За порогом жизни, или Человек живёт и в Мире Ином - Волошина Инна
— Дважды приходил Николос. Наверное, что-то случилось. Хотя странно, что он ничего не оставил. Навещу его завтра. Я совсем выбился из сил, — и он подошёл к шкафчику, в котором держал кое-что из непортящихся продуктов.
Осмотрев критичным взглядом полочки, он констатировал:
— Не мешало бы сходить на рынок, но я устал…
— Учитель, то, что я брал с собой в дорогу, почти цело. Я устал и голоден. Надо поддержать силы.
Пока я ходил за сумой, Учитель быстро приготовил напиток, взболтав сироп с водой. Мы плотно поели. Я почувствовал, как уходит от меня некое напряжение, сменяясь чувством удовлетворения. Вставать из-за стола не хотелось. Мы так и сидели какое-то время с Учителем за столом. Он спросил меня, где я побывал. И я рассказал ему в первую очередь про Ютиша и Леонору.
— Знаешь, Учитель, меня интересует вот что: каким образом Леонора оказалась в неизвестном месте, и почему её никто не встречал и не искал? Ведь в городе знали, что Ютиш нашёл девочку…
— Здесь есть своя загадка. Я же могу сказать, что девочка была некрещёной.
— Почему?
— Потому что такие дети часто теряются во вселенной, попадая в различные ситуации, проходя даже мимо встречающих их.
— Что же теперь будет с ними?
— Не знаю, как распорядится Всевышний, но я отправлю в Космос полученную от тебя информацию. По праву Учителя я могу сделать это.
— А кому ты передашь о Ютише и Леоноре сообщение? — мне была небезразлична их участь.
— Я передам эту информацию во Вселенский Банк Знаний. К кому она попадёт, я не могу знать. Но жизнь Ютиша, я имею в виду его наказание, будет пересмотрена, а девочка, скорее всего, примет крещение и будет возвращена родным.
— Жаль…, - непроизвольно сорвалось у меня.
— Чего тебе жаль?
— Мне жаль Ютиша, он очень привязался к малышке и будет без неё страдать.
— Но, Николай, согласись, ты сам говорил, что Ютиш недостаточно образован, значит не может дать ей должного воспитания.
— Леонора же посещает школу!
— Она посещает начальные классы. А что будет после? Ты не задумывался над этим?
— Нет, я не думал…
— Вот и плохо. Ютиш в наказании, с твоих слов, пробудет ещё более двадцати лет. Он не имеет права выходить за окрестности города. Куда он сможет устроить девочку, чтобы она смогла учиться дальше?
— Здесь может помочь школа, в которой она учится, — продолжал настаивать я.
— Нет, начальные классы не направляют более никуда выходящих из их стен детей. Об этом должны заботиться родители. А что может сделать Ютиш? Скажи мне: что?
— Не знаю…
— Так вот, мне кажется, что сообщение о них в Банк Знаний Вселенной — самое правильное решение. Разве ты не согласен?
— Согласен, — ответил я после некоторого молчания, вынужденный принять позицию Учителя.
Я всё же был немного расстроен. И, возможно, с расстроенных чувств забыл и об усталости. Я всё убрал со стола. Разобрал кровать Учителю, постлал постель себе в той же комнате на тахте. Учитель наблюдал за мной и улыбался. Я, несколько раз взглянув на него вскользь, видел лукавую усмешку в его глазах.
— Николай, — заговорил он, нарушая молчание, — ты не доволен сегодняшними событиями? Что тебя удручает? Не молчи, поделись.
— Не знаю, просто вид Шарля… Его сопровождающие применили к нему силу…
— Иногда приходится и силу применять.
— Ладно, что было, то было. Давай лучше ляжем отдыхать. Меня что-то в сон клонит.
— Николай, а мне интересно вот что: что имел в виду Марк, сказав, что тебе придётся вспомнить всё увиденное для других?
— Не знаю. Я не задумывался над этим.
— А знаешь, Николай, его слова можно воспринимать как пророчество или предсказание.
— Почему?
— Понимаешь, это чистые и возвышенные духи. Их нельзя обмануть. Им же открыто многое, что скрыто от нас.
— Поживём — увидим… Я устал, и у меня в голове путаются мысли…
— Что ж, доброй ночи, Николай.
