Андрей Шамин - Танец на лезвии бритвы
Я ответил.
— Действительно у баранов рога всегда идут впереди головы. — буркнул Агасфер. — Камо грядеши, человече? Что сеешь на своём пути? Какие плоды вырастут от семян твоих? Молчишь? Так я скажу — сеющий свет пожнёт свет, сеющий тьму пожнёт тьму.
— Ну и что — сеешь свет, да пока созреет урожай столько труда и хлопот!
— А ты как думал! В этой жизни живи, пока живёшь, пиши, пока пишется, дыши, пока дышится — в другой всё будет по-другому. Главное будь самим собой — в миру простым членом мира, а в себе собой.
— Личностью?
— Самим собой. Всякий человек зеркало. Зеркало отражает мир и отражает его, изменяя сообразно своей чистоте…
— А таланты?
— Каждый человек не только многогранен, но и многомерен. Я думаю — Бог, независимо от происхождения даёт всем людям великолепный талант — талант быть просто человеком. Достойно быть человеком в нечеловеческих условиях. И жизнь для этого — стать Человеком и воспитать человеков.
Загрохотало.
Я глянул в окно.
Солнце щедро обливало своими лучами правый берег Даугавы. Город — игрушка. Нарисованное небо. Посверкивают петушки на шпилях…
Я опустил взгляд. Внизу бежали серые воды. И сказал, повернувшись к А. А. — Почти приехали.
Когда встал, услышал насмешливое:
— Так кем бы ты всё-таки хотел быть — последним среди первых или первым среди последних?
— Отвечу в другой раз. Всего хорошего, Агасфер Алоизович. Совет ваш учту.
Глава 6. Во тьме
Сколько он блуждал в тумане? Он не знал — может век, может вечность. Стоило остановиться — в сердце забиралась холодная скользкая змея. Он устал — от бестолкового кружения, от бессилия донести что-либо Александру, так вроде звали этого любопытного. Между ними зияла пропасть. Нижний привык к грязному, но своему миру. Слова, которыми он пытался поведать нижнему о Мире были просты и красивы, как цветы, сорванные цветы. Мёртвые. И теперь он бродил в этом проклятом тумане и задыхался. Он поднял голову к небу без звёзд и глухо застонал. Стон вырвался слабым вскриком:
— Ты свят и смотришь далеко, где тебе увидеть маленькую фигурку у ног твоих?! Я ненавижу тебя, Учитель. Ненавижу, потому что не могу любить этот мир таким, какой он есть, и не привык видеть прекрасное в рваных чертах. Я чувствую — ты не хочешь мне помочь, ждешь, когда я начну лизать пятки. Этого не будет никогда. Лучше смерть.
Словно опомнившись, провёл ладонью по глазам, стряхивая наваждение.
— Как ты там, Учитель? Скоро ли навестишь этот грешный, грязный мир?
Меч тихонько зазвенел.
— Бард?
Звон становился всё сильнее и сильнее.
Странник коснулся рукояти, и меч сам прыгнул ему в ладонь. Лезвие налилось ослепительным светом и мелко задрожало. Туман отпрянул в стороны от клинка, и, казалось, замер. Странник на всякий случай крепко сжал стрелу. Совсем близко раздалось злобное шипение. Он шагнул вперёд и, обернувшись, увидел огненный вихрь на том месте, где он только что стоял. Туман сгустился в черную гигантскую тучу. В ней сверкали беззвучные молнии, и ощущалась неимоверная мощь. Он почувствовал давящий взгляд. Глаза широко раскрылись, подбородок приподнялся — теперь чужая воля ледяной струйкой вливалась в него, размывая сознание. Голова дёрнулась влево, он почувствовал на языке вкус крови, ледяная струйка исчезла, оставив раскалывающую виски боль. Меч потянул его вперёд.
— Долго не поуклоняешься — его сила неисчерпаема, — подумал Странник, делая третий шаг и, коснувшись хляби, сделал четвёртый, оказавшись рядом с лоснящимся боком, обвитому сеткой разрядов.
Бард яростно вскрикнул — луч погрузился во мглу. Раздался яростный рёв — туча крутнулась в попытке достать обидчика. Со стороны дракона это было грубейшей ошибкой — клинок остался на месте, зацепляя ярко-голубые ячеи, и, когда они сплелись в толстый жгут, рассёк его. Снова раздался рёв — теперь в нём присутствовала смертельная тоска.
Странника отшвырнуло в сторону. Земля задрожала. Туча нависла над ним, пала кромешная тьма. Во тьме ворочалась гигантская туша, в чешуе сполохов; глаза горели всё сжигающим пламенем, раскрылись крылья — ветвистые молнии с треском слетали в окружающий мрак. Дракон злобно зарычал. В миг, когда пал огонь, Странник выбросил обе руки вперёд, успев подумать, перед тем как шагнуть — Наверное, ещё никто не проходил сквозь дракона…
Клинок налился силой — она была везде — только успевай пить, и тогда он услышал Песнь смерти. Все смерти, что существуют на свете впитала она. Меч пел, и последнее, что Странник ощутил, было недоумение могучего существа, так и не понявшего, что именно происходит.
