Бхагаван Раджниш - Проблески золотого детства
Я сказал радже: «Я не хочу ничего менять. Па самом деле, если вы хотите продать этот дворец, я готов купить его и сделать в нем медитационный центр. Это будет весело. Люди будут сидеть и смотреть на самих себя во всех направлениях — везде тысячи миниатюр их самих.
Они могут сойти с ума, что не является бедой. Они рано или поздно сойдут с ума в какой-нибудь другой жизни, потребуется немного больше времени. Я сделаю это быстро. Я верю в быстрые методы. Но если они смогут расслабиться со всей толпой, окружающей их, и не будут беспокоиться; если они смогут принять это и сказать: «Хорошо, спасибо за то, что вы так долго окружали меня», и оставаться центрированными, они станут просветленными. И в том, и в другом случае они будут вознаграждены».
Сумасшествие - это падение ниже ума. Есть сумасшествие, которое идет выше ума, это сумасшествие и есть просветление. Это ненормально; поэтому это не неправильно, что психологи думают, что такие люди, как Иисус и Будда ненормальные. По они должны быть немного чувствительны к своим словам.
Если они употребляют слово «ненормально» для обитателей сумасшедшего дома, с каким лицом они могут употреблять то же слово для будды? Они должны говорить «сверхнормальный». Будды и сумасшедшие определенно ненормальные; с этим мы согласны. Одни под чертой нормальности, другие над чертой. И те, и другие ненормальны, мы согласны, но им нужны разные классификации. А в психологии нет места для того, что я называю «психологией будды».
Масто определенно был буддой. Я не могу просто сказать: «Спасибо, увидимся», потому что он очень много сделал для меня. «Спасибо» это очень мало, это не подходит. Никто ни для кого не делает так много.
Поэтому для этого нет подходящего слова — никому оно не нужно. И я не могу сказать: «Увидимся», потому что ни его снова не будет в этом мире, ни меня снова здесь не будет. Встреча, по самой природе вещей, невозможна. Поэтому единственный способ - это разрешать ему приходить, когда бы это ни случилось. И таким образом эти воспоминания будут обладать своим собственным ароматом. Неожиданность отсекает прибытия и уходы.
Поэтому я снова вспоминаю Масто. Он был не таким человеком, как Пагал Баба. Пагал Баба был просто мистиком; Масто также был и философом. Ночью мы лежали часами на берегу Ганга, обсуждая многие вещи. Мы наслаждались тем, что были вместе, или обсуждая что-то, или молча. Тот самый Ганг, где впервые были спеты УНанишады, где Будда произнес свою первую проповедь, где молился и жил Махавира… Невозможно думать о восточном мистицизме без Гималаев и Ганга. Их вклад был огромен.
Я помню красоту этой тишины… Мы сидели там часами. Однажды мы даже заснули там, на песке, потому что Масто сказал: «Сегодня ночью так прекрасно, что было бы оскорблением спать в постели. Звезды так близко». Это его слово «оскорбительно». Я просто цитирую.
Я сказал: «Масто, ты знаешь, что я люблю звезды, особенно, когда они отражаются в реке. Звезды прекрасны, но их отражение — это чудо. То, что вода делает так легко, можно сравнить только с чудом. Я люблю звезды, реку, отражение звезд, и я люблю твое общество и теплоту. Поэтому не возникает даже вопроса, чтобы остаться. Никогда не принимай меня во внимание даже на мгновение, если ты хочешь что-нибудь сделать, потому что даже это причинит мне боль. Это покажет, что я для тебя обуза».
Он сказал: «Что! Я не говорил ничего о том, что ты для меня обуза». Я сказал: «Ты не говорил, никто не говорил. Я просто говорю это на будущее. Помни, если ты примешь меня во внимание, то скажи мне об этом, потому что я очень обижаюсь на это».
Тогда я сказал ему, и сегодня я говорю вам, что у Гурджиева есть очень странная идея. Я не думаю, что мастера поддерживали ее. Не то, чтобы никто не знал о ней, но я думаю, что никто не принадлежал к такому типу, чтобы получить ее и ответить на нее.
Гурджиев говорил: «Пожалуйста, никогда, никогда не принимайте в расчет других. Это оскорбление». Эти слова были написаны у него на двери. Это утверждение огромного значения.
Люди принуждают друг друга считаться друг с другом. Они говорят: «Пожалуйста, считайтесь со мной». Что может быть более унизительным, чем сказать кому-нибудь: «Пожалуйста, считайтесь со мной»? В жизни я никогда этого никому не говорил, ни одному человеку.
Я помню много ситуаций, когда только эти слова могли безгранично помочь мне, но они так унизительны. Это не эго, помните. Эгоист всегда просит об этом, на самом деле, более того, потому что он не обыкновенный человек, с ним надо считаться первым. Действительно простой человек не может попросить об этом - на самом деле, он откажется от любого внимания, даже если оно ему предлагается.
