Секс и судьба - Хавьер Шико

Тельмо прилагал анестезирующие пассы к девушке, а духовный врач, вошедший в нашу команду, оборвал последние путы, которые ещё удерживали её душу-пленницу в неподвижном тле.

Увидев освобождённую Мариту на руках у Феликса, словно усталого и заснувшего ребёнка, Морейра, с болью и смирением тех, кто полностью забывает о себе, чтобы выделить тех, кого любит, огорчённо спросил:

— Брат Феликс, что же мне теперь делать, такому бесполезному?

— Морейра, — ответил наставник, благословляя его своим взглядом, — мы являемся одной единой семьёй. Скоро у тебя будет всё, что надо, чтобы вернуться к Марите, которой теперь нужен покой и восстановление. Но до этого мы нуждаемся в твоей помощи! Марита страдает… Нам нужно освободить её. Мы рассчитываем на тебя, как человек, который ждёт от друга, от брата всего, что тот может дать!…

Бывший помощник Клаудио, желая доказать свою покорность, стал на колено и склонил свою голову, отдавая себе отчёт в том, что наставник просит от него заделать брешь, которую он, Морейра, сам расширил. И он пообещал выполнить ту обязанность, которая на него была возложена. Всё, чего он желал теперь, подчеркнул он, это учиться, помогать, посвящать себя добру, трудиться, служить…

* * *

Счастливцы Земли! Когда вы подступите к постелям тех, кто находится в долгой агонии, отбросьте свои мысли о том, чтобы ускорить смерть!…

Рядом с этими изуродованными телами и позади их молчаливых ртов духовные благодетели принимают меры, выполняют задачи, направленные на облагораживание, произносят молитвы или протягивают свои дружеские руки!

Сегодня вы не понимаете значения нескольких минут переосмысления для путешественника, который жаждет осмотреть пройденные пути перед тем, как вернуться под крышу своего очага.

Если вы не чувствуете себя в состоянии предложить им фазу утешения или помощи молитвы, отойдите и оставьте их в покое!… Слёзы, которые они проливают — это жемчужины надежды, с которыми свет других зорь засияет на их лицах!… Эти сонны, которые вырываются из груди к устам, подобные рыданиям, заключённым в сердце, почти всегда выражают гимны радости перед лицом бессмертия, освещающего их из Высшего Мира!…

Спутники мира, вы, имеющие пока что видение, ограниченное плотским каркасом, ради любви к самым дорогим своим чувствам, давайте утешение и покой, симпатию и почтение тем, кто приближается к могиле! Они не измученные мумии, предстающие перед вашими глазами, предназначенные для могильной плиты, съедаемой пылью… Это дети Неба, возвращающиеся к себе на Родину, готовые преодолеть реку Истины, на берегах которой однажды окажетесь и вы!…

* * *

Поскольку день клонился к вечеру, Агостиньо и Саломон проводили Клаудио и прах его дочери в Каху [22], где прошла простая церемония прощания.

По возвращении измождённый Ногейра попрощался со своими друзьями в районе Синеландии и взял такси на Фламенго.

Он подъехал к дому, поднялся и, желая поговорить с кем-либо, открыл дверь. Он осмотрел каждую комнату и ощутил холодок в теле и в душе… В пустых апартаментах никого не было.

8

Отвечая на рекомендации Феликса, рассчитывавшего на мою помощь с Клаудио и Мариной, я остался во Фламенго, у постели огорчённого и растерянного друга.

Предоставленный самому себе, без малейшего человеческого участия, Ногейра стал размышлять и понял. Он много прочёл, достаточно беседовал с Агостиньо и Саломоном и не мог уклониться от истины. Он обрёл веру милосердием Божественного Провидения. Однако Божественная Справедливость не могла предохранить его от одиночества, чему он сам был причиной.

Его сердце чувствовало пустоту, оставленную дочерью, которую укрыла могила. Эти пятнадцать дней в больнице соединили их в духе навсегда. Рядом с Маритой он получил свет обновления. Он не мог думать, что больше не ощутит утешения в том, чтобы носить её на руках, поддерживать её, помогать…

Удручённый, он сел и заплакал.

