Екатерина Трубицина - Прогулка по висячему мостику
Впрочем, есть у Стаса и действительно своя семья со своими родными детьми. Обзавелся он ими еще до официальной женитьбы. Обзавелся вполне осознанно и целенаправленно, зная, что жизнь у него вряд ли сложится тихо и мирно. В матери своим детям он выбрал тихую скромную и трудолюбивую Наденьку — девочку из сибирской семьи сосланных при сталинском режиме. Она училась с ним в университете, только на филфаке. Он не ухаживал и не соблазнял ее. Стас просто честно и откровенно объяснил ей, что от нее хочет. Его предложение, естественно, не вызвало у Наденьки бурных восторгов, но подумав, она согласилась. В конце концов, никакие радужные перспективы ей тогда не светили. В приемные отцы своим будущим детям он избрал своего друга Серегу. Тому очень нравилась Надя — надо сказать, небезответно — но, будучи от природы ужасно застенчивым, он панически боялся даже заговорить с ней.
Вообще этот Серега личность тоже весьма примечательная. В школе он еле-еле тянулся на троечки. Как известно, знания там никто не оценивает. Сама суть оценки даже официально называется «успеваемость». Так вот, с этой самой успеваемостью у Сереги всегда было более чем туго. За отведенное на школьные контрольные время он с трудом успевал сделать в лучшем случае половину заданий, но идеально чисто и правильно, за что получал свою тройку. Так и тянулся в школе, затем в кулинарном училище (больше никуда не взяли), а вот армия круто изменила его жизнь.
По чистой случайности попал он в элитную засекреченную часть, связанную с наисовременнейшими технологиями, где во всей красе раскрылись его яркие склонности к точным наукам. В университет он поступал с очень весомой рекомендацией. На вступительном экзамене по своей укоренившейся традиции успел сделать только половину заданий, но как всегда идеально, и получил свою заветную тройку, которой ему, учитывая льготу отслужившим в армии и рекомендацию, вполне хватило для поступления. В университете о его крайней медлительности слагали анекдоты, но его дипломная работа произвела такой фурор, что анекдоты переквалифицировались в легенды. Зная себя, писать он ее начал с первого курса, а на защите кто-то даже восторженно крикнул, что за такие открытия Нобелевскую премию дают. Нобелевскую премию ему, конечно же, не дали, а вот в аспирантуру зачислили без вопросов, несмотря на малопривлекательные оценки успеваемости, полученные за время учебы. В конце концов, какая разница, что человек успевает, если то, что он все же успел — гениально.
Своих детей Сергей иметь не может. Узнал он об этом на третьем курсе случайно, когда одна из соседок по общежитию заявила, что беременна от него. Скандал она устроила громче некуда. Серегу даже из университета чуть не выгнали, но вмешался отец Стаса, который тогда вес имел немалый. В общем, выгнать Серегу не выгнали, а вот обследование пройти все ж заставили. Вот тут и выяснилось, что он не может и никогда не сможет стать отцом.
С Сергеем Стас тоже разговаривал предельно прямо и откровенно. Вопреки ожиданиям тот пришел в восторг от предложения, притом в такой восторг, что Стас даже немного растерялся и начал освещать ему все самые негативные стороны своей затеи, на что Серега прочел ему целую лекцию на тему, почему все это просто замечательно. На момент мужского разговора у Наденьки уже родился сын от Стаса — Радный Владимир Станиславович, и вот-вот должна была появиться дочурка — Радная Светлана Станиславовна. Условия, что дети будут им, Стасом, официально признаны, будут носить его отчество и фамилию, будут с ним, как с отцом общаться, Серегу тоже не смутили.
Конечно, прежде чем эта странная семья обрела свой законченный вид, не обошлось без проблем и щекотливых моментов, но Радный умеет добиваться своего. В итоге, Серега занял хороший пост в одном из НИИ, Надя стала преподавать русский и литературу в педагогическом училище. Живут они действительно в любви и согласии и детей растят, как положено. Дети идею двух пап воспринимают с удовольствием, любя всех своих троих родителей с беззаветной детской преданностью.
Стас полностью обеспечивал их даже в черные свои времена. Надя отказывалась, но Стас, тем не менее, ежемесячно перечисляет детям официальные алименты. Их никому и в голову не приходит снимать со счета в банке, так как неофициальное содержание значительно превышает их. Несколько раз пытался воспротивиться чрезмерному материальному участию Серега, но Стас укротил пыл его мужского достоинства, объяснив, что, во-первых, он хочет, чтобы его дети ни в чем не нуждались. Во-вторых, он по гроб жизни обязан женщине, которая согласилась стать их матерью при таких нестандартных обстоятельствах. И, в-третьих, он в неоплатном долгу перед самим Серегой. Почему? Об этом он предложил ему самому догадаться. Серега даже пытаться не стал, и тогда Стас придумал для него персональный аргумент — бизнес обязан материально поддерживать науку! Серегу это мало убедило, но выхода у него все равно не было и пришлось сделать вид, что он согласен.