Я учился в университете, был бедным студентом. Я поступил в университет, работая на разных работах. И вновь, просто по стечению обстоятельств, я принял участие в общенациональных межуниверситетских дебатах. Один из судей, который теперь является главой департамента философии в Аллахабадском университете, С.С. Рой, просто влюбился в меня. И то же самое произошло и с моей стороны.
Он дал мне девяносто девять баллов из ста — он был одним из судей на этих дебатах - естественно, я выиграл. Это были очень важные дебаты, потому что победитель отправлялся в трехмесячное путешествие по Ближнему Востоку как правительственный гость. С ним обращались почти как с послом. Это была прекрасная возможность.
С.С. Рой поставил мне девяносто девять из ста, а всем остальным поставил ноль - просто чтобы быть уверенным, что я выиграю. Позже я спросил его: «Почему вы были так неравнодушны ко мне?»
Он сказал: «В то мгновение, когда я посмотрел в твои глаза, я стал загипнотизированным. Моя жена тоже говорит, что я загипнотизирован тобой, иначе, как бы я так поступил? Если кто-нибудь увидит твой листок, то он увидит, что пристрастность была явной: одному из участников девяносто девять из ста, а дюжине других — ноль!»
Я сказал: «Нет, я не спросил, почему вы дали мне девяносто девять процентов, это вопрос вашей жены. Возможно, его могут задать и другие. Я пришел, чтобы спросить вас, почему вы не поставили мне сто процентов?»
На мгновение он ошеломленно смотрел на меня. Потом он начал смеяться и сказал: «Я был одним из учеников Масты Бабы. Он был прав, когда сказал мне: «Если ты увидишь этого человека, я тебе не понадоблюсь». И Маста Баба сказал мне это почти за два или три года до того, как исчез. Теперь я могу правдиво сказать, что я не был загипнотизирован: просто твои глаза напомнили мне его глаза. Я также видел Пагал Бабу, и странно, что твои глаза почти такие же. Как так получается, я не знаю».
Я сказал: «Дело не в глазах, дело в прозрачности, которая делает их похожими. Я счастлив, что напомнил тебе о Пагал Бабе и Маста Бабе по причине, которая является для меня высшей наградой в мире — что в моих глазах ты увидел что-то похожее. Теперь мне не о чем спросить у тебя, за исключением одного: «Почему не сто процентов?»
Он сказал: «Я бедный профессор. Если бы я поставил тебе сто процентов, а всем остальным ноль, создалось бы впечатление, что я был несправедлив. Я справедлив, но кто может понять? Где мне найти Маста Бабу и Пагал Бабу, чтобы они поняли? Я поставил тебе девяносто девять процентов только из-за своей трусости».
Я любил этого человека, потому что он мог просто сказать, что он был трусом, хотя в самом деле он совершил не трусливый поступок, какую бы разницу имел один процент? Девяносто девять процентов одному
человеку и ноль процентов всем остальным — это одно и то же. Он мог поставить мне сто процентов и даже больше.
Но эти дебаты, и его воспоминание о Пагал Бабе и Маста Бабе, бы ли причиной того, что я остался в университете Сагара. В то время он был там. Я сказал: «Если я буду аспирантом, го хочу быть под вашим руководством».
Это было желание Пагал Бабы и также Маста Бабы, что я должен готовиться на случаи нужды. Я никогда ни в чем не нуждался. Я не только ни в чем не нуждался, по я постоянно получал все вокруг. Поэтому я говорю вам, что все пошло верно с самого начала.
С.С. Рой был одним из моих самых любимых преподавателей по простой причине, что он мог попросить меня подняться перед классом и объяснить то, что он сам не мог понять. И мне приходилось делать это. Однажды я сказал ему: «Рой Сахиб», — так я обычно называл его, — «не хорошо, что вы спрашиваете меня, вашего студента».
Он сказал: «Если Пагал Баба мог прикоснуться к твоим ногам, и если Маста Баба мог не только прикасаться к твоим ногам, но и выполнял каждое твое разумное и неразумное желание», — а я был всегда неразумным, просто иррациональным, — «тогда почему я не могу попросить? Я всего лишь маленький человек».
Я знал сотки преподающих профессоров, как коллег и знакомых, но С.С. Рой стоит особняком. Он был такой подлинный, что вы не нашли бы больше подлинности ни в каком другом преподавателе. И он так любил то, что я говорил, что цитировал меня в своих лекциях - и не только цитировал, но и указывал, что это мои слова. Конечно, другие студенты завидовали. Даже другие профессора философского факультета завидовали.. Вы будете удивлены, узнав, что завидовала даже его жена.
