Гностицизм - Хёллер Стефан
Возрожденная Розенкрейцерская ассоциация имела среди своих членов элиту Германского совета, включая короля Пруссии. Консервативный политический характер ордена раздражал более революционно настроенных, которые также были привлечены к Розенкрейцерской романтике. Fama, однако, призывала к универсальной реформации знания, а не к революционному изменению общества. Вопрос о существовании первоначального Ордена Розенкрейцеров остается без ответа. Но факт того, что Розенкрейцерский миф стал важным архетипическим мотивом в эзотерической мысли, не подлежит сомнению. Именно здесь может обнаружиться связь с гностицизмом. Документы Розенкрейцеров имеют явную алхимическую основу; один из них, «Химическая свадьба Христиана Розенкрейца», описывает процесс алхимического соединения. Алхимия, как показывают исследования Юнга, имеет тесную связь с гностицизмом. Кроме того, загадочный Христиан Розенкрейц вполне может быть германским катаром, который хотел учредить гностическую традицию нового характера. Новаторский Французский исследователь двадцатого века, Морис Магре, исследовавший Катар, пишет в своей работе «Возвращение волхвов» (91):
«Так что от великого альбигойского леса, вырубленного и сожженного до тла, остался только один человек, который увековечил доктрину посредством её трансформации…
Из альбигойцев в середине четырнадцатого века появился мудрый человек, который был известен под символическим именем Христиан Розенкрейц и являлся последним потомком немецкой фамилии Гермишаузен (или Гермишузен). Нет ни письменных текстов, ни исторических доказательств. Как это может быть?»
Магре был глубоко вовлечен в эзотерические традиции Франции и, возможно, был посвящен в устные, неизвестные другим, традиции. В любом случае, существует неразрывная связь между различными Розекрейцерскими возрожденными движениями и гностической традицией, а это уже говорит само за себя.

Катарские медальоны из Монсегюра. Шестилепестковый, цветочно-звездный дизайн очень похож на мотивы, обнаруженные на древних гностических амулетах. Вписанный в круг равносторонний крест символизирует конечную полноту и гармонию.
Гностические истоки Просвещения и Революции
Просветление, к которому стремятся гностики, несет не те же самые идеалы и задачи Просвещения восемнадцатого века. Гностическое просветление (или Гнозис) понимается как спасительное духовное озарение. Просвещение Вольтера и его товарищей-философов было изгнанием мракобесия и догматизма средневековой церкви. Тем не менее, они были связаны и в своем происхождении, и в основном направлении. Для понимания гностического компонента Просвещения необходимо взглянуть на более раннюю эпоху — позднее Средневековье. Никто не может путешествовать в любое место прелестной Франции, не встречаясь со следами Тамплиеров. Один из трех величайших рыцарских орденов Крестовых Походов (другие два — это Мальтийские и Тевтонские Рыцари), Тамплиеры всегда были преимущественно французами, и церкви напоминают путешественнику о великой силе и благости, которыми когда-то обладали рыцари-монахи этого ордена. Основанный в двенадцатом веке на Святой Земле, орден изначально посвятил себя укрытию и защите паломников в священных местах. Некоторые из видных рыцарей-основателей, кажется, имели склонности к эзотерической духовности, и подобные тенденции продолжались в ордене вплоть до его трагического конца. Гуго де Пейн, первый лидер Тамплиеров, проявил интерес к ереси Катаров, чье учение ему объяснил собрат-тамплиер Жоффруа де Сен-Адемар (иногда ошибочно пишут «Сен-Омер»), который был родом из Лангедока. Также весьма вероятно, что ранние рыцари-тамплиеры были знакомы с доктриной Ордена Ассасинов, исмаилитского военно-мистического сообщества, возглавляемого гуру-мистиком, известным как Старец Горы. Что наиболее важно, ранние тамплиеры, кажется, столкнулись на Святой земле (или в близлежащих места) с гностической группой, связанной с мистериями святого Иоанна-Крестителя — по всей видимости они принадлежали к мандейскому сообществу. Из этих источников Тамплиеры почерпнули учения, которые тайно привнесли в Европу, в особенности на свою Французскую родину.

Катарская стела, возможно, мемориальная доска. На рисунке изображено древо, увенчанное двенадцати-лепестковым цветочным узор. Это может быть символикой зодиака.
