Олег Гор - Просветленные не берут кредитов
– Но тогда нет смысла мечтать, строить планы, надеяться?
– На самом деле его нет, – монах хихикнул, увидев ошеломленное выражение на моей физиономии. – Но никто не запрещает тебе заниматься этим делом. Только при одном условии. Планируй, мечтай, но… сделай сегодня хоть что-то для того, чтобы твой замысел воплотился в жизнь.
Спал я этой ночью лучше, несмотря на холод, а проснувшись, обнаружил, что лес окутан плотным туманом. Он не рассеялся, даже когда взошло солнце, и мы шагали через белесый сумрак, в котором намертво глохли звуки.
К моему удивлению, вскоре мы наткнулись на сложенную из валунов стену – наполовину разрушенная, выщербленная, местами обгоревшая, она едва выступала из зарослей, но тем не менее была некогда создана человеческими руками. Затем нам попалась башня, напоминавшая ступу Чеди Луанг, разве что размерами поменьше, и тоже обугленная.
По камням тут сновали иссиня-черные, с зеленым отливом скорпионы, крупные, с ладонь размером. Я встречал таких ранее, знал, что они хоть и ядовиты, но отрава их не грозит человеку смертью.
На еще одну стену я посмотрел уже без удивления, зато при виде сооружения, похожего на огромный фаллос на кубическом постаменте высотой в рост человека, я присвистнул и покачал головой.
– Тут некогда стоял город, – сказал брат Пон. – Столица большого государства. Времена изменились, люди ушли, и теперь даже самые дотошные из историков не скажут, кто жил в этих местах два тысячелетия назад…
После полудня туман сдался и начал редеть.
Мы миновали несколько покосившихся небольших ступ, сложенных из тех же камней, и открылся вид на склон горы, сплошь усеянный развалинами, что там и сям просвечивали меж деревьев: башни, огрызки стен, простые четырехугольные коробки вроде хрущевок.
И в одном месте поднимался дым.
– Сегодня ночуем под крышей, – сказал брат Пон, удовлетворенно потирая руки. – И без еды не останемся.
Пока мы шагали меж закопченных руин, я гадал, кто мог поселиться в таком месте. Но затем открылся крохотный домик, прилепившийся к стволу исполинского дерева, и все встало на свои места: на веревке, протянутой меж ветвей, сушилось оранжевое монашеское одеяние.
– Э-ге-гей! – воскликнул брат Пон.
Из домика выглянул старик, невероятно древний, маленький и длиннорукий. Испустив радостное восклицание, он заспешил навстречу, и улыбка на темном лице обнажила лишенные зубов десны.
– Это брат Лоонг, – шепнул мне наставник.
Я поклонился в соответствии с монашеским кодексом вежливости, в ответ получил благосклонный кивок.
Меня усадили на лавочку, и наш хозяин оглядел мою ногу, после чего погрозил брату Пону пальцем и принялся за дело. Лодыжка оказалась смазана липкой бурой мазью, от которой стихла боль, и плотно замотана полосой ткани.
Брат Лоонг накормил нас густым рагу из овощей, щедро сдобренным специями. Затем мне выделили единственную койку, что помещалась внутри крохотного жилища, и, улегшись на нее, я ощутил себя на седьмом небе от счастья.
Успел еще натянуть на себя одеяло, после чего заснул.
На то, чтобы отоспаться, мне понадобилось больше двенадцати часов.
Выбравшись из дома брата Лоонга на следующий день, я обнаружил, что монахи сидят под навесом, что служил кухней, и беседуют, а между ними на подстилке стоит чайник и две пузатые чашки.
– Доброе утро, – сказал брат Пон. – Мы думали, ты там во сне впал в нирвану.
Я улыбнулся и помотал головой, показывая, что нет, к сожалению, не впал.
Мне предложили того же чая и риса, после чего, к моему большому удивлению, оставили в покое.
Понятно, что никуда не делось смрити, «внимание дыхания» и прочие вещи, которые я выполнял почти постоянно, но меня не приспособили к делу и разрешили ходить где угодно.
Брат Лоонг, если судить по некоторым деталям, был не таким уж отшельником, кто-то его посещал. Да, рядом с его домом имелся небольшой огород, но вот рис и чай он выращивал не сам, да и в соли и пряностях недостатка не испытывал.
Носил он не антаравасаку, а подпоясанную тунику, что закрывала оба плеча. Улыбался беспрерывно, а глаза его были маленькими и очень добрыми, в окружении мелких морщинок. Сразу верилось, что этот человек посвятил себя Будде в юности и с тех пор ни разу не выпил, ни взглянул на женщину и не поднял руки даже на комара.
Поскольку нога болела меньше, даже когда я на нее наступал, то я позволил себе небольшую прогулку.
Неподалеку от жилища отшельника я обнаружил небольшое святилище, устроенное внутри древнего, наполовину разрушенного строения: два огрызка стены, сходящиеся под прямым углом, и между ними несколько статуй из темного камня, без рук, со стертыми лицами, по которым не понять, кто перед тобой, обернутых лентами золотистой ткани, и тут же, на небольшом возвышении, – свечи и ароматические палочки, воткнутые в чашу с песком, гирлянды цветов явно фабричного производства.
Вечером, когда мне дали право слова, я первым делом осведомился:
– Кто-то ведь навещает брата Лоонга?
– Несомненно, – ответил брат Пон. – Ведь он забрался в эту глушь не ради себя. Ищущие духовной поддержки добираются до него, хотя это и не так просто, на машине не приедешь, на самолете не прилетишь.
– Но кто они?
– А это тебе знать необязательно, – сказано это было с улыбкой, но я понял, что настаивать бесполезно.
На вторую ночь меня устроили не в жилище отшельника, а под навесом, вместе с братом Поном. Но у нас имелись толстые циновки и одеяла, так что переночевали мы просто отлично, несмотря на прохладу.
А утром, едва дав мне умыться, они взялись за меня вдвоем.
– Садись, – приказал наставник, и когда я опустился на землю, монахи расположились по сторонам от меня, каждый лицом ко мне, ноги скрещены, руки на коленях. – Глаза можешь закрыть, можешь оставить так, в любом случае больно не будет.
Он хихикнул, а я метнул в его сторону обеспокоенный взгляд.
Что еще он придумал?
– Но вот на меня испуганно таращиться не надо, – и брат Пон погрозил мне пальцем. – Только слушай и осознавай, большего от тебя в данный момент не требуется.
Брат Лоонг зашептал что-то, но голос его отдался у меня в правом ухе точно гром. Левое отозвалось болью, когда к бормотанию присоединился мой наставник, мурашки табунами побежали по спине.
Я слышал шорох листвы, далекие обезьяньи крики, стрекот насекомых, шуршание в траве в том месте, где наверняка возился какой-то мелкий зверек, собственное дыхание и непонятно откуда доносящееся тихое позвякивание.
Потом мое тело начало неметь, я понял, что не ощущаю прикосновения к земле. Попытался шевельнуть рукой, но осознал, что не в силах двинуть даже мизинцем, мускулы просто не слушаются.
Забыв об обете молчания, я попытался спросить, что происходит, но смог выдавить лишь жалкий кашляющий звук. Горло перехватило, и даже повернуть голову я не сумел, несмотря на отчаянные усилия.
Потом что-то произошло с ушами, они словно отключились, я перестал слышать вообще, оказался внутри кокона из полной тишины. А в следующий момент кокон лопнул, и звуки стали необычайно отчетливыми – в правом бедре отдавалось то царапанье, с которым острые коготки скребли землю, левое плечо колыхалось в такт медленному сердцебиению брата Лоонга, визг макак кулаком бил в живот.
Я словно воспринимал звуки всем телом, хотя не ощущал прикосновения одежды!
Уши зато будто ощупывали десятки пальцев, гладких и шершавых, грубых и нежных, дергали за мочки, проводили по внешней кромке, тыкали в завитки, щекотали и царапали, забирались внутрь, чуть ли не в центр головы.
Продлилось это несколько мгновений, и затем я вернулся в обычное состояние.
Обнаружил, что дрожу, антаравасака намокла от пота, а по лодыжке ползает муравей, нещадно щекоча меня лапками. Но обрадоваться я не успел, поскольку нечто произошло с глазами, связная картинка исчезла, возник набор разноцветных пятен, даже скорее концентрических кругов, что приходили с разных направлений, вырастали из неких движущихся точек, достигали определенного размера, а потом лопались, чтобы уступить место новым.
На мои барабанные перепонки обрушилась настоящая какофония: визг, писк, грохот, стрекотание, глухие удары вроде тех, что звучат при забивании сваи под фундамент. Я вскинул руки, чтобы защитить уши, но в тот же момент все кончилось, осталась лишь дикая боль в голове.
– Пожалуй, хватит, – сказал брат Пон и спросил что-то на незнакомом мне языке.
Брат Лоонг отозвался коротким смешком.
– Ты в порядке? – осведомился мой наставник. – Руки-ноги на месте? Голова?..
Эх, если бы я имел возможность говорить, я бы много чего сказал по поводу таких вопросов! А так мне оставалось только возмущенно сопеть да пытаться изобразить гневный взгляд.
Встать я смог только с помощью брата Пона и, оттолкнув его руку, кое-как проковылял несколько шагов. Потом уселся прямо на землю, на жесткий корень, зато прислонившись спиной к стволу и подальше от ужасных типов, сотворивших со мной непонятно что.
