Лю Чжэньюнь - Меня зовут Лю Юэцзинь
– Почему бы вам просто не забивать своих уток? Так нет же, решили организовать мафию.
Брат Цао не удостоил Лао Сина ответом. Углубившись в размышления, он лишь вздохнул:
– Микрокосму не одолеть макрокосмос.
Лао Син не понял, о чем это он. Зато в разговор вставила свое слово хохлатая майна. Наклонив головку и злобно нахохлившись, она прошипела: «Чтоб ты сдох!»
Лао Син удивился, брат Цао тоже. Только-только купив эту птицу, он переживал, чтобы она, как другие ее сородичи, не набралась от людей дурных словечек, поэтому, обучив ее трем приличным фразам, он залепил ей уши воском. Однако воск или сразу плохо прилепился, или выпал уже потом, а брат Цао этого не заметил. Таким образом, все это время птица прекрасно слышала, поэтому выучила много непотребной лексики, но, чтобы ей снова не заклеили уши, говорить она остерегалась. Эта хохлатая майна тоже притворялась. Брат Цао, услышав брошенную птицей фразу, не стал укорять себя за недосмотр, притворство майны он также расценил как должное. Повернувшись в ее сторону, он лишь одобрительно заметил: «Метко сказано».
Лао Син заметил, что и все остальные обитатели лавки его нисколечко не испугались. Подобно той майне, они лишь бросали на него и остальных полицейских гневные взгляды. Никогда раньше они не сталкивались с Лао Сином, поэтому их гнев не относился к сведению старых счетов, их возмущало то, что кто-то посягнул на их настоящее. Их вражеский настрой к посторонним демонстрировал горячую привязанность к своей лавке и к своему образу жизни. Лично Лао Сину они ничего не сделали, их арест был просто приказом свыше. Лао Сину и самому уже приелось быть полицейским и ловить всяких незнакомцев. И если уж сказать правду, то Лао Син проникся той атмосферой, что царила в утиной лавке.
Глава 42. Лао Син
На работе Лао Син удостоился похвалы. Шеф отметил его не за то, что при всех помехах тот поймал кого следовало, а за то, что он этого так и не сделал, тем самым оттянув раскрытие дела. Благодаря этому они, что называется, не спугнули змею в траве. Начальник Цзя в это время пребывал за границей, и если бы дело раскрыли до его приезда, он бы наверняка куда-нибудь сбежал, а так дело раскрыли ровно через пятнадцать дней, как раз накануне его возвращения. Чтобы схватить начальника Цзя, сперва следовало схватить его помощников. Однако пока не был схвачен начальник Цзя, дело не могло считаться раскрытым, его можно было даже испортить. Именно поэтому, когда Лао Син хотел уже схватить Лао Линя, ему приказали отсрочить арест на один день. И хотя на следующий день Лао Линь покончил с собой, начальника Цзя они дождались. Пока начальник Цзя отсутствовал, раскрытие дела нельзя было взять и остановить, наоборот, его отъезд создавал наилучшие условия для работы. Правда, не всегда удавалось проконтролировать ход дела. Сделанная Лао Сином отсрочка удачно совпала с последним днем пребывания начальника Цзя за границей. Кстати сказать, то был и последний день, установленный Лао Линем для Янь Гэ, так что проволочки Лао Сина оказались весьма кстати. Начальник Цзя пребывал в полном неведении, что позволило быстро раскрыть дело, достать улики, а также своевременно схватить начальника Цзя, не оставив ему возможности для ответных мер. Поэтому, когда он вместе с делегацией уже возвращался на родину едва его самолет приземлился в Столичном аэропорту его тотчас арестовали.
Однако арест начальника Цзя был только первой ступенькой в раскрытии всего дела. И вообще, целью являлся не арест начальника Цзя, а кое-кого другого или других, которых он покрывал. Так что дело требовало дальнейшего раскрытия. Лао Син уже сделал кое-какие наметки, приготовившись, как говорится, по плети добраться до самой тыквы. Ему было интересно узнать, до кого же он все-таки доберется. Такого уровня лица ему уже не были безразличны. Вот это настоящая полицейская работа, настоящее расследование. Однако тут сверху поступила неожиданная директива закрыть дело и прекратить расследование.
