Секс и судьба - Хавьер Шико

Отец, не ожидавший такого непредвиденного сопротивления, мне сдержанно сказал, что Торрес-отец ничего не сделал, чтобы заслужить подобное самоотречение, и что он склоняется к принудительному расставанию, но я предложил ему успокоиться. Запреты лишь осложнят ситуацию, и ничего хорошего из этого не выйдет.

Я начал действовать.

Я заметил госпоже Торрес, что её сын готовится преподнести ей внучку, что её смирение в том, что касается испытаний её супруга, было бы благословением для нас.

Уважая мою просьбу, она в замешательстве встала, и проводила нас к Марине, чью истинную историю она узнала из воспоминаний своего увечного мужа… Но как благородная душа, она поняла существовавшие ранее отношения и, глядя на Клаудио, который простил столько оскорблений её мужу, она обняла свою дочь с нежностью матери. Она с симпатией сжала «донну» Хусту в своих объятиях, а затем вернулась в нашей компании в комнату Немезио, где разделила с нами молитву и работу по магнетической помощи. Она, казалось, обрела большое утешение, увидев Жильберто, который пришёл домой пообедать, и восхитилась, когда заметила, как её сын позвал больного отца к столу, погладив его по голове и сопровождая любящий жест проявлениями хорошего настроения и нежности. Только когда Невес, в свою очередь, заговорил, она прижалась к мужу и, насильно оторванная от него общими усилиями, стала проявлять признаки зарождающегося безумия.

Беатриса в скорби и молчании вышла из здания. С похвальной целью согреть ей сердце, Невес, лишь понаслышке знавший о банкротстве своего зятя, предложил, чтобы мы ответили на желание совершить краткий визит в их былое жилище. Женщина, теперь уже апатичная, не протестовала. Она автоматически подчинилась.

Ночь распростёрла свою вуаль над окружающим нас миром, когда мы достигли обитель, которая оказалась всего лишь большим мрачным домом. Полная луна походила на огромную лампу, которая добровольно бы удалилась, испытывая стыд за то, что показывает хозяйке этого небольшого дворца такую зловещую картину.

Отец, в раскаянии за эту злополучную идею, постарался дать обратный ход, но не смог… Притянутая своими собственными мучительными воспоминаниями, Беатриса быстро прошла вперёд в поисках домашних ценностей. Но она не нашла в этом мрачном интерьере ничего, кроме пыли и тени семейного оазиса, который она когда-то построила… Кроме того, элегантный дом, приговорённый к продаже на аукционе, превратился в логово для развоплощённых злодеев, которых она была бессильна изгнать… Отчаявшееся существо переходило из комнаты в комнату, от рывка к рывку, от крика к крику, пока не упала навзничь на паркете в большой комнате, которая имела свои преимущества, произнося фразы, лишённые всякого смысла…

Беатриса потеряла сознание.

Я стал осматривать её, стараясь успокоить, пока расстроенный Невес призывал службы срочной поддержки, связанные с «Душами-Сёстрами» в ближайшем местечке.

Помощь не заставила себя ждать.

На следующий день специализированные медсёстры, по просьбе Феликса, помогали нам. И только спустя четыре дня после инцидента мы смогли вернуться в институт, приведя её в умственном расстройстве.

Две недели сложной работы и постоянного внимания проходили безрезультатно в центре у Феликса, пока один из ориентеров медицинской команды не порекомендовал поместить больную в соответствующую больницу и применить к ней терапию сна, с практикой наркоанализа, чтобы иметь возможность выкорчевать все возможные воспоминания её предыдущего существования, со всем надлежащим вниманием, чтобы она не занялась погружением памяти в предыдущие периоды перевоплощений.

Мнение было с уважением рассмотрено.

Феликс пригласил нас, Невеса и меня, предстать перед братьями Режи в кабинете, где проводились исследования.

В назначенный момент мы оказались у изголовья Беатрисы, которая спала в своей постели. Её подушка была снабжена специальными электромагнитными приспособлениями. Феликс, брат Режи, один выдающийся психиатр, который и выдвинул эту идею, в сопровождении двух помощников, руководитель архивов «Душ-Сестёр», Невес и я были восемью сотрудниками, занимавшимися наблюдением за пациенткой. Надо добавить, что все собранные здесь руководители располагали совершенной системой сообщений для быстрых консультаций с секторами, с которыми они были связаны.