Проходила ночь, а Марсия всё не возвращалась.

Он позвонил соседям «донны» Хусты. Ответила служанка, которую друзья пригласили домой. Он рассказал ей о развоплощении Мариты, и та пожалела, что не получила эту новость раньше, иначе она могла бы присутствовать на похоронах. Она объяснила, что госпожа уехала в Петрополис и не сказала, когда вернётся. «Донна» Марсия сослалась на усталость после перевода Марины в больницу на излечение и предупредила, что планирует пробыть несколько дней в горах, чтобы восстановить силы. Насколько ей, служанке, известно, «донна» Хуста вернётся в апартаменты утром и будет свободна уже пополудни.

Ногейра спросил у неё название больницы, куда была доставлена его больная дочь. Но служанка не знала этого. «Донна» Марсия не передавала ей никакой другой информации. Кстати, она просит прощения, что дала информацию, которая, возможно, огорчит его, но хозяйка себя чувствовала тоже усталой. Она казалась больной, была вся на нервах.

Клаудио поблагодарил её и взял телефонный справочник.

Он напрасно пытался дозвониться в знакомый ему дом отдыха в Санта Тереза. И продолжал искать по телефону, пока не нашёл с шестой попытки то, что искал. Любезная медсестра, которой «донна» Марсия оставила их адрес, сказала, то Марина находится в пансионе в центре здоровья в Ботафого. Но посещения даже близким запрещены. Молодая женщина находилась в кризисе и была под пристальным наблюдением врачей.

Как отец, он должен был связаться с администрацией, чтобы попытаться лично навестить дочь.

Клаудио сел в кресло и задумался. Оставался дом Торресов. Жильберто, конечно же, мог всё прояснить. Но в его воображении лицо молодого человека вставало словно хирургический скальпель, задержавшийся на ментальном рубце. Он вспоминал их встречу в Лидо, во время которой он поймал его на том, что он сам, охотно это проделает, и это вызывало с нём чувство стыда. Он бесстрастно исследовал свою душу и заключил, что если он действительно хочет стать новой личностью, он не должен избегать последствий, которые налагают на него прошлые ошибки.

Утвердившись в этом рассуждении, он больше не колебался.

Он схватил телефон, надеясь услышать голос молодого человека, хоть мало верил в это, поскольку было уже за девять часов вечера. Но молодой человек ответил.

Продолжая ощущать стыд, Клаудио выразил ему свои соболезнования по поводу смерти его матери, в то же время передав ему новость о смерти Мариты.

Жильберто показался ему удручённым, измученным.

Сын Немезио признался ему, что не знал о серьёзности происшествия и о кончине девушки. Действительно, из-за семейных испытаний. Связанных с долгим уходом «донны» Беатрисы, и с болезнью Марины, которая случилась как-то внезапно, «донна» Марсия и её дочь не имели случая передать ему информацию о серьёзности произошедшего. Он очень сожалеет об этом и также передаёт ему свои соболезнования. Он всегда ценил в Марите сердечность сестры. На вопрос Ногейры он объяснил, что Марину как-то внезапно охватил приступ ярости. Врач, которому они доверяли, признал у неё раннее слабоумие. И поэтому, отказавшись от помощи, передал эту проблему вниманию психиатров.

Диалог продолжался.

Предваряя оправдания, Жильберто заявил, что за эти последние дни он взял на себя решение новых задач. Когда они вдвоём встретились в Копакабане, было решено, что они с Мариной поженятся как можно раньше и предадутся покою домашнего очага. Но болезнь молодой женщины его отец, охваченный опасениями, хоть и признавая ту работу, что Марина делала по работе, заставил его изменить планы. Отец, который находился сейчас на отдыхе, был откровенен: он не одобрит этот брак, и не считает Марину достаточно способной нести обязанности супружеской жизни. Кроме того, он говорил ему об «определённых вещах», и советовал быть подальше от Рио. Он поддержит его финансово в другом городе, где Жильберто сможет продолжить свою прерванную учёбу. Но сам Жильберто видел свою жизнь по-другому, он чувствовал себя в замешательстве, сломленным перед лицом родительских приказов…