И Калышева - Основы истинной науки - I
К такому приёму прибегают учителя и профессора для того, чтобы более понятным образом передать эти труды учащимся; или так же точно поступает пресса, чтобы передать популярным образом читающей публике смысл какого-нибудь очень трудного и мало доступного сочинения великого автора. Не понимая его в том духе, как его понимал сам автор, они и не передают его в полном объёме, а выбирают из него только одну часть, которая им кажется более существенной или более интересной, переделывают её так, чтобы она была более понятной, вставляют свои комментарии и делают своё собственное заключение. Доверчивая публика читает эти сочинения и в простоте сердечной думает, что она читает труд и заключение самого автора, а в сущности ничего общего с оригиналом нет. Извращение выходит ещё больше, если рецензент решится писать не с подлинного труда, а с того, который уже отчасти искажён. Тогда уже совершенно ничего общего с подлинником и быть не может. Статьи эти делаются всегда очень популярны и вводят общество в крупные ошибки.
Происходит это главным образом от того, что в настоящее время наука раздроблена на научные предметы, и никто не изучает какого-либо великого учителя, например, Ньютона, но изучают физику, математику, оптику и т.д. Только в древности изучали самого философа или учёного. Ученики каждого из них всюду следовали за своим гениальным учителем, принимали его мировоззрение, его взгляды на природу вещей, его способы и приёмы изучений и исследований, и затем, после смерти учителя, учение его сохранялось без искажений и если были у него достойные преемники и продолжали в том же духе разрабатывать дальше те же теории, то свет обогащался ещё большими открытиями, которых при другом образе действий не могло бы быть.
Платон был достойный ученик Сократа. Если бы он не продолжал начатого Сократом дела и создавал бы своё, то никогда не был бы Платоном, а был бы каким-нибудь второстепенным или третьестепенным философом, или совсем затерялся бы в массе неудачников, не имевших возможности в течение одной короткой жизни прочувствовать, продумать и высказать всё, что он высказал.
Современные адепты науки изучают не учёных, не их самих, но научные предметы. Астрономы выкроили у Ньютона всё, что касается до астрономии, оптики, что нужно для их науки; то же сделали математики; одним словом, что каждому нужно, то выхвачено и выкроено из учения Ньютона и других ему подобных, а вся общая часть, дающая, собственно говоря, всё значение Ньютону, как гению, та часть, которая открывает всё мировоззрение, руководившее его всю жизнь, которая помогала ему во всех открытиях, та остаётся мало известною.
Наконец, остаётся уже совершенно неизвестным всё то, что сказано каким-нибудь великим учителем на те темы, которые не могут быть причислены ни к одной из изучаемых научных рубрик. И как бы ни были эти истины велики и премудры, они прямо бракуются, не получают места в науке и самым варварским образом изгоняются.
Никто в настоящее время не унизится до того, чтобы с начала до конца, со всеми деталями, изучить какого-либо великого учителя или нескольких, но с одним и тем же направлением, и не задастся целью продолжать в их духе начатую ими работу. Но всякий хочет создать своё, исправляет старое сообразно своего понимания и не хочет понять, как это пагубно отзывается на ходе развития науки, ибо через это он только портит великие произведения, которые, выйдя из-под его пера, может быть и становятся более популярными, тем не менее они теряют великое значение, какое они имели.
Изучая какого-либо великого учителя, необходимо непременно стать на ту исходную точку мышления, на которой стоял сам автор, обдумывая и создавая свою систему или совершая свои научные открытия. Только при этом условии можно составить себе правильное понятие о тех идеях, которые он проводит, а о тех разъяснениях явлений природы, которые он давал; ибо они ему самому стали ясны только благодаря его мировоззрению, его приёмам и той последовательности, которую он принял. Для этого необходимо изучать великих авторов в полном их объёме и в последовательном порядке и, мало того, необходимо вдумываться в основной смысл их и даже в причины, заставившие этих великих учителей думать так, а не иначе. Это очень ясно: ибо если мы допустим, что они сами стали бы на другую исходную точку мышления, то, конечно, все системы и все выводы были бы другие и никогда не достигли бы той высоты, на которую их довело именно эго мировоззрение. Тем более всё вышесказанное должно относиться до всякого суждения о них постороннего человека, имеющего меньшие познания, меньшую опытность и навык и совершенно другое мировоззрение. К подобным суждениям надо всегда относиться очень скептично, ибо они часто приводили к большим и весьма существенным ошибкам.
Казалось бы, что прямая обязанность науки состоит в том именно, чтобы сохранять, как святыню, каждое слово и каждую мысль великих учёных в педантической неприкосновенности, в том именно виде и в том именно смысле, в котором сам автор представил её свету без малейших изменений, улучшений и дополнений, какие вводят в настоящее время люди, стоящие много ниже их по интеллектуальному развитию, ибо все эти так называемые улучшения ведут прямо к заблуждениям.
Приведём тому несколько примеров из истории материализма:
Как только общество стало выходить из своего научного индифферентизма, обратив внимание на научные труды Джиордано Бруно, Галилея, Коперника, Декарта и Ньютона и стало следить за наукою, то этим общим возрождающимся стремлением к образованию чрезвычайно удачно воспользовались материалисты: Гес-сенди - во Франции, лорд Бэкон Веруламский и Гоббс - в Англии, а француз Ла-Меттри - в Германии.
Гессенди взял за основание своего учения несколько очищенный им эпикуреизм и подцветил его учением Декарта. Он придал всему своему учению чрезвычайно доступную, лёгкую и понятную форму изложения и материалистическую подкладку, вследствие чего учение его имело чрезвычайный успех среди общества, чему много способствовали потребности времени и всё более и более усиливающаяся в публике жажда знания. Суеверный и тщеславный (Ланге, т.I, стр. 180) Бэкон обращал главным образом внимание людей на методы исследования. Атеист Гоббс утверждал, что в мире нет ничего реального; учение обоих имело главным образом своим основанием учение Декарта. Легкомысленный и задорный дилетант-философ Ла-Меттри (Ланге, т.I, стр. 229) постановил удовольствия главным принципом жизни. Под особым покровительством Фридриха Великого он издал своё сочинение «Человек-машина», за основание которого была им принята, главным образом, та часть учения Декарта, которая говорит, что все духовные и физические проявления жизни можно рассматривать, как продукты механических процессов.
Находясь под ревностным покровительством аристократии и дворов, материализм, распространённый четырьмя этими личностями, не обогатившими науку никакими самостоятельными научными трудами или открытиями, имел невообразимый успех, приобрёл последователей во всех классах общества; подражателям положительно не было конца, появлялись сотнями разные другие сочинения, основанные будто бы на учении Декарта, но с атеистической подкладкой, вполне покорившие публику, развившие в ней жажду знания в ущерб авторитета Церкви.
Таким образом Декарт, строгий и ревностный католик, человек глубоко верующий в Бога, как Творца Вселенной, написавший дуалистическую философию, отвергающий численность атомов, говоря, что если бы существовали самые маленькие частички, которые никак нельзя было бы разделить, то всё же Бог мог бы разделить их, потому что делимость их мыслима, - попал во мнениях общества в материалисты.
Все, положительно все читающие произведения Гессенди, Гоббса, лорда Бэкона, Ла-Меттри и всю клику их последователей, полагали, что читают теорию Декарта, или, по крайней мере, учения, основанные на строгом смысле картезианского дуализма, чего в сущности совершенно не было; все эти теории не походили даже на выводы Декарта; они частью заимствовали одну наружную форму его, а большею частью заимствовали его переходные теории, из которых сам Декарт выводил совершению другие следствия, чем те, к которым приходили его последователи.
Первым восстал против материализма сам Декарт; немало посвятил он труда для убеждения людей в том, что учение его решительно не имеет того основного смысла, какой ему придают; сколько он прочёл публичных лекций, доказывая, что его философия не может быть понимаема в атеистическом смысле, однако модного стремления он не остановил.
За Декартом восстали на материализм Ньютон, Бойль, Клерк, Пристлей, Гэртли, Лейбниц, Фарадей, Баркли и многие другие, но труды их были оценены лишь в Англии. Материализм был так прост и понятен; от так соответствовал вкусам и взглядам общества и людей того времени, что они положительно отказывались от всякого другого мировоззрения; они почитали учёных за их ум и деятельность с радостью и некоторым даже рвением принимали новейшие открытия и успехи науки, но всегда понимали их по-своему, не меняя своего мировоззрения. Чем больше росло образование и жажда знания, тем сильнее вкоренялся атеизм.
