Лю Чжэньюнь - Меня зовут Лю Юэцзинь
– Шэнли, хочу тебя озадачить.
Хань Шэнли весь сжался от страха, решив, что брат Цао попросит его принять участие в разборках между воровскими бандами, ведь эти побоища, где в ход шли ножи, были известны своей жестокостью. Но, поскольку брат Цао вчера его выручил, отказать ему Хань Шэнли не мог, а потому, собравшись с духом, он сказал:
– Лишь бы я справился.
Брат Цао кивнул:
– Только не подумай, что я тут же лезу к тебе с просьбами, собираясь восполнить вчерашний долг, я не из таких. Так сложились обстоятельства, ничего не попишешь.
Видя такое обхождение, Хань Шэнли уже гораздо бодрее и увереннее заявил:
– Говорите, брат Цао.
– Тот Лю Юэцзинь, которого ты приводил в прошлый раз, приходится тебе другом?
Раз уж разговор повернулся таким боком, Хань Шэнли, еще не разобравшись в ситуации, дал честный ответ:
– Он занял у меня деньги.
Брат Цао, замахав рукой, решил направить его в другое русло:
– Давай пока забудем о деньгах. – И, показав в сторону лежавшего на кровати Ян Чжи, он объяснил: – Твой друг подобрал его сумку. Найди его и скажи, чтобы он вернул эту сумку.
Поняв, что от него требуется, Хань Шэнли расслабился и тут же пообещал:
– Так вон оно что, оказывается, все дело в сумке! Так это не проблема.
Брат Цао сделал пресекающий жест рукой:
– Не все так просто. Сумка – единственная в своем роде, и вообще, требуется даже не сумка, а лежавшая в ней флешка. Если удастся ее принести, то мы будем полностью в расчете.
До Хань Шэнли, наконец, дошло, что если он вернет флешку, то тем самым возместит шестнадцать тысяч, которые отдал за него брат Цао. Такая сделка его более чем устраивала. Ударив себя в грудь, он клятвенно заверил:
– Лю Юэцзинь – мой должник, поэтому не будет мне перечить. А начнет противиться, так я назову ваше имя, и он сразу все отдаст.
Брат Цао в ответ нахмурился:
– Вот, что я тебе скажу: если бы я сам мог провернуть это дело, то не стал бы разыскивать тебя. Мое имя ни в коем случае не упоминай, иначе мы его спугнем.
Тогда Хань Шэнли заверил брата Цао:
– Я все понял. Действовать не напролом, а выманить хитростью.
Брат Цао одобрительно кивнул, хотя и нахмурил брови, обескураженный такой понятливостью Хань Шэнли, который объявил обо всем открытым текстом. Напоследок он попросил:
– Иди, действовать нужно быстро, чтобы нас не опередили другие.
Хань Шэнли тотчас направился к выходу:
– Я пойду к нему прямо сейчас.
Когда Хань Шэнли заявился на стройплощадку за Международным торговым центром, он понял, что не все так просто. Дело было даже не в том, что Лю Юэцзинь отказался его слушать, и не в том, что Хань Шэнли не удалось выманить у него флешку. Просто со вчерашнего вечера Лю Юэцзинь вдруг пропал. Местный бригадир подрядчик Жэнь Баолян тоже его искал.
Глава 27. Лао Линь
– Выход из-под контроля – вот как это называется.
Эта была первая фраза, которой Лао Линь поприветствовал Янь Гэ. На этот раз они встречались в «Чайной Лао Ци». Лао Ци уже исполнилось пятьдесят с лишним лет, это был полный круглолицый пекинец. После сорока он перешел на вегетарианскую пищу, и в этом он чем-то походил на Янь Гэ. Но Янь Гэ не придерживался строгой диеты, он просто разлюбил мясное, а вот Лао Ци был строгим вегетарианцем. Причем если раньше он был худым, то, перейдя на одни овощи, растолстел. Лао Ци не только придерживался строгой диеты. Если до сорока лет он слыл известным в районе Хоухай гулякой, который пил, гулял и бесчинствовал в свое удовольствие, то, став вегетарианцем, он еще и примкнул к буддистам, получив имя «Отреченный». Его спрашивали, почему другие буддисты, отказавшись от излишеств, худели, а он, Лао Ци, наоборот, растолстел. Тогда Лао Ци, сложив ладошки вместе, делал поклон и отвечал:
– Амитофо! Когда на сердце становится свободнее, и тело расширяется.
Такой ответ расходился с теорией Янь Гэ о толстяках, однако он не мог не признать, что в словах Лао Ци здравый смысл все-таки был. «Чайная Лао Ци» находилась прямо в начале улицы Бэйсиньцяо, однако, едва вы входили в чайную, шум машин оставался за порогом, вас обволакивал легкий аромат курительных свечей, и на сердце становилось легко и свободно. Из динамиков доносились звуки монашеских песнопений, что создавало необычный антураж. В этой чайной не подавали таких популярных сортов чая, как «Лунцзин», «Улун», «Тегуаньинь», «Пуэр» и другие. Зато здесь предлагали такие чаи с тибетского высокогорья, как чай с горы Джомолунгма или чудо-чаи «Красный орел» и «Белый орел». Почему так? Сам Лао Ци на это отвечал: «Стараюсь не ради чая, а ради рая».
Однако чайничек чая у Лао Ци стоил гораздо дороже, нежели в других заведениях. Если в других чайных тот же «Лунцзин со Львиного пика» стоил всего двести юаней, то у Лао Ци чайничек «Красного орла» стоил семьсот восемьдесят, а чайничек «Белого орла» – восемьсот восемьдесят юаней, ну а за чайничек чая с горы Джомолунгма и вовсе приходилось выложить тысячу двести восемьдесят юаней. Вдобавок эти самые чаи после заваривания переставали напоминать чай. В них плавали большие листья и много веток, и вообще сей напиток отдавал какой-то вонью. Поэтому обычный люд в эту чайную не захаживал. Или лучше будет сказать: сюда мог захаживать и обычный люд, но не бедный. По этой самой причине днем чайная пустовала, а к вечеру все ее кабинеты и на первом и на втором этажах заполнялись гостями. Если вы приходили поздно, то следовало еще и отстоять очередь. Лао Линь и Лао Ци были знакомы уже восемь лет. Янь Гэ познакомился с Лао Ци уже через Лао Линя. Лао Линь часто подшучивал над Лао Ци:
– Лао Ци, ну что у тебя за чай? Неужто собран прямо на пике Джомолунгмы? Наверняка ведь в Фаншане[30] оборвал какие-нибудь деревья и теперь пугаешь тут народ своими ценами?
Лао Ци складывал ладошки и, кланяясь, отвечал:
– Амитофо, ты попал в точку. Стараюсь не ради денег, а ради уничтожения богачей и помощи бедным.
После этого они вместе смеялись. Кроме чая Лао Ци предлагал клиентам гадание по лицу. Что касается конкретно этого умения, то оно пришло к нему вовсе не после увлечения буддизмом: Лао Ци овладел им еще до сорока лет. Едва вы усаживались напротив, Лао Ци даже не требовалось внимательно рассматривать ваше лицо, ему было достаточно беглого взгляда, чтобы заглянуть на тридцать лет в ваше прошлое и еще на тридцать лет в ваше будущее. Итого в сумме выходило шестьдесят лет. Глаз у него был очень острый, поэтому многие приходили в «Чайную Лао Ци» вовсе не за чаем, а за гаданием. Если вы приходили к Лао Ци впервые, он за это дело не брался. Не брался он и в том случае, если вы приходили к нему лишь дважды. И лишь только после восьмого-десятого раза, уже ознакомившись с клиентом, Лао Ци мог ему невзначай и погадать. Сам он объяснял, что делает так не потому, что хочет выманить из клиентов побольше денег, а потому, что с незнакомыми людьми откровенничать худо, а юлить не получается. Восемь лет назад Лао Линь попросил своего друга, чтобы тот привел его сюда погадать. Поскольку с его другом Лао Ци уже был знаком, то Лао Линю он все-таки погадал, несмотря на то, что тот был новым клиентом, однако заранее предупредил, что расскажет лишь о тридцати прошедших годах. Хотя раньше они никогда не встречались, Лао Ци, словно опытный мясник, разобрал все тридцать лет Лао Линя до единой косточки. Это настолько поразило Лао Линя, что он весь взмок. Спустя полгода Лао Линь узнал, что его ждет в последующие тридцать лет, и это его весьма напугало. Как-то раз Лао Линь сопровождал начальника Цзя в командировке по Внутренней Монголии. Днем они мотались по делам, а вечером, отдыхая в гостинице, просто разговаривали. Лао Линь без всякой задней мысли рассказал начальнику Цзя про Лао Ци, и того это заинтриговало. Однажды вечером, уже после Монголии, начальник Цзя, побывав на очередном банкете, попросил Лао Линя сводить его в «Чайную Лао Ци». Поскольку начальника Цзя привел Лао Линь, Лао Ци согласился ему погадать. Но, едва глянув на лицо начальника Цзя, он замолчал. Тот несколько удивился, а Лао Ци лишь сложил в традиционном поклоне ладони и сказал:
– Амитофо, очень уж важная персона, следует промолчать.
Тут в разговор вступил Лао Линь:
– Лао Ци, что еще за интриги? У моего начальника нет столько времени, чтобы наведываться к тебе десять раз за чаем.
Но Лао Ци лишь усмехнулся:
– Мне свыше запрещено докладывать эту информацию.
Лао Линь хотел было разобраться с Лао Ци по-другому, но начальник Цзя, рассмеявшись, помешал ему. Поэтому в тот раз им пришлось удовольствоваться одним чаем. Потом Лао Линь привел в эту чайную Янь Гэ. После десяти посещений Янь Гэ тоже попросил Лао Ци погадать. Посмотрев на него, Лао Ци написал две фразы: «Когда наступит шестая девятка[31], дождь немного смочит землю».
Хотя изъяснился он вполне доступными словами, Янь Гэ совершенно не понял, чтобы они могли значить; не понял этого и Лао Линь. Тогда они спросили Лао Ци, но тот ничего объяснять не стал. Янь Гэ разволновался и снова пристал с расспросами к Лао Ци, но тот лишь сказал:
