Джонатан Кэрролл - Замужем за облаком. Полное собрание рассказов
– Где гарантия, что деньги не фальшивые? Вдруг вы их сами наштамповали?
В этот момент Зин-Зан отсчитывал сотенные, а Брукс вручал Вито его долю.
– Если хотите, можем по пути заехать в банк и проверить купюры. Но я гарантирую, что они не поддельные.
Я взглянул на деньги так, словно ожидал от них подсказки. Ладно, пусть это чистой воды безумие, но почему бы не принять условия игры? В этой комнате только что перешли из рук в руки четыре тысячи, и при этом никто даже бровью не повел. Словно такое случается регулярно, и сейчас пришло время очередной выплаты. По лицу Рэй блуждала неопределенная – отчасти ликующая, отчасти виноватая – улыбка.
– А как мы туда доберемся? – спросил Деннис.
– Вы о чем?
Деннис обвел рукой присутствующих в гостиной:
– Нас тут шестеро. Вы повезете нас в своей машине?
Зин-Зан покачал головой:
– У нас нет машины.
Я покачал своей:
– А у нас лишь маленький «хёндай». Двоих он кое-как вмещает, а шестерых не потянет уж точно.
– Его кондрашка хватит уже на старте, – сказала Рэй, и это была едва ли не первая ее шутка за прошедшие пять лет.
Все улыбнулись, а я испытал гордость за свою супругу. Сперва она – под стать ушлым работягам – не упускает шанс наложить руку на тысячу баксов, а теперь вот откалывает шутки. Неожиданно я увидел жену в совершенно новом свете, и мне это, пожалуй, понравилось.
– Можно поехать в фургоне, – предложил Вито.
– В вашем фургоне? Вместе со всякой бытовой техникой?
– Если что, вы с женой можете сесть в кабину к Деннису, а мы втроем поедем в кузове.
Брукс и Зин-Зан кивнули в знак согласия, и Рэй сделала то же самое. Был ли смысл спорить? Мы с женой надели плащи и вслед за остальными вышли из дому под дождь и ветер. Я огляделся по сторонам, но не увидел мебельного фургона.
– Где же ваша машина?
– Да вот же, перед вами.
Прямо перед нами действительно стоял красный фургон. Однако на его боку был нарисован жизнерадостно улыбающийся поросенок в бейсбольном кепи. При этом бедолага поджаривался на вертеле. Позвольте спросить: кому придет в голову напяливать бейсбольное кепи на жарящегося поросенка? И потом, с чего бы ему улыбаться, сидя на вертеле над огнем? Поверх этой дебильной картинки шла надпись: «Мясо Лестера», что, если чуточку подумать, также звучало не слишком аппетитно. Я сделал себе заметку на будущее: никогда не покупать мясо Лестера.
– Но это же фургон мясника!
– Он принадлежит моему дяде. Иногда я им пользуюсь, с дядиного разрешения.
– Вы доставляете товары в мясном фургоне?
– И не такое бывает. – Вито и Деннис переглянулись, ухмыляясь, как будто знали нечто, неведомое нам.
– Это уже слишком! Значит, наш холодильник перевозился вместе с мясными тушами?
– Сейчас там нет мяса. Дядя дает мне фургон, только когда он пустой.
– Допустим, но запахи-то остались. Я не хочу, чтобы мой холодильник вонял сырым мясом!
– Боюсь, нам с братом придется идти пешком, – сказал Брукс.
– Пешком? Почему вдруг?
– Потому что члены братства «Гейдельбергский цилиндр» – строгие вегетарианцы. Не веганы, но близко к этому. Мы не едим ничего мясного и избегаем контактов с мясом в любом виде.
– Что за бред? Сказано ведь: там нет мяса. Мы все вместе поедем на Пайлот-Хилл, как вы сами же предложили.
– Сожалею, но нам нельзя контактировать ни с чем, имеющим отношение к мясу. Если там есть какие-то следы или остатки, мы будем осквернены. Тут и думать нечего. Вы поедете, а мы с братом Зин-Заном пойдем пешком. Встретимся на месте.
– Дотуда целых три мили. Это займет у вас не менее часа… Погодите-ка, у меня есть идея получше: вы сядете в кабину вместе с Деннисом, а мы с женой поедем в кузове. Я не боюсь оскверниться мясным запахом. Как ты, Рэй?
Она кивнула. «Братья» переглянулись и пожали плечами в знак того, что такой расклад их устраивает. И мы отправились в путь, балансируя на ногах внутри пустого фургона и понемногу проникаясь запахом мясопродуктов. А минуты через три после начала поездки единственная тусклая лампочка в фургоне замигала-замигала и погасла. Наступил кромешный мрак.
– Так даже уютнее, а? – произнес Вито где-то поблизости.
– Ни черта не вижу.
– А здесь и видеть-то нечего. Большой пустой ящик.
– Билл? – Голос Рэй звучал слабо и как будто издали.
– Что?
– Мне страшно. Не хочу туда ехать.