Кто именно отдал такой приказ, Лао Син не знал, и его шеф тоже. Но так или иначе ослушаться этого приказа они не могли. Лао Син даже несколько расстроился – он не столько сожалел о раскрытии дела, сколько чувствовал, что вся его работа была проделана зря. Однако кого волновали сожаления Лао Сина? Как будто раньше с ним такого не случалось? Итак, ему ничего не оставалось, как сбросить с себя этот груз и переключиться на другое дело, которое требовало очередного поиска неизвестных ему лиц.
Глава 43. Сунь Укун
Лао Сину казалось, что это дело уже позади, однако не тут-то было. Его стал преследовать повар Лю Юэцзинь. Хотя предыдущее дело было раскрыто зря, Лю Юэцзиня, вернувшего флешку, это нисколечко не волновало. Прежде чем отправиться за флешкой в туалет на задворках парикмахерской, Лю Юэцзинь заключил с Лао Сином небольшую сделку. К этому моменту он уже узнал, что Лао Син полицейский. То есть и он раньше просто притворялся. Однако принадлежность Лао Сина к полицейским только укрепила Лю Юэцзиня в мысли о сделке. Итак, сообщив о своем намерении вернуть флешку, Лю Юэцзинь попросил его помочь найти потерянную двадцать дней назад сумку: «У вас свои дела, а у меня свои».
Надо сказать, что Лао Син видел ту банду из Ганьсу, в руки которой попала сумка Лю Юэцзиня. Да и Синемордого, который обокрал Лю Юэцзиня, Лао Син лично арестовал и передал в руки властей. В момент ареста Ян Чжи не оказалось в утиной лавке: как и Лю Юэцзинь, он находился в квартире таншаньской банды. Когда полицейские выбили ногами двери и ворвались внутрь, Синемордый, который при других обстоятельствах мог выпрыгнуть в окно, сейчас из-за сломанных ребер остался лежать, поэтому сдался без сопротивления. В свое время он тоже преследовал банду из Ганьсу, желая отомстить за свои мужские проблемы. Учитывая все это, Лао Сину не составляло большого труда найти ту банду, по крайней мере, это было не сложнее, чем найти флешку, поэтому он принял условия Лю Юэцзиня. Раскрыв дело, Лао Син принялся за поиск банды из Ганьсу. Куда он только не ходил: и в места, подсказанные Синемордым, и в логово в восточном пригороде, и в западный район Шицзиншань, и в район реки Тунхуэйхэ, и даже в «Синьчжоускую резиденцию вкуса» к Лао Ганю. Пять дней он убил на тщательные поиски, но зря. К этому времени на Лао Сина уже успели повесить другое дело, связанное с убийством. Шеф Лао Сина считал, что тому удается раскрывать именно такие дела. В общем, что касалось поиска сумки, пыл Лао Сина постепенно угас, тем более, что он и прежде не особо горел энтузиазмом. Когда Лю Юэцзинь в очередной раз пристал к Лао Сину, тот и вовсе сдулся: «Я весь Пекин обыскал, их нет. – Сделав паузу, он добавил: – А может, они уже и не в Пекине, а куда-нибудь уехали».
Отдав флешку и ничего не получив взамен, Лю Юэцзинь чувствовал себя обманутым. До указанного в расписке дня оставалось десять с небольшим дней, поэтому Лю Юэцзинь стал бить тревогу:
– Если невозможно найти воров, тогда поезжай со мной в Хэнань, там выступишь свидетелем, чтобы я смог получить обещанные деньги.
Лао Син не знал, плакать ему или смеяться.
– В любом деле нужны доказательства, а на кой им сдались мои голые слова без расписки? К тому же в провинции Хэнань я никто.
