Секс и судьба - Хавьер Шико

И тогда дочь, умоляя не осуждать её, ободрённая доброжелательной улыбкой, с которой он слушал её, описала отцу женские капризы, с помощью которых она завлекала Немезио Торреса. Он, зрелый мужчина, и она, ещё почти ребёнок. Но она гордилась тем, что видела себя одновременно и шефом, и вассалом. Вначале это были лишь весёлые прогулки, обилие денег, взаимные ласки, которым она предавалась больше из тщеславия и чтобы впечатлить его, чем из чувств к нему. Она рассказала, как Немезио, став её пленником, умудрился свести её к состоянию рабыни. Она вспомнила одну ночь, когда он её намеренно напоил, когда она проснулась в его объятиях, в лесном домике в Сан Конрадо, который она до тех пор не знала… С той поры она стала его спутницей, став по его просьбе служанкой «донны» Беатрисы, чтобы она всегда была у него под рукой… Его охватила страсть к ней, он всё делал ей заявления, желал жениться на ней после своего вдовства. Но появился Жильберто, и как она ни боролась сама с собой, она не смогла контролировать себя. С их первой встречи она поняла, что это мужчина её мечты… Раскрашивая свои эмоции напрямую, во все цвета реализма, который бред вложил в её слова, она призналась, что провоцировала его, сознательно отдаляя от своей сестры, и, мстя за себя Немезио, перехватила у него инициативу… В одну праздничную ночь она заставила его выпить слишком много виски и, пока он был воспламенён чувствами, она отвела его в комнату, которую занимала у Торресов, под предлогом отдыха, чтобы отдаться ему, без малейшего чувства бдительности и не сдерживая себя… Проснувшись, она заставила его поверить в то, что он ответственен за их будущее… таким образом, она ловко стала делить одного с другим, хоть и сохранила к Немезио равнодушие, скоро ставшее отвращением. Чем больше она проводила время с сыном, тем больше ненавидела отца, пока смерть «донны» Беатрисы не ускорила события. Видя, что её шеф настроен на брак, она безумно прилипла к сыну, и даже дала Немезио себя застать в неловкой ситуации…

Ногейра сокрушённо слушал всё это.

У него было впечатление, что впервые в жизни знакомился со своими родными. Всё ещё задетый отношением Марсии, он не понимал теперь, какие раны заставляли его душу страдать больше — раны от нечувствительности своей супруги, нанесённые ею в его разуме, или раны сердца, вызванные откровениями своей больной дочери. Несмотря на это, он нежно обнял её, и ободрённая Марина повторила, что желает освободиться от Торреса-отца, безумно надеясь пожениться с Жильберто, стать ему супругой в го доме, понимать его, сделать его счастливым.

Клаудио обещал помочь, подчеркнув, однако, необходимость в первую очередь восстановить здоровье…

Но болезненный рассказ не был закончен.

Необходимо было, чтобы она испила эту чашу до дна.

Фразами, прерываемыми рыданиями, Марина поведала ему, что её посетил Немезио, здесь же, три-четыре дня назад. Она сказала, что у шефа одержало верх его желание интимной близости, и он заверил, что ни за что не отдаст её своему сыну, что дождётся второго брака и сдержит свои обязательства, которые он сформулировал раньше. Он поднимет её значимость ценой свадьбы и осыплет благодеяниями её семью, если она откажется от молодого человека, которого он, как отец, собирается послать на юг… И поскольку она ясно ответила ему, что не откажется от Жильберто, умоляя его о прощении и прося считать её своей дочерью, он возмутился, стал угрожать… Если она не оставит его, он её убьёт. Она плакала, молила о сочувствии, утверждая, что не имеет больше мужества притворяться… Она любит Жильберто, она хочет выздороветь, жить с ним и для него… Немезио зло посмеялся, говоря. Что она дорого заплатит за своё презрение к нему, что он никогда не позволит ей быть счастливой с его сыном, которого он стал ненавидеть, и чтобы унизить её, он обдуманно стал ухаживать за Марсией, не встречая сопротивления с её стороны, решив увезти её в Петрополис, чтобы заменить дочь матерью…

Клаудио было решил, что дочь стала заговариваться, но воспоминание о его расстроенной супруге доказывало то, что он услышал, и, что касается меня, я получил точное подтверждение от Морейры. В нескольких словах он поведал мне, что толпы Духов-смутьянов после развоплощения Беатрисы занялись её мужем, чтобы использовать его генетическую энергию.