– С чего вдруг? Деньги ты взяла без колебаний. – Не удержавшись, я сдобрил это замечание толикой ехидства.
– Да, но теперь у меня дурное предчувствие.
– Почему?
– Потому что эти люди слишком самоуверенны. У них карманы набиты деньгами, и они уж очень легко расстаются с тысячей долларов, чтобы подтвердить свою правоту.
– Точнее, с четырьмя тысячами.
Вито снова присвистнул:
– Четыре штуки баксов! Вы когда-нибудь носили в кармане столько налички? А для них, судя по всему, это привычное дело. Как подумаешь об этом, возникает искушение, вы меня понимаете?
И тотчас тьма вокруг ощутимо потяжелела – как и тишина, последовавшая за его словами.
– Что за намеки? – спросил я после паузы.
Вито постарался говорить небрежно, как бы между прочим, однако в его голосе проскальзывали отнюдь не шутливые нотки:
– Прикиньте сами: там в кабине рядом с шофером сидят двадцать тысяч долларов. Это куча деньжищ.
– Билл…
Ощутив прикосновение к своему локтю, я решил, что это Рэй, и ободряюще похлопал по руке, но та оказалась явно великовата для нее, – выходит, это был Вито.
Я нанес резкий – и, похоже, болезненный – удар кулаком в темноту и прошипел:
– Какого хрена! Что ты делаешь?
– Ничего, приятель. Успокойся. Здесь темно, если ты еще не заметил. Я просто пытаюсь сориентироваться.
– Убери от меня свои лапы!
Зачем ему понадобилось дотрагиваться до моего локтя во тьме? И что за криминальные намеки насчет двадцати тысяч в карманах «гейдельбергских братьев»?
– Билл?
– Что еще, Рэй?
Я произнес это сердито и грубо, а подобные интонации не услаждают женский слух. Неудивительно, что ее ответ хлестнул по мне, как струя из огнемета.
– Не смей разговаривать со мной в таком тоне, Билл Галлатин! Мне все это очень не нравится. Я хочу вернуться домой. Пускай они забирают свои деньги, мне все равно. Я хочу вернуться домой сейчас же!
– Дорогая, придется подождать, когда они остановятся и нас выпустят. До тех пор мы мало что можем сделать.
– Но мы уже должны быть на месте. Это ведь недалеко. Почему мы так долго едем?
Я сделал глубокий вдох и облизал губы, что обычно делаю, когда стараюсь сохранить спокойствие. Заговорил я лишь после того, как почувствовал, что вполне себя контролирую:
– Я не знаю, почему мы еще не на месте, дорогая. Все-таки Пайлот-Хилл находится на другом конце города. Туда так быстро не доберешься.
– Но я хочу выйти сейчас же! Здесь гадко и жутко.
– А ты рассчитывала на что-то другое, залезая в темный мясной фургон?
– Я не об этом.
– Тогда о чем ты, Рэй? – Я вновь потерял самообладание, и вопрос прозвучал раздраженно.
В следующий момент моя милая женушка разрыдалась, поскольку была очень напугана; и одновременно я осознал свою вину во всем происходящем. Ведь это я менее часа назад впустил в наш дом Брукса и Зин-Зана. А до их появления все было прекрасно – мы обзавелись новым холодильником и, попивая кофе, непринужденно болтали с работниками службы доставки.
Но прежде чем я успел что-либо сказать, фургон замедлил ход, а потом резко затормозил, застав нас всех врасплох, судя по возмущенным крикам во тьме. Вито заорал: «Эй вы, там!» – Рэй взвизгнула, ну а мне было не до возгласов – лишь бы устоять на ногах. Моя мама говорила: никогда не поднимайся с сиденья в ту минуту, когда автобус поворачивает на перекрестке. Теперь я мог сделать дополнение к этому правилу: никогда не занимайся эквилибристикой в темноте. Не видя ничего вокруг, я месил руками воздух, пытаясь найти какую-нибудь опору.
И на свою беду, я кое-что нашел.
Это кое-что оказалось теплым и лохматым – и оно лизало мою руку в темноте! Сама же темнота еще больше сгустилась одновременно с наступлением тишины, которую нарушали только смачно хлюпающие звуки.
– Черт!
Отдернув руку, как от огня, я вновь задел что-то теплое и лохматое, шарахнулся от него и потерял равновесие. Долго-долго я падал навзничь, не зная, что там сзади, но зато отдаляясь от невидимого лизучего языка, а это было важнее всего.
Приземлился я на копчик – одно из тех падений на чувствительнейшую часть спины, когда у тебя перехватывает дыхание и дикая боль отдает в голову вплоть до мочек ушей, чтобы затем скатиться вниз и угасающим эхом разнестись по всему телу.
Когда боль начала слабеть и я снова смог вдохнуть воздух, я позвал:
– Рэй!
Ответа не последовало.
Я позвал:
– Вито!
И снова никто не откликнулся. Похоже, я был один во тьме, если не считать твари, лизавшей мне руку.
