За порогом жизни, или Человек живёт и в Мире Ином - Волошина Инна
— Твоё любопытство было удовлетворено?
— Конечно, но сострадания, жалости или хоть какого-нибудь интереса он во мне не вызвал. Для меня он был и останется чужим человеком.
— И что же теперь?
— Да ничего. Всё идёт своим чередом. А Ведущий спросил у меня: «Хочешь ли ты, чтобы твоему мужу сообщили о твоём приходе?» «Нет», — ответила я. «Почему?» — удивился Ведущий. «Я хочу, чтобы он забыл обо мне, как и я о нём. Разве ты не видишь, что мы разные люди? Я никогда не желаю его видеть». «Твои слова обдуманы?» «Да». «И ты никогда не пожелаешь встречаться с ним, даже по истечению срока его наказаний?» «А на сколько лет он отправлен на рудники?» «На двести лет, но уже меньше. К тому же он исправляется, и я, как его Ведущий, буду ходатайствовать о нём, чтобы сократили срок повинностей». «Нет. Я не желаю видеть его ни сейчас, ни потом», — я была решительно настроена, и Ведущий не стал со мной спорить, особенно после слов: «Если он исправляется, значит ему становятся не чужды боль и разочарование; он осознаёт, что есть истинная радость. А если так, то я не хочу ему причинять лишней боли. Он, наверное, тешит себя надеждой быть вместе со мной, но пусть лучше сразу знает: нет — и всё». «Я не совсем тебя понимаю», — сказал Ведущий. «Пусть исправляется и дальше, но не ради меня, а ради себя самого. Так он избежит разочарования» … «Это понятно, но ты не хочешь, чтобы он знал о твоём приходе в этот мир?» «Да. Я не хочу. Ты ему лучше сразу скажи, что в силу определённых обстоятельств мы никогда не сможем быть вместе». «Я вижу, ты тверда в своём решении. И в тебе нет к нему никакого сострадания. А о любви лучше и не говорить: ты его никогда не любила». «Я не буду отрицать твоих слов. Они верны». «Тогда я ухожу». «Удачи в пути и работе», — от души пожелала я Ведущему и проводила его до двери, — вот такие дела, Николушка.
— Бабушка, но ты сказала, что живёшь пока одна. Что ты имела в виду?
— О! Я жду свою любовь…
— …?
— Да-да! Не удивляйся. Когда мне было около сорока лет, в нашем селе появился врач. Знала, что он женат. Однако сердцу не прикажешь. Старалась его избегать, но тщетно! В моём сердце жил он, и только он. Мне жизнь показалась краше. Я летала…
— А он? Как он относился к тебе?
— Несколько лет жила в томлении… Однажды мои сомнения были разрушены: мы встретились случайно в почтовой карете. В город нас ехало только двое. Всего несколько часов езды, а радость на годы! Конечно, меж нами не было ничего предосудительного. Он человек чести: узы брака святы. И я не пыталась разбивать его семью. Знаю, каково воспитывать детей женщине одной. А детей у него — семеро!
— И как же вы мирились со своим положением?
— А нам не надо было многого! Хватало при встрече взгляда и улыбки. Иногда ночами во сне мы были вместе и счастливы. Именно сны и вселили в меня уверенность, что и здесь мы будем вместе. Ведь наши души соприкасались…
— Как прекрасна твоя история и необычна. Я рад за тебя, бабушка, если вы соединитесь и будете вместе.
— Я с нетерпением жду этой встречи. И хочу выйти его встречать.
— Ты уже что-то успела узнать?
— Да. Он болен чахоткой. Удерживала его на Земле только я, а теперь его жизнь угасает быстро, и он очень скоро станет Путником…
В этот вечер мы долго засиделись с бабушкой за разговорами. Снова вспоминали, мечтали, радовались и грустили…
Пока мы вели разговоры, я сделал рамку для картины и вставил картину в неё. Рамка получилась красивой, а в работе мне пригодились и помогли навыки, приобретённые при жизни на Земле. Я обещал не задерживать подарок в своём доме и сдержал слово. Картина сразу же попала по назначению. Бабушка взяла с собой картину, уходя домой. Я же так и не побывал у неё в гостях и на этот раз.
