Мартин Винклер - Женский хор
– Подожди секунду.
Я засунула окровавленный тампон в пакетик, бросила его в мусорное ведро, поспешно стала вставлять новый – и, справившись с этим, села, чтобы с ней поговорить.
– Как дела, дорогая? (Все, мне крышка, она тоже перешла на «ты»). Вчера я за тобой заезжала, как мы договаривались, но тебя дома не было…
– Ах, да! Мне очень жаль. У меня была адская мигрень. (Она не поверит, но мне плевать.)
– Ах, понимаю. Я позвонила тебе домой, никто не ответил, и на мобильный тоже, я оставила тебе два сообщения, ты их не читала? Сегодня воскресенье, и я удивилась.
– Я в больнице.
– Правда? Надеюсь, ничего серьезного?
– Нет, у меня… дежурство.
– А… тем лучше. Вчера вечером нам увидеться не удалось, и я бы хотела заехать за тобой сегодня вечером, чтобы обсудить собрание во вторник.
Она настаивала. На этот раз мне не отвертеться.
– Почему бы и нет?
– Я заеду в семь часов?
– Как вам удобно…
– Отлично. До вечера! Чмоки!
Чмоки!!! Вот так. Что она затевает? Ей не обязательно приглашать меня на ужин, она могла бы просто спросить, что я собираюсь сказать на собрании. В любом случае, рассказывать мне почти нечего, почти все, что эти экспериментаторы отразили в своем отчете, – так это то, что их метод отлично переносится. И все. Это ох как поможет людям третьего пола, как же, как же!
Разочарованная и взволнованная как ощущением беспомощности, так и пустотой миссии, которую она на меня торжественно возложила, я оделась, вымыла руки и вышла в коридор, потом на лестницу. Этажом ниже, в отделении ДПБ, царила тишина, но дверь в подвал была открыта. Когда я вышла в длинный коридор, внезапно меня охватили идиотские сомнения: маленькое отделение – направо или налево?
Направо. Направо, я уверена. Через пять минут ходьбы мимо бесчисленных противопожарных дверей, которые следовали одна за другой, я начала сомневаться в своей правоте. Мне следовало повернуть назад, но я продолжала идти вперед, потому что коридор выглядел иначе, не так, как в первый раз. Вдоль стен стояли высокие металлические шкафы с выдвижными ящиками, помеченными числами и буквами. Здесь были карты пациентов, и этим картам было больше тридцати лет. Откуда они взялись? Я смутно слышала о пересмотре всех больничных архивов, а подвал акушерской клиники уже давно пустовал. Я толкнула еще одну дверь и оказалась в квартире Рене, изменившейся до неузнаваемости.
Освещение было менее ярким, чем в первый раз, но я видела, что помещение обставлено металлическими шкафами, вроде тех, что стояли вдоль коридоров. Повсюду валялись коробки, даже под столом; они громоздились, создавая неустойчивые башни. Стулья исчезли. Душевую кабину демонтировали, до кухонного уголка было не добраться. Только кровать в противоположном от входа углу и высокие стеллажи с книгами напоминали о том, что всего несколько дней назад это было нелепое, но организованное жилище человеческого существа. Теперь оно превратилось в удушающий хаос, такой же невыносимый, как мусорная свалка.
На кровати кто-то лежал. Неподвижно. Как будто спал. Первым моим порывом было выбраться отсюда, но неподвижность силуэта заставила меня задуматься. Он заболел? А вдруг решил покончить с собой?
Я стала пробираться сквозь нагромождение коробок, стараясь их не опрокинуть, и подошла к кровати Рене. Кто это такой? Я помнила черты старика, но лицо с гривой седых волос, грудь, слабо вздымавшаяся с каждым вздохом, и тощие бедра, которые я различила под больничной рубахой, явно принадлежали женщине. Как только я положила руку ей на плечо, она громко сказала:
– Не настаивайте. Я не уйду. Лучше подохну.
– Что произошло?
Она открыла глаза, улыбнулась, и ее голос смягчился:
– А, это ты, маленький гений. Как это мило с твоей стороны прийти навестить меня в последний раз.
– В последний раз? Что с вами случилось?
Она поднялась и указала на комнату:
– Вчера утром я проснулась, а в моем доме – такой бардак. Я не знаю, какие негодяи закинули этот хлам в мое жилище, но я знаю, что они сделали это для того, чтобы выжить меня отсюда. Тем хуже для них, я не уйду. Придется им дождаться моей смерти.
Я ничего не понимала! Это место, эта женщина, которая, клянусь, была мужчиной, когда я увидела ее в первый раз, были более чем странными. Но то, что с ними произошло, было хуже любого кошмара.