Потом Лао Син стал и вовсе избегать встреч с Лю Юэцзинем. На его телефонные звонки он тоже не отвечал. Лю Юэцзинь в нем весьма разочаровался, но поскольку тот был полицейским, разобраться с ним он не мог. Не в силах добраться до Лао Сина, Лю Юэцзинь от него отстал и снова начал искать воров самостоятельно. Но прошла неделя, а на след воров он так и не напал. С каждым днем шансов их отыскать становилось все меньше. И все-таки Лю Юэцзинь не отчаивался. Продолжая выполнять свои обязанности повара на стройплощадке, он в течение недели урывками занимался поиском. Вот чего Лю Юэцзинь не мог понять, так это того, как после гибели Янь Гэ стройка тотчас оказалась в руках другого хозяина, при этом само строительство не прекращалось, как будто ничего и не произошло. Когда новый хозяин заявился принять объект, он зашел и в столовую, поэтому Лю Юэцзиню удалось на него взглянуть: это был жизнерадостный толстяк с квадратной головой. Жэнь Баолян, обращаясь к нему, называл его Суй И. Однако никакого дела до этого Суй И Лю Юэцзиню не было, его по-прежнему волновала лишь его сумка. Прожив в Пекине шесть лет, Лю Юэцзинь с этим мегаполисом так толком и не познакомился. Зато пока он искал сумку (двадцать дней до и еще полмесяца после указанных событий, итого – тридцать с лишним дней), Лю Юэцзинь успел изучить все улицы Пекина, большие и маленькие, все его переулки и закоулки, все привлекательные для воров уголки. Однако за все это время Лю Юэцзинь так и не нашел банду. Наконец совершенно случайно он узнал, что искал он ее вообще зря. Бандитов он искал ради сумки, сумку – ради расписки, а расписку – чтобы предъявить прохвосту Ли Гэншэну. Но кто бы мог подумать, что тот без всякой расписки точно в срок возьмет и выплатит положенную сумму? Только выплатил он эту сумму не Лю Юэцзиню, а его сыну Лю Пэнцзюю. Когда у Лю Юэцзиня украли сумку, Лю Пэнцзюй находился у себя дома в Хэнани и ничего не знал. Когда Лю Юэцзинь подобрал чужую сумку, Лю Пэнцзюй с подружкой приехал в Пекин, тогда же эту сумку они и забрали. Из-за этой сумки их похитили и даже пытали. Их кожа была покрыта ожогами от окурков. Когда уже все завершилось, Лю Пэнцзюй негодовал на отца, обвиняя его в том, что тот, утаив правду, заставил его пережить такой ужас. Тогда же ему открылась правда о первой сумке Лю Юэцзиня. Так из-за флешки Лю Пэнцзюй узнал и о расписке. Пока Лю Пэнцзюй пребывал в неведении, все шло своим чередом, однако, выяснив все обстоятельства дела, он решил окупить свои страдания. Он не стал связываться с отцом, который продолжал искать свою сумку, а вместо этого прямиком отправился в Хэнань к своему отчиму Ли Гэншэну и потребовал у него шестьдесят тысяч. Он заявил, что пребывал в полном неведении о делах шестилетней давности, и тут же заверил, что теперь с такой ситуацией мириться не намерен. Он поставил свое условие: или Ли Гэншэн выплачивает ему деньги и они полюбовно расходятся, или он, Лю Пэнцзюй, отомстит за своего безответного отца. Его пафосная речь отчасти напоминала речь Гамлета, отчасти – заявление наследника престола. До Ли Гэншэна уже дошла новость о том, что Лю Юэцзинь сначала потерял одну, потом нашел другую сумку, узнал он и об утраченной расписке, поэтому стал прибегать к разного рода отговоркам, заявляя, что никакой расписки он вообще не писал. Принимая возмущенный вид, он ругался: «Да этот Лю Юэцзинь врун еще тот! Попадись он мне, так я его отделаю как следует, чтобы не болтал всякой чепухи!» Тогда подружка Лю Пэнцзюя посоветовала ему обратиться к матери. Пусть Ли Гэншэн нахально отрицал факт наличия расписки, но Хуан Сяопин не могла не знать о том, что случилось шесть лет назад. Все-таки родная мать – это не отчим. Однако Лю Пэнцзюй не стал обращаться к матери. На следующий день, дождавшись, когда Хуан Сяопин отлучится в парикмахерскую, Лю Пэнцзюй потихоньку унес из дома новорожденного ребенка Ли Гэншэна и Хуан Сяоцин. Малышу исполнилось чуть больше двух месяцев, поэтому выкрасть его спящим из кроватки не составило труда. Лю Пэнцзюй увез ребенка в Лоян. Там он поселился в гостинице и, позвонив Ли Гэншэну, потребовал от него в течение трех дней произвести оплату после чего обещал возвратить ребенка. Он пригрозил, что в случае отказа задушит их выродка. Обалдев от такой наглости, Ли Гэншэн собрался обратиться в полицию. Однако Хуан Сяоцин этому воспротивилась. Устроив истерику, она обвинила его в том, что шесть лет назад он разрушил их семью. Ли Гэншэну, корившему себя за глупость, мол, каких только ураганов не пережил, а в канаве чуть не утонул, пришлось смириться с потерей и смиренно выплатить Лю Пэнцзюю шестьдесят тысяч юаней. Итак, Лю Пэнцзюй уже прикарманил денежки, а Лю Юэцзинь в полном неведении продолжал рыскать по Пекину. А узнал он об этом от Лао Гао, что держал ресторанчик хэнаньской кухни в районе Вэйгунцунь. В тот день Лю Юэцзинь снова искал банду, ему по-прежнему не везло, и, проходя мимо заведения Лао Гао, он решил зайти туда передохнуть, а заодно рассказать другу о наболевшем: как сначала он лишился своей сумки, как потом подобрал чужую, как из-за всего этого его чуть не убили, и как в конце концов он снова остался ни с чем. Сам же Лао Гао только что вернулся из Хэнани, поэтому, не дав Лю Юэцзиню раскрыть рот, он тут же ошарашил его свежей новостью. Выслушав Лао Гао, Лю Юэцзинь почувствовал, как в висках у него застучало. Такая развязка превзошла все его ожидания. Без всяких объяснений Лю Юэцзинь выскочил из ресторанчика Лао Гао и, даже не заходя на стройплощадку, прямиком отправился на Западный вокзал, где купил ближайший билет до Хэнани. Сойдя с поезда в Лояне, он пересел на междугородный автобус и добрался до Лошуя. Пусть Ли Гэншэн и выплатил деньги, но предназначались они не Лю Пэнцзюю, а Лю Юэцзиню. Последний связывал с ними все свои надежды. Эти шестьдесят тысяч он намеревался вложить в свою старость, с их же помощью мечтал расположить к себе Ма Маньли. После всего пережитого Ма Маньли не желала знаться с Лю Юэцзинем, ведь, втянув ее в свои дела, он чуть не отправил ее на тот свет. Однако совместно пережитые трудности вывели их отношения на новый уровень, поэтому, что бы там Ма Маньли не говорила, а отрицать этого она не могла. Эти деньги Лю Юэцзинь мечтал вложить в свой собственный ресторан, чтобы разбогатеть и заставить Ма Маньли посмотреть на него другими глазами. Впрочем, сами деньги тут были ни при чем, главное, что с их помощью он мог обрести самодостаточность. А уж тогда ему не пришлось бы оглядываться на других, у него развязался бы язык, и он бы перестал переживать, что не может подступиться к Ма Маньли. Ради таких планов Лю Юэцзиню было не жалко потратить еще полмесяца с лишним на поиск сумки. Роковые приключения кое в чем изменили Лю Юэцзиня: если раньше неразрешимые проблемы толкали его к самоубийству, как, например, в первые минуты после пропажи сумки, то, подобрав чужую сумку и превратившись в объект поиска, он уже не думал о самоубийстве. Если раньше, думая о самоубийстве, он всегда оставался один на один со своими проблемами, то, когда он спасался от преследования, у него просто не оставалось времени думать о таких вещах. Иначе говоря, вляпавшись в серьезную переделку, Лю Юэцзинь осознал, насколько мелкими были все его предыдущие проблемы. Но еще важнее было то, что если раньше он мог утонуть в любой канаве, то сейчас, попав в водоворот смертельной опасности, он, напротив, обрел устойчивость к стрессам. Чем крупнее была проблема, тем большую непотопляемость он в себе обнаруживал. Эта истина стала для Лю Юэцзиня своего рода открытием. Что касается привычки разговаривать с самим собой, она у него по-прежнему осталась. Но если раньше он сокрушался о прошлых промахах, то сейчас то и дело гнал от себя дурацкие мысли.