Я ужаснулся, подсчитав по картинам, сколько же времени провёл в уединении. Немудрено, что бабушка решила навестить меня сама. Мне снова не сиделось дома. Но сад пришёл в запущенное состояние, и мне пришлось заняться прочисткой арыков, так как они заросли травой. Потом занялся срезкой цветов, чтобы вновь шла выгонка побегов, и не переставали цвести маленькие творения природы. На работу в саду у меня ушло около недели.
Более важных дел не было. А находиться в бездельи было выше моих сил. Бездеятельность угнетает меня. Мне постоянно надо что-то делать. И я стал подумывать о возвращении в Синод. Я побывал у Синода, деревце по которому определяли начало занятий только набирало цвет. До начала полного цветения жимолости было ещё около двух недель. Мне надо было чем-то занять себя. И я решил навестить Учителя, к которому у меня было немало вопросов.
Его не было дома, а мне предназначалась информация: «Николай, я у старца Николоса». И в этот раз мне пришлось идти к Николосу. Учитель был в доме старца один, что удивило меня.
— А где Николос? — спросил я.
— Не знаю. Когда мы вернулись из долины Перехода, если помнишь, я говорил, что меня искал Николос, но не оставил мне никакой информации.
— Да я помню, ты на следующий день ушёл к нему.
— Так вот с того дня я и нахожусь здесь. Работы, сам знаешь, много. Оставить без присмотра цветник никак нельзя.
— А как Николос объяснил необходимость своего отсутствия так долго?
— Он ничего не сказал. Спросил лишь: свободен ли я и смогу ли побыть здесь в его отсутствие. Я согласился, а Николос тут же ушёл, сказав на ходу, что всё объяснит по возращении. А чем всё это время занимался ты?
— Хочешь, покажу? Потому что словами объяснять придётся долго.
— Не возражаю.
— Тогда подожди меня немного. Вернусь домой, возьму… и ты всё увидишь сам.
— Николай, ты заинтриговал меня. Хоть и привык, что ты всякий раз преподносишь что-нибудь необычное, и на сей раз я теряюсь в догадках. Что можно делать почти полгода, чтобы принести в руках и показать?
— Принесу, увидишь, — и я вышел из дома.
Вернувшись домой и взяв картины, я тихо, стараясь не шуметь, оставил их в прихожей. И с пустыми руками вошёл в столовую, где находился Учитель.
— И что же ты принёс показать мне? Уж не воздух ли? — пошутил Учитель, увидев меня.
— Нет, не воздух. Ты побудь немного здесь, пока не позову тебя.
— Принимается, только скажи, что ты собираешься делать?
— Мне надо кое-что привести в порядок, чтобы ты оценил по достоинству…
— Отлично! Иди и делай всё что тебе угодно, а я сгораю от нетерпения…
Расставив картины в гостиной так, чтобы на них выгодно падал свет, я позвал Учителя. Он вошёл и замер.
— Правда, здесь недостаёт ещё одной, я подарил её бабушке.
— И ты хочешь сказать, что всё это нарисовал сам?
— Да.
— Николай, не знаю, что и сказать. Ты всегда меня удивлял, наверное, никогда и не изменишься.
— Бабушка тоже мне говорила: «Ты неисправим».
— И она права. Кроме бабушки эти картины ещё кто-нибудь видел?
— Нет. Только не надо уговаривать показать их более сведущим в живописи. Это чистое желание. Прихоть. Я не буду серьёзно заниматься живописью, так, только для себя.
— Значит бабушка не смогла тебя убедить?
— Нет.
— А мне стоит попробовать?
— Не надо терять время. У меня есть к тебе более интересный разговор, чем обсуждение моих художеств.
— А кому он интересней, не тебе ли? — снова шутил Учитель.
— Учитель, скажи какая из картин тебе понравилась больше всего?
— Вот эта, — он выбрал одну из трёх последних работ.
Хорошо, что картина была уже в рамке. Я ещё не все картины вставил в рамки.
— Бери, она твоя.
— …?
— Да, я дарю тебе эту картину.
— А ты не хочешь показать свои картины хотя бы в Синоде? Ведь у тебя есть предмет живописи.
— Я как-то и не подумал об этом. Хорошую ты мне идею подал, Учитель.
— Не стану с тобой спорить относительно занятий живописью. С этим ты разберёшься сам. Если будет нужна картина для Синода, ты можешь её взять у меня, даже в моё отсутствие. Благодарю за подарок. А теперь начинай свой интересный разговор.