— Доброй ночи, Учитель.
Я сразу же уснул. А утром пришлось расстаться с Учителем, хоть у меня ещё были к нему вопросы, но он был вынужден идти к Николосу.
ГЛАВА 11
После посещения Долины Перехода у меня возникло желание взять в руки краски, кисти и мольберт. Полученное в Синоде образование на пятом и шестом уровнях давало мне возможность овладеть основами техники живописи и приобрести кое-какие навыки в работе с красками. Конечно, я не пытался даже посягнуть на красоты игры света и теней, запечатлённые в памяти на Озере Забвения, но у меня было желание прорисовать воду так, чтобы глядя на холст, казалось, что она в движении, что она плещется, бьётся о берег. Я, как говорится, с головой ушёл в эту работу. С начало получалось просто рисованное изображение: картинка, и никакого движения. Я испортил не один холст, но всё же добился желаемого результата. Я нарисовал несколько небольших пейзажей, где непременно присутствовала вода. Не знаю, как бы оценили мои работы художники-мастера, я же был доволен.
В работе находил душевное удовлетворение и успокоение. На какой-то период я стал затворником, потому что ни у кого не бывал, а если кто и приходил ко мне, то не заставал дома. Я рано утром уходил из дома. Бродил, выискивая более живописные, на мой взгляд, места, делал зарисовки, наброски. Потом, облюбовав какое-нибудь место, начинал рисовать, используя ранее сделанные наброски, совмещая их с выбранным видом. На один холст, как я подсчитал, у меня уходило около трёх недель.
И вот однажды я вернулся чуть раньше, завершив работу над очередным пейзажем. Я был в хорошем расположении духа и даже что-то напевал в полголоса. Придя домой, я в гостиной расставил свои готовые холсты и стал рассматривать свои работы и оценивать их, как будто я был критиком. Я так увлёкся придуманной ролью, что не заметил, как в дом кто-то вошёл. Я не замечал этого присутствия очень долго.
— Последние работы более совершенны. В общем, эта маленькая коллекция заслуживает быть показанной более широкой аудитории, — констатировал я-критик, рассматривая выставленные работы.
— Я тоже так думаю, — услышал я за спиной бабушкин голос.
От неожиданности я даже вздрогнул. Повернувшись к бабушке, я увидел её радостной и улыбающейся. Она похлопала в ладоши и ещё раз озадачила меня:
— Николушка, ты у меня не только неплохой художник, но ещё и актёр!
— Бабушка, как долго ты наблюдала за мной?
— Почти с того момента, как ты вернулся домой.
— Не может быть!?… — воскликнул я.
— Чего не может быть? — переспросила она.
— Не может быть, что ты так долго находишься в доме, а я совсем не чувствовал твоего присутствия.
— Тебе рассказать, что ты делал и говорил?
— Нет, не надо, — устыдился я своего поведения.
— Когда я зашла в гостиную, ты уже успел войти в образ критика. Я не стала останавливать тебя, поражённая твоей игрой.
— Ладно, не надо более об этом. А картины, скажи, тебе нравятся?..
— Я уже высказала своё мнение. Мне больше всего понравилась вон та, в центре.
— Хорошо, бабушка, я вставлю её в рамку и подарю тебе.
— Зачем же, Николай?
— Она тебе понравилась, вот пусть и будет у тебя. — Мне была приятна похвала бабушки, к тому же мне и самому по замыслу больше нравилась именно эта картина, которую выбрала бабушка.
— Ты серьёзно подумай над своим предложением, Николай, — в голосе бабушки послышались строгие нотки, что означало её недовольство.
— Чем я вызвал твоё негодование, бабушка?
— Как чем? Тебе не мешало бы серьёзно отнестись к своим работам и показать их более сведущим людям, чем я.
Подобное заявление вызвало у меня смех, и я рассмеялся, чем обидел бабушку ещё больше:
— Не понимаю, над чем ты смеёшься? Я говорю тебе серьёзные вещи.
— Не обижайся, бабушка, просто всё это, что ты видишь здесь, — я обвёл рукой, указывая на картины, — не серьёзно. Это лишь маленькая прихоть. Я никогда не стану художником, у меня нет к этому искусству призвания!