Секс и судьба - Хавьер Шико

Проявляя сочувствие, я дожидался здесь ночи.

Я увидел, как Жильберто и Марина пересекли вестибюль, за ними следовали Персилия, Морейра и Клаудио, охваченные болезненным оцепенением.

Представляя себе, что они одни, молодой служащий банка с супругой не смогли сдержать возгласов изумления и распростёрлись в слезах у постели больного, чьё одиночество казалось им чрезмерным из-за присутствия феерической люстры. Немезио узнал их. Он напрасно старался приподнять свою измученную голову. Он хотел заговорить, но не смог, несмотря на неимоверные усилия.

— Неужели это ты, папа? — скорбно выдохнул Жильберто.

С трясущейся головой мужчина смог лишь промычать:

— А-а-а-а-а!…

Мы не могли видеть его мысли, мы лишь с волнением отметили, что, пришедший в чувство, он умолял детей о снисхождении, о сочувствии…

Он смотрел на свою невестку сквозь вуаль слёз и сожалел, на неясном языке мозга: — «Марина!… Марина!… я несчастен … Прости, во имя любви Божьей!… Прости за оскорбительные письма, прости за моё преступление!… Я впал в безумие, когда бросил свою машину на тело твоего отца!… Скажи, скажи мне, умер ли он… Прости, прости!…». Но сморщенный рот лишь повторял:

— А-а-а-а!…

Для этих двух присутствовавших особ ужасная отцовская исповедь была лишь долгой серией междометий, лишённых смысла.

И тогда мы увидели, что Ногейра действительно приближается к благу, который он обязался чтить. Лишь в этот миг он узнал, что был автором покушения, принесшего ему смерть… Но далёкий от просьб от руководстве или совете, он инстинктивно вспомнил другую ночь, до той, которая стала концом его существования… Ночь в пансионе Крешины, где мрак покрыл его надругательство, совершённое им в отношении своей дочери, приблизив её к неумолимому концу… Он увидел коленопреклонённую Марину и, подчиняясь вдохновению души, упал на колени, прижимая её к себе. И поскольку он занимался внутренним миром молодой женщины, измученной нравственными страданиями, он заставил её взять правую руку Немезио, где она оставила поцелуй глубокого почтения, который дети должны своим родителям.

Растроганный в сердце таким жестом почтительной нежности, увечный пробормотал невнятные звуки, мысленно умоляя: — «Прости!… Прости!…».

Проявляя мужественное смирение, Клаудио поднял глаза ввысь, воззвав сквозь слёзы:

— Боже Безмерной Доброты, я также молю Тебя о прощении!…

Этой же ночью «скорая помощь» занялась госпитализацией Немезио, который после нескольких дней лечения, находясь всё время под наблюдением своих детей, уже сам сел в инвалидную коляску в доме во Фламенго, в котором он проживал, начиная с этого дня, немой и неподвижный, под опекой своей невестки и постоянно поддерживаемый Ногейрой, в комнате того, кто его преследовал, словно речь шла о сопернике, и кто теперь служил ему верным телохранителем.

Нравственный успех Клаудио, с восхищением истолкованный несколькими друзьями в «Душах-Сёстрах», создали для нашего брата Феликса серьёзную проблему, которая внешне не имела никакого значения. Осознавая, что отец Марины, уже развоплощённый, получил разрешение жить со своими близкими с целью помощи, «донна» Беатриса также захотела по крайней мере увидеться со своим супругом и детьми. Её кратко проинформировали о неприятных событиях, в которых оказались замешанными дорогие ей существа. И поэтому, далёкая от того, чтобы охватить всю значимость этого, она ссылалась на это обстоятельство, чтобы усилить совё намерение. Живая частичка в семейном механизме, она не должна сбиться с пути, аргументировала она. Если Марина вышла замуж за Жильберто, она принимала её как дочь, и если родители поддерживали ссоры, о деталях которых она ничего не знала, то не может быть ничего более справедливого, как разделить с ними трудности, предложив им своё посредничество.

Установив её претензии, Феликс отказался согласиться с ними.

«Донна» Беатриса обратилась к Невесу, мобилизовала любовь Сары и Пресцилы и вернулась к обязанностям. Тем не менее, директор оставался неумолим. Но Невес, который ещё не совсем исцелился от своей горячности, подчеркнул внешне разумный характер просьбы и вложил столько контактов и обязанностей в этот вопрос, что наставнику не оставалось ничего другого, как присоединиться. И хоть он был озабочен, он принял меры для осуществления экскурсии. Спеша почтить «донну» Беатрису своим присутствием, он деликатно извинился, даруя тому, кто был его отцом, большую свободу действий и времени. Он мне особенно посоветовал придерживаться компании двух путешественников — отца и дочери. Я должен был помочь Невесу срочно решить этот вопрос. Он предчувствовал препятствия и опасался осложнений.

Воодушевлённая видом Рио, «донна» Беатриса лишь не горела желанием обнять Немезио. Она жаждала увидеть своё былое жилище, даже зная, что отныне там живёт её муж со своим сыном. Она хотела втянуть в себя запах счастья, которое там было, довольно воскликнула она. И удовлетворённый отец ободрял её во всех программах. Сопровождая обоих друзей, я не позволил себе наложить хоть малейшее эмбарго.

Я достиг Фламенго, слушая госпожу Торрес и восхищаясь запасами чувственности и мягкости, которые вибрировали в её избранной душе. Она выражала ликование птицы, которая обрела свободу. Но через некоторое время, принятые Морейрой и Клаудио, когда она увидела своего изуродованного мужа в положении паралитика, она побледнела, склонившись к инвалидной коляске, на которой он сидел. Она обвилась вокруг него, хоть он не воспринимал её ласк, и стала осыпать вопросами.… Почему он так изменился за эти два года? Как случилось, что он превратился в физическую развалину? Что он совершил? Почему? Почему?!…

Слыша лишь шум повседневной деятельности Марины и «донны» Хосты, Немезии почувствовал себя в плену глубоких воспоминаний… Он не мог объяснить причины возникновения этих мыслей, которые пустили ростки в его голове, но он думал о Беатрисе. Он восстановил её образ в глубине своего существа. Супруга!… Ах, думал больной, в уме которого потеря речи обострила внутреннюю жизнь, если бы умершие могли защищать живых, согласно верованиям стольких людей, бывшая спутница, конечно же, сжалилась бы над ним, протянув ему вои руки!…. Он вспоминал её молчаливое понимание, её безупречное достоинство, доброту, терпимость!…

Не зная, что отвечает автоматически на вопросы своей супруги, охваченной тревогой, стал рассматривать все события, произошедшие после её развплощения, словно составлял для неё строгий отчёт. Жильберто, Марина, Марсия и Клаудио были основными героями этих сцен, которые его память, совершенно ясная, вычерчивала сквозь «флэш-ситуации» своей ауры, показывая своей спутнице и всем нам полную истину, как в крепком фильме, вплоть до момента, где он погрузился в преступление. Если бы Беатриса была на Земле, заключил он, он был бы избавлен от печали и соблазна. Рядом с ней он собрал бы средства защиты, направления… Он восстановил в своей памяти мечты молодости, свадьбу, счастливые проекты, сконцентрированные на маленьком Жильберто… Он с трудом двинул левой рукой, чтобы вытереть слёзы, которые увлажнили ему лицо, не зная, что супруга помогает ему, разразившись плачем…

Полный опасений, Невес попытался поднять свою дочь, вытянувшуюся на полу, как это сделала бы измученная мать, будучи не в состоянии оторвать от своей груди полумёртвого ребёнка. Напрасно он произносил слова ободрения, увещевания к терпению, евангельские концепции, обещания лучшего будущего… Грустная дочь ответила, что любит Немезио, что предпочтёт быть привязанной к этому убогому ложу рядом с ним, чем снова расстаться. Она поблагодарила его за преданность, которой она была вознаграждена в «Душах-Сёстрах», но извинилась за то, что заставила наблюдать, как страдает её супруг. Как можно отдыхать, вспоминая о его мучениях? Иисус тоже нёс свой крест во имя любви к Человечеству, заметила она… Как избежать испытания малыми неприятностями, чтобы смягчить муки того, кого она обожает? Христианское учение учило её, что Бог — это сочувствующий отец, а сочувствующий отец не одобрил бы неблагодарности и оставления в одиночестве.