторых реалиях. Хотя, может, определения и правильные, но уж так они замусолены и настолько искажен их смысл… по крайней мере, в твоем случае они подходят лишь с большим натягом и оговорками и притом уводят в дебри человеческого невежества и тупости.
— Может, больше подходит: маги, волшебники, колдуны?
— Нет…
— Может, тогда жрецы?
— Нет… Ирка, а ты странная!
— Да неужели!?
— Нет, знаешь, серьезно! Вот только что ныла, будто от мистического взгляда на жизнь воротит, а теперь преспокойно, как ни в чем не бывало, и на полном серьезе занялась обсуждением классификации мистически мыслящих человекообразных.
— Значит, по-твоему, я отношусь к мистически мыслящим человекообразным?
— Я не помешаю вашей научной дискуссии? — Женечка показался на лестнице, ведущей из хозпомещения цокольного этажа.
— Женечка! — Ира вскочила и бросилась ему навстречу.
— Палладина, ты меня придушить решила?!
— Нет.
— Врешь! — Женечка находился в прекрасном расположении духа. — Ну что, так и будешь на мне висеть? Я, как-никак, с дороги — даже домой толком не заходил. Устал, знаешь ли!
— Садитесь, Евгений Вениаминович, а я пойду, кофе еще сварю.
— Нет, Влад, кофе мы отправим варить Ирину Борисовну Палладину.
— Что?!
— Не возмущайся, Ирочка! Кстати, можешь это сделать каким-нибудь магическим способом, не выходя из гостиной. Хотя, если честно, идея озадачить тебя бытовыми проблемами пришла мне в голову как раз с целью опустить тебя на Землю-Матушку. Ир, серьезно, свари кофе — мне с Владом посекретничать нужно, — Женечка, глядя на Иру, ехидно улыбался. — Что, обиделась?! Да издеваюсь, я, издеваюсь! Сиди, отдыхай, а мы с Владом займемся изготовлением божественного напитка.
Женечка, так и не присев, увлек Влада на кухню. Ира сидела в замешательстве. В замешательстве и от внезапного появления Женечки, но более от замечания Влада относительно своего двойственного отношения к предмету, названному им мистикой. Одна ее часть воспринимала это все как должное, а другая возмущалась и считала все это бредом. Они спорили, и ни одна не одерживала верха: «Вот это меня и выматывает. Я не могу принять себя такой, какая я есть… А какая я есть? Я не знаю! НЕ ЗНА-Ю! Или боюсь знать?». Ее размышления прервал Женечка:
— Ир, расскажи мне во всех подробностях все, абсолютно все, что произошло с тобой во время твоей поездки от начала, то есть с того момента, как мы с тобой расстались, и до сего момента включительно.
Ира вся напряглась под пристальным Женечкиным взглядом. Ее била уже хорошо знакомая ей дрожь.
— Ирка, не сопротивляйся! Я же не могу в присутствии Влада проделывать с тобой все, что мне вздумается. Ты ведь знаешь о чем я?
Женечка загадочно, многозначительно и безжалостно улыбнулся. Ире стало почти что дурно, но она взяла себя в руки и стала рассказывать. Женечка периодически перебивал ее, не давая пропустить ни одной, даже самой на ее взгляд пустяковой детали. Когда она закончила, напряжение немного отпустило.
— Ир, а теперь утихомирь ненадолго свои, кстати, совсем нелишние, рационализм с реализмом, и попробуй представить как должное, что Эриана — это твоя прошлая жизнь. Сейчас ты, можно сказать, неплохо помнишь, как тебя, то есть Эриану, сожгли. Подумай, зачем? До сих пор ведь ты задавалась совсем иными вопросами, ведь так?
— Да. Мне было интересно…
— Неважно. Попробуй сама себе ответить на вопрос «зачем?»
— Жень, мне страшно, — сказала Ира после минутного молчания.
— Хорошо, я сам отвечу, хоть ты и знаешь ответ, нужно чтобы он еще и прозвучал. Одна из причин — захватить твое ВНИМАНИЕ, чтобы оставить яркий след в твоей памяти, который неизменно в определенный момент всплывет и перекочует в сознание. Сработало! Ты вспомнила. Из спецхранов памяти можно вытаскивать все, но чем больше ВНИМАНИЯ затрачивалось на восприятие, тем эта информация доступнее в дальнейшем для сознания. А вспомнив что-то одно, потом получается вытащить и многое другое, чему уделялось гораздо меньше ВНИМАНИЯ.
— Опять ВНИМАНИЕ… меня это слово последнее время до истерики доводит… — медленно проговорила Ира.
— Это точно, — подтвердил Влад.
— Неудивительно. Ты начала догадываться о его функциях и по привычке испугалась. Это нормально. Человека все, что лежит за пределами человеческого — пугает. Это защитный рефлекс. Система безопасности в действии.
— Но ведь пользоваться вниманием — это вполне человеческое свойство, — заметил Влад.
— До определенного предела. Пока не понимаешь для чего оно предназначено и не пытаешься его сознательно контролировать. Человека ведь «делали», как говорится, по образу и подобию. Многие функции физиологического мозга совпадают с теми, которые являются Глобальными Законами Мироздания. Иначе и быть не может, ведь в конечном итоге это все есть единая система.
— Так, мальчики, я пошла варить кофе.
Женечка проводил Иру развеселым смехом:
— Не переживай, Влад! Она больше выделывается, чем на самом деле бьется в истерике.
Эта Женечкина фраза долетела до Иры, и она неожиданно для себя тоже усмехнулась, притом весьма ехидно. «И зачем, собственно, спорить самой с собой, когда можно просто заменить „или“ на „и“ и согласиться с тем, что ты и человек, и не только. Может, я боюсь, что меня сочтут сумасшедшей? Так ведь кое-кто и так считает. Мне ведь от этого не холодно и не жарко. И, в конце концов, ведь совсем необязательно свои взгляды, убеждения и ощущения выставлять на суд общественности! Пусть это все даже и бред — какая разница, ведь мне от того ни хуже, ни лучше не становится? Определенно!», — неслось в Ириной голове, но она понимала, что не в первой увещевает себя подобным образом и что вряд ли вымучивающие ее приступы метаний перестанут повторяться.
— Женька! Я знаю, что ты со мной делаешь, — заявила она с порога кухни.
— Что я с тобой делаю? — Женечка принял самый комичный вид несказанного удивления, лишив возможности удержаться от смеха Иру и Влада. — Так что же я с тобой делаю? — на этот раз его голос, поддерживаемый выражением лица, вибрировал гротескной строгость.
Влад снова покатывался со смеху, а Ира, едва ухмыльнувшись, села и, глядя на Женечку в упор, твердым голосом сказала:
— Ты манипулируешь моим вниманием.
— Гениально! Палладина! Ты растешь в моих глазах! Браво!
— И еще, — продолжила Ира, игнорируя его ерничанье, — я знаю, что нужно делать мне.
— И что же? Запустить в меня чашкой с раскаленным кофе? — Женечка кривлялся изо всех сил.
— Кстати, неплохая идея! — подыграла ему Ира, но дальше продолжала серьезно. — Мне нужно принять и узаконить двойственность себя — реальное и ирреальное.
— Во, блин! Палладина, а ты действительно растешь! — воскликнул Женечка, правда, уже с меньшей долей сарказма, но затем опять развеселился. — А вот Влад, не в пример тебе, никогда и не пытался воевать в пределах своей двойственности. Хотя, вряд ли это для него такая уж большая заслуга — над ним же не измывались посредством вдалбливания догм научного коммунизма?! — Женечка расхохотался и на несколько мгновений заструился пламенем.