Основатели Ордена Тамплиеров имели могущественного покровителя из числа ортодоксальных католиков в лице святого Бернарда Клерворского, чье мистическое учение о Госпоже из «Песни Песней» само по себе было не лишено эзотерического подтекста. При помощи Бернарда, Тамплиеры обрели устойчивость и судить их мог только Папа Римский. Их благосостояние росло, равно как и зависть к ним, исходящая от королей Франции. Отношения рыцарей с Французской монархией не улучшились из-за отказа Тамплиеров участвовать в крестовом походе против катаров. Таким образом, полвека спустя, 13 октября 1307 года, в результате сговора французского короля и Папы (француза, обязанного королю), орден был распущен, а его ведущие рыцари арестованы. Несколько позже великий магистр Жак де Моле вместе с множеством других рыцарей был сожжен на костре за ересь.
Страшные преследования рыцарей продолжались, и только в нескольких зарубежных странах уцелела их горстка. Великого Ордена Тамплиеров больше не существовало. Расформирование Тамплиеров и их мученичество произошло, когда еще жива была память о разрушении Лангедока и холокосте катарских гностиков. Но тогда как ужасные события Лангедока произошли на маленьком участке земли, в те времена практически чуждом большинству Франции, убийство Тамплиеров имеет отношение ко всему французскому народу. Отвращение к королю и Папе стало огромным и устойчивым. Как церковь показала себя в войне против катаров жестокой и варварской организацией, так и король предстал теперь как неблагодарный тиран, казнивший своих прославленных подданных. Таким образом, во Франции были посеяны семена радикального недовольства королевской властью и престолом. Четыреста лет — это длительное время, но потребовалось именно столько времени, чтобы эти семена проросли. Первой к решимости отобрать назад власть у церкви и Бурбонской монархии пришла французская интеллигенция.
Чтобы добиться этого, они использовали перо, а не меч. Их сочинения высвободили волну идей, все из которых критиковали церковь, а некоторые также и монархию. Второй этап произошел во времена начала Французской революции. Когда Людовик XVI был приведен своими палачами на виселицу, он, как говорят, заявил следующее: «Это месть за Жака де Моле». Эта интерпретация Французской истории, несмотря на то, что она, конечно, неинформативна, твердо вошла в эзотерические круги Франции и других частей Европы. Один из историков, Зои Олденбург, одна из первых написавшая о катарах, делает несколько утверждений в работе «Расправа в Монсегюре», которые практически идентичны с этой теорией.
Гностики Просвещения
К восемнадцатому веку миновало более чем тысячелетие с тех пор, как кто-то отважился сказать что-нибудь благосклонное о манихеях. Первым человеком, сделавшим это, был никто иной, как Вольтер. В своем произведение «Кандид», он изобразил пожилого путешественника-ученого Мартина, который является манихеем и успешно полемизирует с поверхностным оптимизмом поговорки «в этом лучшем из возможных миров все к лучшему». А в своем коротком рассказе «Мечта Платона» Вольтер показывает хорошее знание гностических учений, которые упоминаются в благосклонном тоне.
Одной из возвышающихся фигур эпохи Просвещения был Иоганн Вольфганг вон Гёте, известный по сей день в немецко-говорящих землях как поэт принцев и принц поэтов. В отличие от Вольтера, он открыто практиковал эзотерические дисциплины, в частности алхимию. Он написал знаменитый стих о Катарах, перевод которого гласит: «Были те, кто знал Отца. Что случилось с ними? О, они взяли и сожгли их!». Главный труд Гёте — это, конечно же, «Фауст». Как говорилось в восьмой главе, фигура Фауста была вдохновлена образом раннего гностического учителя Симона Мага, одно из почтительных имен которого было Faustus. Тогда как пьеса шестнадцатого века, созданная Кристофером Марло, была одной из попыток изображения древнего гностического мага с преобладанием обычных христианских богословских взглядов, где Фауст обречен на вечное проклятие, Фауст Гёте не страдает от такой судьбы, но оказывается искуплен Вечной Женственностью — здесь, вероятно, есть намек на Гностическую Софию. Во всех отношения, эквивалентом Гёте в английской литературе, является, конечно же, Уильям Блейк. Друг Блейка, Генри Крабб Робинсон, писал, что Блейк часто «повторял учения гностиков». Другие также комментируют гностический характер работ Блейка, и собственные его комментарии, зафиксированные не только Робинсоном, указывают в том же направлении. Блейку была ни к чему ньютоновская модель упорядоченного, как часы, космоса (можно только гадать, как бы Блейк отреагировал на такие проблемы, как теория хаоса и другие постмодернистские разработки, представленные в классической науке). Однажды Блейк сказал: «Природа есть работа Дьявола». Для него «Природа» означала все творение. Даже почти детская, популярная поэма Блейка «Тигр» вопрошает в весьма гностическом стиле во втором куплете: