Кафа Аль-зооби - Лейла, снег и Людмила
Помолчав, она произнесла:
– Я удивляюсь: разве все девушки, с которыми ты спал, были чистыми и святыми? В конце концов, Настя, твоя бывшая жена, – разве она была невинной? И разве ты поставил условие, чтобы она была непорочной, когда женился на ней? Ты сам сказал, что она вела себя до такой степени вольно, что это не укладывалось в голове.
– Потому она мне и надоела. Потому я и бросил ее. Потому и развелся с ней! – ответил Андрей дрожащим голосом.
Воцарилось тяжелое молчание. Когда они доехали, он выключил двигатель и, перед тем как выйти из машины, добавил:
– Но она ни разу не солгала мне.
Спотыкаясь, Лейла побежала следом за ним. Рашид открыл дверь и собирался отвернуться, впуская Андрея, но тут заметил Лейлу – мокрую и измученную. И вдруг сострадание к ней огнем пронзило его сердце. В действительности это он довел ее до такого состояния. Эта мысль успела больно обжечь его, прежде чем угаснуть.
В квартире было грязно, стоял застарелый запах сигаретного дыма. Стол был завален бокалами и кофейными чашками, в которых лежали окурки.
Андрей, входя, сказал:
– Я пришел для того, чтобы ты мне объяснил. Я хочу услышать все от тебя. Ты ведь сказал, что она тебя любит? Давай, расскажи мне об этой любви. Расскажи перед ней. Скажи, как она полюбила тебя и как спала с тобой, и даже – с кем и как спала до тебя.
– Я не желаю говорить, – произнес Рашид обессилевшим голосом, опускаясь на стул.
– Нет, ты будешь говорить. Будешь, друг мой! И все мне объяснишь.
Рашид не отвечал.
– Почему ты молчишь? Хорошо, позволь мне поздравить тебя: ты победил! Она мне больше не нужна, и я не стану сражаться с тобой ради нее. Но перед этим ты должен мне все объяснить.
Рашид удивленно поднял на него глаза:
– Тогда зачем тебе нужны объяснения?
– Это не твое дело.
– Мне нечего объяснять. Все, что могу подтвердить сейчас, – это то, что я солгал. Я солгал тебе, она не спала ни со мной, ни с кем-либо другим. Да, я обманул тебя! Ты можешь спокойно забрать ее себе.
И бывшие друзья вздрогнули от звука разбившейся вазы, которую Лейла бросила на пол. Осколки разлетелись по всей комнате, и раздался гневный крик Лейлы:
– Хватит! Вы говорите обо мне так, будто я вещь! «Забери ее себе, потому что я ее не хочу. Нет, возьми ее себе, потому что и мне она не нужна». А кто вам сказал, что я хочу кого-то из вас? Идите вы оба к черту!
Лейла разрыдалась, и они замолчали. Внезапно она прекратила рыдания, смущенно вытерла слезы и сказала прерывающимся голосом:
– Да, я согрешила. Однажды меня неодолимо потянуло к жизни, свободе и любви. Но теперь, уверяю вас, меня к ним не тянет. И не только из-за вас, но из-за всего, что я вижу вокруг. Мне кажется, мой мир не что иное, как тюрьма, и каждый раз, когда я пытаюсь спастись, попадаю в еще более тесную тюрьму. Сейчас у меня нет больше желания оправдываться в чем-либо ни перед одним из вас, потому что вы все равно не поймете меня. Я хочу лишь одного: никогда больше не видеть вас! Оставьте меня в покое! Оставьте меня!
Лейла выскочила, обливаясь слезами.
Минуты две Андрей и Рашид сидели в молчании. Потом Андрей встал и вышел. Бегом спустился по лестнице и увидел ее вдалеке, торопливо удаляющуюся.
– Лейла! – позвал он.
Она не откликнулась и быстро села в затормозившее рядом такси.
* * *Рашид остался один. Он сидел и продолжал курить. В бездне ночи, длившейся двое суток, ему послышался зов сына: «Подумай немного обо мне. Приезжай ко мне, папа, ты мне нужен!» Рашид поднялся, словно желая выбраться из пропасти и хватаясь за сына в поисках спасения. Он взял его фотографию, стоявшую в рамке на столике рядом с кроватью, и стал пристально разглядывать.
Внезапно Рашида охватило неприятное чувство, смешанное с удивлением. Он оцепенел. Откуда-то из воздуха выплыл вопрос, ударился о землю и рассыпался, издав металлический звон, эхо которого становилось все громче, расходилось во все стороны, взрывая остатки тишины – а действительно ли это его ребенок? Мальчик нисколько не походил на отца. Он был похож только на мать.
Как Рашид не заметил этого раньше? Почему ни в чем не сомневался? Как ему прежде не приходило в голову, что этот малыш, которого он так сильно любил, мог быть не его сыном? Как?!