– Я не понимаю…
– Все очень просто: им не нравится, что я тут живу, потому что мое существование напоминает им все то, что вызывает у них отвращение, все, что они ненавидят. – Она взяла меня за руку, широко раскрыла глаза и сказала: – Все, чего они боятся. Прогнать меня им никак не удается, вот они и решили меня похоронить.
– Не думаю, что вас пытаются похоронить, эээ…
– Меня зовут Рене… Я тебе говорила в прошлый раз, разве нет?
Да, я ошиблась, было темно, я приняла ее за мужчину, такое случается, пол – понятие неустойчивое, изменчивое…
– Да, Рене… Зачем вам здесь оставаться? Вам найдут другое жилище, если вы пойдете со мной…
– Нет!
Она упала на кровать, натянула на себя дырявый плед, легла лицом к стене и свернулась калачиком, и я услышала ее монотонное протяжное пение:
– Меня зовут Рене, это мое имя… чтобы меня рожали, я не просила. А когда появилась на свет, они стали думать, куда меня деть. Меня зовут Рене, это мое имя… чтобы меня рожали, я не просила. А когда появилась на свет, они стали думать, куда меня деть. Меня зовут Рене, это мое имя… чтобы меня рожали, я не просила. А когда появилась на свет, они стали думать, куда меня деть…
Она не может так со мной поступить…
– Нет, нет! Я вас тут не оставлю!
Я должна ее отсюда вытащить, отвести в маленькое отделение, там обязательно найдется для нее уголок, скоро одна палата освободится, они наверняка согласятся взять ее к себе.
Я наклонилась, взяла ее за плечи и потянула с кровати, она сопротивлялась, еще больше сжалась в комок, тогда я встала на кровать на колени, взяла ее на руки, чтобы приподнять, она была совсем тощая, хилая, должно быть, весила всего ничего, я смогла бы…
Из-под пледа выскочила рука и крепко схватила мое запястье.
– Что ты делаешь, милочка? – резко произнес голос. – Я немного стар для тебя, ты не находишь?
Лицо, которое повернулось ко мне, принадлежало Рене. Тому Рене, которого я увидела здесь в первый раз. Старику с плохо выбритыми щеками и львиным лицом, на котором я еще могла разобрать черты женщины, только что прижимавшейся лицом к стене.
Я не испугалась. И даже не удивилась. Как будто эта трансформация была… логичной. Привычной. В порядке вещей.
– Я хотела вынести вас отсюда. Вы… Она… Рене выглядела такой отчаявшейся.
Я обернулась и указала на нагромождение коробок.
– Да, – сказал он. – Это невыносимо, я знаю. Но это пройдет. Мне просто нужно немного отдохнуть, потом я встану, засучу рукава и наведу тут порядок. – Он улыбнулся, обнажив гнилые зубы. – Знаешь, они не в первый раз наносят мне удар. И, как видишь, я еще здесь. – Он показал, чтобы я отошла. – Ты позволишь?
Я отодвинулась, спустилась с кровати, и отступила к шаткой куче коробок.
Он откинул плед. Его бедра изменились. Руки стали более широкими. Он сел на край кровати, собрал волосы на затылке, закрепил их резинкой, откуда-то достал штаны, натянул их, и, когда застегивал ширинку, мне показалось, что я разглядела вялый мужской член, окруженный седыми вьющимися волосами.
– О-ля-ля, бабам нравится на него любоваться, но они никогда в этом не признаются…
Я улыбнулась, ничего не ответила, я не знала, что сказать, я чувствовала себя безоружной, но все же непобежденной. Он надел больничную рубаху и футболку, на которой были написаны слова I am not a Number и цифра 6, вписанная в окружность буквы «В». Он сказал:
– Тебя там ждут, тебе нужно идти.
– Но все это… – сказала я, указав на коробки.
Он подошел ко мне и осторожно взял меня за руку:
– Я этим займусь, обещаю. Мне не впервой. Уверен, тебе уже доводилось такое пережить. Это как удар по голове, на мгновение он нас оглушает, мы начинаем себя жалеть, но со временем перестаем обращать на это внимание, начинаем заниматься делом, встаем и передвигаем одну коробку, потом другую, – и вскоре уже видим свет…
Он незаметно подвел меня к противопожарной двери, открыл ее за моей спиной и мягко, но уверенно подтолкнул меня в коридор:
– Не думай об этом. Все утрясется. Иди работай.
И закрыл дверь. Оставив меня там, одну, совершенно растерянную.
В тот момент, когда я собиралась повернуться, дверь приоткрылась, и на мгновение, всего на несколько секунд, я увидела улыбающееся лицо Рене.
– Be Seeing You [46] , – сказал он и исчез.
БОЙЦОВСКИЕ НАВЫКИ
– Ты быстро, – сказал Карма, когда я, запыхавшись, вбежала в маленькое отделение.
Я подумала, что он шутит, но нет, он говорил серьезно. Я указала на коридор: