Гностицизм - Хёллер Стефан
Подобно Гаутаме Будде, который жил до него, Иисус признает, что физического облегчения страдания недостаточно, ибо конечные корни страдания прорастают в уме и сердце. Как в канонических евангелиях, так и в Гностических, он советует своим ученикам любить друг друга:
30. Иисус сказал: Люби брата твоего, как душу твою. Охраняй его как зеницу ока твоего.
Но как для каждого Гностика, так и для Иисуса верно следующее: наиболее эффективным актом любви является духовное освобождение, которое приводит к прекращению всех физических и психических страданий. По этой причине, Иисус этих евангелий никогда не будет подходящей фигурой для освобождения теологов. Освобождение, привносимое им, не является политическим или экономическим, но духовным. Однако — и нам определенно стоит помнить об этом — так как это освобождение от мира, а не в мире, это также и окончательное освобождение. И это, безусловно, многого стоит.
Всегда и везде в коллекции писаний Наг-Хаммади мы находим типичную гностическую связь между собственным «Я» и трансцендентной безликостью — пребывающим духом и Божественностью за пределами эонов. Путь к Божественности лежит через нас. Трактат из коллекции Наг-Хаммади под названием «Поучение Силуана» ясно выражает это:
«Просвети свой ум светом неба, чтобы ты смог отправиться к свету неба. Не уставай стучать в дверь разума и не прекращай ходить по пути Христа. Ходи по нему для того, чтобы ты смог получить отдых от своих мучений».
Кодексы Наг-Хаммади являются величайшим хранилищем гностической мудрости. Это не только самая большая коллекция гностических писаний из когда-либо обнаруженных, но будучи открытой, она заметно умножила объем имеющихся гностических знаний. Впервые за две тысячи лет имеется достаточно гностического материала, чтобы убедить растущее множество достойных людей нашей культуры в том, что вполне возможна переоценка христианских суждений о гностиках. Мы можем увидеть, что картина о ранних истоках христианства, нарисованная для нас очень давно, оказалась небезупречной. Не существовало ни единой «великой церкви», ни первоначального ортодоксального религиозного учреждения, от которого «гностическая ересь» преднамеренно и своенравно откололась. Напротив, христианский мир был расщеплен с самого начала; он был собранием множественных видов веры и интерпретаций, а также различных видов гнозиса. Сегодня, когда не-Гностическое Христианство снова разделено на сотни ветвей, снова возникает возможность для появления ложно обвиненных и осужденных «еретиков», гностиков. Картина изменяется, и средство ее изменения пришло к нам из песков пустыни, из красного керамического сосуд, которые выпустил в свет нечто большее, чем маленькое облачко золотой пыли в 1945 году.
Благодаря усердной и преданной работе многих ученых, вся библиотека Наг-Хаммади стала доступна в простом английском переводе по доступным ценам с 1977 года. В истории еще не было такой замечательной возможности для знакомства с этими учениями. В нашем запутанном и болезненно разделенном мире это действительно хорошие знамения. Мид, один из величайших ранних работников в винограднике Гностических писаний, писал всего около ста лет назад, но с ясным ощущением вневременности:
«Это верно, что сегодня мы можем открыто говорить о многих вещах, которые гностик облачил в символ и миф; в любом случае, наши реальные знания об этих вещах не так уж далеки от знаний великих учителей гнозиса, как нам хочется думать; сейчас, как и тогда, существуют лишь немногие, кто реально знает, о чем они пишут, тогда как остальные копируют, сравнивают, адаптируют и спекулируют… Кто знает достаточно, чтобы решать за других в столь возвышенных вопросах? Пусть каждый следует за Светом так, как он его видит — его достаточно для всех; чтобы в конце «все стало Светом, мягким и приятным» («Fragments of a Faith Forgotten» 592, 606-7)
Глава 14. Гностицизм и постмодернистская мысль
Гностицизм одновременно поражает нас своей древностью и жизненной современностью. Это быть может отчасти из-за определенного сходства в исторических характерных чертах Гностицизма с одной стороны и постмодернистской мыслью в мире с другой. Обстановка ранних веков христианской эры и двадцатого (и, возможно, двадцать первого) века не столь различны, как этого можно было бы ожидать. Обе эпохи могут похвастаться данными неумолимого материального прогресса. «Pax Americana», как и «Pax Romana», принес определенную стабильность, безопасность и процветание на своем пути (рынки второго века в Александрии служили тем же целям, что и наши торговые центры). Тем не менее, оба периода также изобилуют жестокостью, тревогой и печалью. Рим был построен на труде рабов и крови покоренных народов; нынешний модернистский и постмодернистский мир — это мир, в котором стали процветать лагеря уничтожения, тоталитарная тирания и террористические акты. Гностики и их духовные родственники в обоих периодах являются теми, кто пришел к выводу, что великий секрет жизни не может быть обнаружен в мире, и, таким образом, его надо искать в более глубоких и менее мирских источниках.