Фотография выпала из его рук, и послышался звон разбитого стекла. Казалось, вместе с портретом разбились все его надежды. Вопросы безжалостно окружили и начали терзать Рашида, отбирая последние силы. Он оказался не способен пережить эту боль.
На протяжении долгих часов Рашид сидел неподвижно, держась за голову и безуспешно пытаясь противостоять наползавшим отовсюду упрямым вопросам. Под их натиском земля, казалось, уходила из-под ног, и некуда было идти, и негде было укрыться. Под этим напором мир таял в мертвенной неизвестности, и время, час за часом, превращалось в пепел.
«Где выход?» – спрашивал он себя. Он не знал, от какого вопроса ему хотелось убежать и спастись больше всего. От вопроса о сыне? Стоило ли для проверки отцовства провести необходимые анализы? Хорошо, если результат окажется положительным, а если нет? Как тогда жить ему и ребенку? Рашид смотрел перед собой невидящими глазами, и ответ пугал его. В это время другие вопросы продолжали нещадно атаковать. От какого из них ему хотелось убежать больше всего? От вопросов о Лейле? О нем самом? Или от вопросов об этом мире?
* * *Утром третьего дня после разразившегося скандала в квартире Лейлы зазвонил телефон. Вначале Лейла не хотела брать трубку. Она не желала слышать ни Рашида, ни Андрея. Но телефон продолжал звонить. Она подняла трубку и услышала незнакомый мужской голос. Мужчина на том конце провода говорил по-русски и представился милиционером, затем спросил ее имя. Она ответила. Через минуту трубка выпала из ее руки.
Лейла, поспешно натянув на себя одежду, немедленно бросилась к Рашиду, не веря услышанному. Она отказывалась верить!
Но сказанное по телефону было несомненной и жестокой правдой. Когда Лейла вошла, ее словно пригвоздило к месту: Рашид сидел в кресле, и в его застывшем взгляде читалось страдание. По голове маленькой струйкой стекала кровь.
В течение четырех дней после самоубийства Рашида Лейла и Андрей ни словом не обмолвились о происшедшем. Лица у них были черные, и они говорили только с отцом Рашида, прилетевшим немедленно. Разговоры касались в основном перевозки тела. Роль Лейлы сводилась лишь к переводу.
Когда самолет с телом Рашида взлетел, Лейла рухнула в аэропорту без сознания. Придя в себя, обнаружила, что лежит на койке в одной из комнат в аэропорту. Рядом сидел Андрей.
В последующие дни она оставалась в постели у себя дома, и Андрей не отходил от нее ни на минуту. Погрузившись в молчание, Лейла застывшим взглядом смотрела перед собой. Он сидел рядом, также храня молчание и лишь изредка заговаривая с ней, чтобы предложить выпить сока. Она отказывалась и пила одну воду. Тогда он стал добавлять в воду сахар и заставлять ее пить.
Ее состояние было до того пугающим, что Андрей опасался, как бы она тоже не наложила на себя руки. И даже когда эта опасность миновала, призрак смерти продолжал витать рядом. «Горе погубит ее», – с еще большим опасением думал Андрей, глядя на нее.
Однажды, вернувшись после выхода в магазин, он застал Лейлу сидящей в кресле. Она молча смотрела перед собой. Андрей заговорил с ней, но она не ответила. Тогда он подошел к ней и сказал:
– Мне тоже горько, Лейла. Тоже больно за его смерть. Я тоже на грани отчаяния. Прошу тебя, перестань! Не мучай больше ни себя, ни меня. Умоляю тебя!
Она не ответила. И он с отчаянием взмолился вновь:
– Хватит, Лейла, хватит! – И видя, что она не отзывается, стал с силой трясти ее за плечи. Лейла, как кукла, раскачивалась в его руках с тем же застывшим выражением на лице.
Андрей выпустил ее, опустился перед ней на пол и разрыдался:
– Пожалуйста! Прошу тебя, хватит!
Неожиданно послышался ее голос – хриплый и низкий, и Андрей затих, чтобы расслышать его:
– Я убила его! Это я убила его! Я убила его!
Она повторяла эти слова, все тем же невидящим взглядом смотря перед собой, но из глаз ее вдруг полились слезы. Потом, не переставая повторять те же слова – «я убила его» – она задрожала и впала в истерику.
Андрей не мешал ей плакать. Он хотел, чтобы она плакала. Чтобы ее горе растворилось и чтобы она освободилась от него. Но слезы Лейлы выражали не одно лишь горе. Душу ее переполняло твердое и жестокое чувство, которое нельзя растворить в слезах: чувство вины. Оно день за днем убивало ее.
– Я хотела сказать ему: Рашид, выпей, утоли жажду, не плачь, не будь слабым, не сдавайся, не умирай! А он взял и умер. Как я могла спасти его? Как мне нужно было поступить? Я виновата, и это мучает меня!
Что касалось ее чувств к Андрею, то они вдруг побледнели и размылись. Самоубийство Рашида растворило в ее глазах все истины. Мысль о любви стала бледной и неразличимой.