Ногейра понял серьёзность проблемы. Но в конце их разговора он успокоил свою дочь, придав спокойствия и надежды её измученному рассудку. Он посоветовал ей труд, терпение и контроль для скорейшего восстановления, он гарантировал ей, что поговорит с Марсией и обоими Торресами, чтобы планы будущего счастья смогли гармонично осуществиться.

Успокоенная Марина с улыбкой попрощалась с отцом, выказывая уже знаки улучшения состояния. А Клаудио, оказавшись на улице, стал молиться. И чувствуя себя в начале новых горьких испытаний, он приложил правую руку к утомлённой груди, в которую это посещение воткнуло огненные шипы, пожиравшие его сердце.

9

В компании Невеса я отправился в институт обновления в духовной сфере, которым руководил Феликс.

По пути я утешался тем, что слушал своего довольного спутника. Он следил за восстановлением «донны» Беатрисы, взращивая новые радости. Его взгляд, полный мечтаний, светился.

И он рассказал мне о неожиданностях своей дочери, недавно прибывшей на высший план. Друзья иных времён, любимые близкие приходили издалека, чтобы поздравить её. Беатриса осуществила благородную задачу, среди многочисленных выдающихся мероприятий, чья значимость оценима лишь на родине Духов, задачу внутреннего обновления, достигнутую ударами неведомых жертвоприношений. Слёзы, пролитые в тишине, и неведомые мучения делали запас для покоя и света. Неизвестная миру женщина, внешне рабыня мужа и сына, которые не ценили её, она достигла возвышенных реализаций в самой себе, накапливая внутри себя неотъемлемые богатства для бессмертия. Конечно, она не возвысилась до ангельской славы, но вернулась победоносной, настолько, насколько ей позволили условия, в которых она вновь родилась.

Я тоже радовался словам, которые слышал, и я намеренно сделал всё возможное, чтобы мне не задавали вопросов о Торресах, которые, по моему мнению, ещё будут пользоваться заслугами преданной посланницы, служившей им. Я опасался накидывать завесу на зеркало оптимизма, в котором отражались надежды моего друга. Может, по этим же причинам Невес ничего не спрашивал у меня о своём зяте и внуке, которые без материнской заботы оказались предоставленными самим себе.

И вот мы прибыли в институт, который искали. «Души-Сёстры» — таково название, данное его основателями, построившими его для братьев, нуждающихся в сексуальном перевоспитании после развоплощения — это многочисленные постройки, целый ансамбль гармоничных и простых линий, занимающий четыре тысячи квадратных метров зданий, складских помещений, парков и садов. Институт формировал в себе настоящий город. В нём всё дышало спокойствием и радостью. Аллеи отдохновенной зелени, цветы, колышащиеся под ветром, казались нам знаками гостеприимства.

Улыбающиеся лица приветствовали нас, другие, более сдержанные, смотрели на нас с симпатией.

Мы, довольные, проходили среди существ обоих полов и всех возрастов.

Блоки зданий подсказывали нам, что это — соединение высших учебных заведений.

Мы были ещё далеки от того, чтобы видеть здесь представителей психопатии, связанных с сексуальными расстройствами, нас с любовью встречали внешне здоровые существа.

Невес, устроившийся здесь несколько дней назад, вызванный на разговор моим любопытством, объяснил, что институт располагает обширными территориями, специально предназначенными для больных. И поэтому он должен изменить свою предыдущую концепцию по поводу работы здесь, продолжил он, поскольку истинные безумцы, следствия эмоциональных галлюцинаций, принесённых с Земли, находятся в приютах, проходят предписанное лечение, как только они отдаляются от безумных фаланг мрачных областей. Затем добавил, что многие из тех, кто спокойно приветствовал нас, являются результатами страстных трагедий, бурно пережитых на Земле. Но сейчас они проявляют себя спокойными, просветлёнными, как и человеческие существа, подавившие в себе приступы безумия, когда они впадали в ментальное расстройство.