Сдержанный Феликс; Невес в тисках нервозности; проворные врачи; мы все остальные в ожидании…

С самого начала эксперимента Беатриса, обнаружившая голос и манеры, отличные от её обычных, проявила себя в неопределённой точке предыдущего воплощения, жалуясь на некую Бриту Кастанейра, женщину, которой она вменяла в вину все свои несчастья, опустошавшие ей душу… Судя по горьким рассуждениям, было очевидно, что аналитик столкнулся с какой-то важной точкой, предоставив ей возможность лёгкого проникновения в потайные области разума. Пользуясь этим, врач спросил её, откуда она знает Бриту, в каком это было времени и при каких обстоятельствах. Находясь в спровоцированном сне, Беатриса резко ответила, что для этого необходимо подвести к её молодости, и, корректно побуждаемая, она объяснила, что родилась в Рио в 1792 году и её зовут Леонора да Фонсека Телес, имя, пришедшее к ней от мужчины, за которого она вышла замуж вторым браком. Она уточнила, что место её рождения было на улице Матакавалос, в простом доме, где она прожила беззаботное детство. Но в 1810 году её судьба изменилась. Она вышла замуж на португальского парня, который откликался на имя Доминго де Агора е Сильва, и оставался в Бразилии на службе Герцога де Кадавала при Дворе Дона Хуана Шестого. Из этого союза в 1812 году родился мальчик, получивший имя Альваро. Но её муж преждевременно угас на Шмен дю Бокейрон да Глория, когда был ответственным за выездку диких жеребцов, приобретённых для королевских карет. Она с благодарностью упомянула проявления уважения, объектом которых она была, проявлений, исходивших от влиятельных лиц того времени, и обещания, данные в пользу малыша, который оказался без отца. Вдова в двадцать два года, она оказалась востребованной золотых и серебряных дел мастером, выстроившим улицу Дирейта — Хустиниано да Фонсека Телес, молодым человеком, который был лишь на три года старше её, предложение которого выйти за него замуж она приняла. Она радовалась, видя, как пасынок и тесть связали себя благословенной дружбой.

Альваро вырос, чувственный и разумный, и поскольку у неё не было другого ребёнка от этого второго брака, ребёнок воспитывался ею и её супругом, словно узы света и любви. Но несмотря на это, в возрасте пятнадцати лет, в 1827 году, малыш сел на судно, идущее в Европу, под руководством благородных друзей отца, таким образом осуществляя блестящую учёбу в Лиссабоне и Париже…

Загипнотизированная женщина рассказывала о событиях того времени, высказывая свои впечатления по поводу лиц, вещей, решений и фактов, словно её воображение было полно живой хроники. Она поведала нам, что её сын вернулся в 1834 году. Для неё и Хустиниано дом снова преобразился в очаг из роз, вплоть до некой ночи…

Перед лицом недомолвок брат Феликс, явно взволнованный, попросил, чтобы работа по анализу задержалась на возможных воспоминаниях упомянутой ночи…

Ориентер исследований повиновался.

Беатриса сморщила лицо, выдавая страдание человека, который натолкнулся на рану в собственном теле, не имея возможности избавиться от неё, и недовольно ответила:

— Я должна объяснить, что Брита была замужем за Теодоро Кастанейрой, богатым коммерсантом, жившем на улице де ла Валинья. Они были оба молодые, у них была единственная дочь Вирджиния, малышка одиннадцати лет… И хоть мне было за сорок лет, а Брите едва стукнуло тридцать, мы постоянно искали присутствия друг друга, это подобное чувство разделялось и нашими мужьями, у которых была та же разница в возрасте… Их объединяли дела, и нас — мечты по дому…

И она продолжила:

— Той ночью, о которой я начала говорить, мы с мужем выводили Альваро в свет, на вечеринке Командора Жоао Батиста Морейры, в Пердейра да Глория… У меня появились жуткие предчувствия, когда Альваро и Брита поздоровались, остановившись, восторженные, глаза в глаза, чтобы послушать сонатины… Напрасно я придумывала предлоги, чтобы уйти пораньше… Мы вернулись поздно ночью с нашим мальчиком, полным грёз. Он считал невозможным, чтобы она была замужем и имела дочь… Она казалась ему простой салонной малышкой из-за той грации, которой она располагала и пользовалась. Я делала всё, что было в моей власти, чтобы избежать бедствия, но, знать, не судьба… Оба они, охваченные взаимной страстью, стали часто встречаться во время прогулок… Поездки по Мангрульо и игры на пляже Ботафого, экскурсии в колясках на Ферму Каплуна, прогулки со стороны Муда да Тихука… Всё происходило мирно, пока Теодоро не застал их в комнате Отеля «Фарукс». Оскорблённый, муж перестал интересоваться своей женой, хоть и не оставил семейного очага из любви к дочери… Но даже в таком положении он ухаживал за маленькой Марианой де Кастро, которую мы звали Нанинья, девушкой из хорошей семьи, жившей со своими родителями на улице Кано… Нисколько не огорчённая, Брита даже принялась облегчать, насколько возможно, их связь, чтобы ощущать себя свободной… Нанинья, в конечном счёте, уступила этой игре в прятки, но бросила обоих детей, рождённых от коммерсанта, у дверей Милосердия, насколько всем это стало известно…