Простая и добродетельная культурная атмосфера Римской республики создала путь для многокультурного, грандиозно нигилистического духа Римской Империи; таким же образом оптимистичные, рационалистские и прогрессивные основы современного Западного общества в настоящее время распадаются. Не так давно мы в целом предполагали, что через разум сможем обнаружить «законы природы», и посредством использования этих законов вещи будут становиться все лучше и лучше. Сегодня же это предположение весьма сомнительно. Надежда на прогресс средствами разума многими уже не воспринимается серьёзно.
Во времена гностиков существовало множество олимпийских классических богов, которые потерпели неудачу. В наше время мы видим период упадка современных богов — политических идеологий, науки, социологии, медицинской психологии и в последнее время, пожалуй, охраны окружающей среды. Наша культура все еще функционирует, словно будучи основана на рационалистическом гуманизме Просвещения восемнадцатого века, доверяет его философии все меньше и меньше. Новые сомнения подрывают светскую веру последние три сотни лет. Природа, которую когда-то рассматривали по своей сути как упорядоченную, оказалась с точки зрения некоторых ученых как нечто гораздо более беспорядочное, что можно себе представить. Человеческая история также, больше не рассматривается как то, что рациональное человечество может подчинять собственным желаниям. Все чаще исторический процесс рассматривается как сила, существующая сама по себе, которая не поддается диктату человеческого разума и его целям. И, что самое главное, сама Вселенная часто рассматривается не как гармоничный космос древних, а с появлением теории хаоса как феномен неизменного потока и движения, где большинство зловещих явлений по своей природе непредсказуемы. Дональд Уорстер, научный аналитик новых теорий и всемирно признанный историк окружающей среды, писал: «Мы живем в постмодернистскую пост-структуралистическую эпоху, когда все что казалось твердым, развеивается по ветру» (интервью Wall Street Journal, 11 июля, 1994).
Проиллюстрируем ситуацию в более приземленных терминах: рассмотрим изменения в таких культурных отличительных признаках, как темы, отыгрываемые на экране кинофильмов. Фильмы 1950-х, за редкими исключениями, показывают нам мир радостного прогресса, созданный благодаря усилиям науки. Четыре десятилетия спустя, «Парк Юрского Периода» представляет нам страшный природный мир, захваченный силами, выпущенными на волю безответственной и продажной наукой. Являются ли различия в этих двух описаниях случайными? Более проницательные наблюдатели так не считают. Они находят, что эти отличия означают повышение важности тревожных вопросов поведения человека и нравственных ценностей.
Постмодернистская тенденция, которая оказалась столь разрушительной для старой самоуверенной веры в упорядоченный прогресс, сама имеет происхождение в научной мысли. Теория хаоса расширяет далее некоторые давние идеи ученых относительно непредсказуемости вселенной и природы — начиная с «принципа неопределенности» Гейзенберга, провозглашенного в 1920 году. Коротко говоря, эта теория утверждает, что долгосрочное поведение системы (такой как погода, или сама вселенная) не может быть предсказано с полной определенностью. Чтобы сделать определенный прогноз, требуется знать начальные условия системы с абсолютной степенью точности. Очевидно, что это невозможно, поэтому принцип случайных событий, как представляется, более распространен, чем принцип предсказуемости. Эти драматические изменения в научной мысли, в конечном счете, отражают фундаментальные изменения в большой культуре. Это не только цитадель науки, но также и литературы, театры, изобразительного искусства и социальных наук, которые вторглись центростремительной силе деконструкции. Литература деконструируется по политическим и социологическим траекториям, и результатом оказывается эрозия уважения, с которым относились к литературному наследию культуры.