Этот шаг оказался долгим. Он уже было решил, что покинул Хлябь, но тут ступни погрузились по щиколотки в песок. Холодный и сухой. И очень мелкий. Когда облако осело и он отчихался, Бард произнёс — Извини за удар.
— Перестань, спасибо за песню.
— Лучшая песня — неспетая… — серебром рассыпался меч.
Странник вытер клинок об рукав и, свернув, опоясался. Протерев запорошенные серым прахом глаза он окинул взглядом местность и замер — на горизонте ясно пламенели развалины храма. Сердце бешено заколотилось. Проваливаясь в сыпучий грунт, он побрёл к ним, даже не заметив радужной стены. Просто шёл и всё. Позади упала чёрная тень и, взвыв дурным голосом, вспыхнула. Странник настороженно обернулся — никого, во все стороны простирается ржавая равнина, гладкая как стол. И тогда он зашагал ещё быстрее.
Октябрь
Глава 1. Смерть Агасфера
Они спустились в подвал, и Хомяк показал на облупленную дверь.
— Здесь?
Хомяк кивнул и поправил засунутый за пояс прут.
Дверь, немилосердно скрипя, всё же подалась.
— Есть кто?
— А кто вам нужен? Игоря и Юры нет, куда-то ушли. Им что-то передать? — с разостланного в углу матраца, близоруко щурясь, поднялась растрёпанная фигура.
Хомяк, предвкушая забавный спектакль, хихикнул.
— Мы их подождём.
— Извольте.
Хомяк горячо зашептал в ухо.
— Думаешь? А, точно! Слушай, дед. Как ты считаешь — вам нужны проблемы?
— Вы, знаете ли, нет, не нужны, — бомж достал из кармана пенсне и водрузил на нос.
— Мы с другом тоже так считаем. Да и лениво разборку делать. Покажь, где «Антарес» и разбежались.
— Вообще то на небе…
— Подкалываешь?
— Э-э, не понял?
Бес медленно выпустил бомжу в лицо дым. Хомяк заржал.
— Говори, старый мудак, куда велик дели?
— Простите, молодой человек, но если вы и дальше будете себя вести так, э, — нагло, мне придётся прибегнуть к крайне неприятным мерам. Для вас.
— Упрись, папаша. Я сегодня добрый… А вот стёклышки мне твои по кайфу, дай померить!
Бес протянул руку и неожиданно почувствовал, как запястье стиснули стальные пальцы.
— Ты, пидор гнойный, ты чо припух? А ну — убрал свои корявки, ты, чо, не понял, козёл?!
— Я вас предупреждал, молодой человек.
Дедушка сноровисто заломил Бесу руку, тот вскрикнул от злости и боли.
— Вам не помешало бы почитать книгу по этикету, молодой человек, — назидательно подняв палец, проговорил бомж. — Ваше…
Краем глаза Бес увидел тень мелькнувшую за спиной старика. Раздался тихий свист. Пальцы разжались. Бес добавил противнику локтём в грудь и тот мешком рухнул на пол. Прут опустился второй раз.
Хомяк, довольно ухмыляясь, повернулся.
— Придурок ебаный!!!
— А чо?
— Ты ему башку пробил. Смотри, не дышит. Много старой плесени надо!
— Бес, а чо теперь?! — глаза Хомяка округлились.
— Что, блядь, не знаешь? Дорога дальняя, казённый дом, падла. Как сухари сушить знаешь?
— Не-е-ет-т. — ляская зубами пробормотал Хомяк, — Я думал — он тебя завалит, вот и долбанул.
— Сука рваная, из-за какого-то вонючего бомжа! — носок впечатался в рёбра, — Пидор! Решил в Брюса Ли поиграть!
— Бес, рвать надо — вдруг кто придёт? Корешки там…
— Корешки, говоришь? Слушай, Хомя, твои мозги иногда всё-таки работают. Так, цапай за костыли и волоки на шконку. Ништяк!
— Тяжёлый, блядь.
— Тут у них где-то спирт был, заебись — то, что надо: "Amerikan tradihson" кукурузный, ни хуя не останется! Плесни дедушке в пасть. Лей, не жалей. Остатки на ветошь.
Бес щёлкнул зажигалкой и поднёс голубоватый язычок к куче тряпья.
— А теперь рвём.
Подростки затворили двери и не спеша двинулись по подвалу к противоположному выходу. Обогнув дом, Хомяк увидел отсветы — пламя пыталось выбраться из каморки, жадно лизало закопчённую решётку. Внутри что-то шипело и потрескивало.
— Ну, чо вылупился, уходим. Как законопослушные граждане вызовем пожарных. Пока доедут — ни хуя не останется. Секи!
Стекло лопнуло. Светящийся клуб взмыл в начинающее золотеть небо. На мгновение показалось пламенеющее лицо молодого мужчины, со скорбно опущенными уголками рта, с невыразимой печалью в глазах. Клуб растаял, а из каморки потянуло противным сладковатым дымом.