— Получается, Радный сам себе устанавливает законы, по которым живет?
— Да. Как и ты, — Генка улыбнулся Ире и добавил. — Как и я. Как и Женич.
— То есть по сути…
— Ирчик, — перебил ее Генка, — никто — ни ты, ни я, ни Женич — на самом деле не может до конца знать, кем он является по сути. Можно что-то смутно чувствовать, смутно догадываться и даже пытаться для себя нечто умозрительно по этому поводу формулировать и даже с полной уверенностью кому-то об этом рассказывать. Но наш мозг не способен адекватно осознавать это, как не способен адекватно осознавать, что такое Время, Вечность, Бесконечность.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Не знаю… сама подумай.
— То есть… — Ира выжидающе взглянула на Генку.
— То есть я хочу сказать, что такие непроходимые дебри не для моих скромных мозгов, так что, как я уже и сказал — сама подумай.
— Хорошо, подумаю сама.
— Не! Лучше не думай, а живи, как живешь. Все равно, произойдет лишь то, что произойдет.
— Генка! Ты фаталист?
— Нет. Я — оптимист. И вообще, ты мне сегодня эскизы-то покажешь.
— Теперь покажу.
Ира решительным шагом направилась в комнату. Генка было последовал за ней, но она его остановила:
— Сиди, сейчас сюда принесу.
Он не совсем понял, но послушно остался на своем месте. Ира вынесла распечатки.
— Стас вроде ж отказался участвовать в обсуждении заказанного проекта? Ты для кого распечатывала?
— Для дома.
— В смысле?
— В смысле, я показывала их дому.
— И как он, дом?
— Ему понравилось.
— А теперь можно серьезно?
— Я вполне серьезно. Дому понравилось. Он пел для меня. Он, вообще-то, всегда поет, когда я приезжаю, но, увидев эскизы, он изобразил нечто поистине сногсшибательное — целый концерт, притом в абсолютно разных стилях.
— Ирка-а-а…
Какие именно эмоции испытывает Генка по поводу поющего дома, пониманию не поддавалось, но Иру это и не интересовало, так как в этот момент она как раз схватила за хвост классную идею.
— Генка! Я знаю, что сделаю с твоими фотками! Я покажу их дому!
— Ир, мне всегда мерещилось, будто я со странностями. Знаешь — нет. Я, оказывается, вполне заурядный обыватель.
— Генка! Ты не понимаешь! Он ведь дом! Он лучше знает!
— Дай эскизы посмотрю.
— На.
Генка несколько раз машинально поперекладывал бумажки.
— Не! Не могу. Забирай. Мне твой дом все мозги отшиб. Он серьезно, что ли, поет?
— Да, Ген.
— Знаешь, я — слепой. И, наверное, еще и глухой. У меня, вроде, неплохое воображение, но я не представляю, как дом может петь.
Ира унесла эскизы обратно в комнату, а Генка набрал Женечку.
— Женич, тебе наша общая знакомая рассказывала о доме, который оказался ярым любителем помузицировать?
— Ген, он не любитель. Он — профессионал.
— Тьфу-ты! Еще один издевается!
— Оставь Ирку в покое! Дома для нее поют, гадюки подарки приносят — просто она такая и с ней вот такое и происходит. Учти, она еще далеко не на все внимание обращает. Так что оставь ее в покое. Привет ей, кстати, передай от меня.
Женечка отключился. Ира вновь появилась на кухне.
— Тебе привет от Женича.
— Спасибо.
— Слушай, Ирчик, а покажи-ка мне, чем это тебя гадюки одарили.
— Маленькое уточнение: гадюка была одна. А вот что она мне подарила — не покажу, по причине того, что вышеупомянутый Женич уже посоветовал мне это выкинуть, а я не желаю так делать.
— Ирчик, ты на меня обиделась?
— С чего ты решил?
— С тону Вашего, госпожа Палладина.
— Генка! — Ира обняла его. — Прости! Я ну ни капельки не обиделась! Просто понимаешь, я точно знаю теперь, что для начала нужно сделать с твоим материалом и у меня руки чешутся невыносимо! Понимаешь?
