Джеффри Арчер - Бойтесь своих желаний…
– Очень мило с твоей стороны, Стивен… А теперь более важный вопрос: как твой гандикап гольфиста?[42]
– По-прежнему одиннадцать, но, похоже, к началу следующего сезона станет двенадцать. Увы, не молодею.
– Как и я, – вздохнул Седрик. – Удачной тебе партии в гольф в уик-энд, и буду с нетерпением ждать от тебя вестей… – он заглянул в календарь, – через десять дней.
Банкир нажал кнопку сбоку телефона и посмотрел через стол на своего юного заместителя:
– Скажи-ка, Себ, что ты понял из услышанного.
– Что Мартинес, возможно, планирует выбросить на рынок весь свой пакет акций Баррингтонов в девять утра семнадцатого августа.
– В точности за неделю до того, как твоя мать откроет ежегодное собрание акционеров компании.
– О, черт… – вырвалось у Себастьяна.
– Я рад, что ты понял затею Мартинеса. Но никогда не забывай, Себ, что в любом разговоре всегда есть кое-что, на первый взгляд кажущееся несущественным, что дает тебе именно ту кроху информации, которую ты ищешь. Мистер Ледбери любезно снабдил меня двумя такими маленькими жемчужинами.
– Какая первая?
Седрик опустил взгляд на блокнот и прочитал:
– «Не беспокойся, Седрик. До Агню всего лишь пара сотен ярдов по улице, так что я прогуляюсь и возьму сам». О чем это нам говорит?
– Мистер Ледбери не знал, что коллекция Мартинеса выставлена на продажу.
– Верно, но самое главное, это говорит нам о том, что по какой-то причине факт выставления на продажу беспокоит его, иначе он отправил бы члена своей команды за каталогом, но нет – «заберу сам».
– А вторая запись?
– Он спросил, представляет ли банк семьи Клифтон или Баррингтон.
– Почему это так важно?
– Потому что, скажи я «да», разговор сразу же прекратился бы. Уверен, Ледбери получил инструкции выставить акции на продажу семнадцатого, но не для членов семьи.
– А здесь в чем соль?
– Мартинес не хочет, чтобы семья догадывалась о его намерениях. Он явно надеется компенсировать бо́льшую часть своих вложений в компанию Баррингтонов во время проведения собрания: к этому времени он надеется убедиться, что цена акций рухнет, а он лично при этом если и потеряет, то не слишком много. Если он угадает с выбором момента, каждый стокброкер попытается выбросить на рынок акции Баррингтонов, а это гарантирует, что собрание будут штурмовать журналисты, желающие узнать, не грозит ли компании банкротство. При таком развитии событий на первых полосах появится совсем другая новость, а не репортаж о церемонии крещения «Бэкингема» королевой-матерью.
– Можем ли мы как-то предотвратить это?
– Можем, но мы должны сами выбрать момент, упередив Мартинеса.
– И все-таки здесь что-то не сходится. Если Мартинес собрался вернуть бо́льшую часть своих денег за счет продажи акций, зачем ему тогда продавать коллекцию?
– Согласен, здесь какая-то тайна. И у меня такое чувство, что, как только мы откроем ее, все остальное станет в аккурат на свои места. Есть еще одна вероятность: если ты задашь молодой леди, которую завтра вечером поведешь ужинать, верный вопрос, мы сможем вставить один-два элемента в пазл. Но помни, что я сейчас сказал: неосторожный комментарий зачастую подтверждает кроху информации такой же ценности, как ответ на прямой вопрос. Кстати, как зовут эту молодую леди?
– Не знаю, – признался Себастьян.
На ежегодном собрании ассоциации выпускников «Ред мэйдс» Сьюзен Фишер сидела в пятом ряду заполненного зала и внимательно слушала выступление Эммы Клифтон, рассказывавшей о своей деятельности в роли председателя совета директоров крупного пароходства. Хотя Эмма по-прежнему была красива, Сьюзен видела вокруг ее глаз тоненькие лучики морщинок, и копна густых черных волос – предмет зависти ее одноклассниц – теперь нуждалась в небольшой коррекции, дабы сохранить естественный темный блеск и утаить следы потерь.
Сьюзен всегда посещала встречи выпускниц, а эту ждала с особенным нетерпением, поскольку являлась большой поклонницей Эммы Баррингтон – такой, какой ее помнила. В школе Эмму всегда назначали старостой, она выиграла место в Оксфорде и стала первой женщиной – председателем правления открытой акционерной компании.
Кое-что, однако, в речи Эммы озадачило Сьюзен. Из письма Алекса с просьбой об отставке следует, что компания приняла ряд провальных решений и рискует оказаться перед лицом банкротства. Тем не менее Эмма буквально светилась уверенностью в том, что первый период бронирования кают «Бэкингема» прошел успешно и Баррингтонов ждет светлое будущее. Оба не могли быть правы, а Сьюзен точно знала, кому ей хотелось верить.
Во время встречи с оратором после выступления пробиться к Эмме Сьюзен не удалось: ее плотно окружили старые подруги и новые почитатели. Сьюзен не стала дожидаться в очереди, а решила поболтать кое с кем из своих сверстниц. Когда бы ни поднималась тема, она старалась избегать ответов на вопросы об Алексе. Спустя час Сьюзен решила уйти, потому что обещала вернуться в Бернэм и успеть приготовить ужин матери. Она уже выходила из актового зала школы, когда кто-то позади произнес:
– Здравствуй, Сьюзен.
Она оглянулась и с удивлением увидела идущую к ней Эмму Клифтон.
– Если бы не вы, не было бы сегодня и моей речи. Вы поступили очень храбро: могу лишь представить себе, что сказал Алекс, когда в тот день вернулся домой.
– Я не стала дожидаться, чтобы выяснить это, потому что уже приняла решение оставить его. И теперь, когда я знаю, что дела компании пошли на лад, я только рада, что поддержала вас.
– У нас впереди еще полгода ходовых испытаний, – призналась Эмма. – Но если мы это переживем, я почувствую себя более уверенно.
– Вот увидите, так оно и будет. Мне лишь жаль, что в такой ответственный в истории компании момент Алекс собрался в отставку.
Эмма резко остановилась, не дойдя шага до машины, и развернулась к Сьюзен.
– Алекс собирается подать в отставку?
– Я думала, вы в курсе.
– Впервые слышу. Когда он сказал вам об этом?
– Он не говорил. По чистой случайности я увидела на его столе письмо с заявлением об отставке, и оно удивило меня, потому что я знаю, как ему нравится быть членом совета директоров. Но поскольку письмо датировано двадцать первым августа, он, возможно, еще не принял окончательного решения.
– Я, пожалуй, поговорю с ним.
– Нет, прошу вас, не надо, – взмолилась Сьюзен. – Я не должна была видеть этого письма.
– Тогда я ни слова ему не скажу. Не припомните ли вы причины, которую он привел?
– Дословно нет. Он пишет там о своем первом долге перед акционерами и о том, что дело принципа – дать им знать, что компании может угрожать банкротство. Но теперь, послушав вашу речь, я не вижу в его словах смысла.
– Когда вы снова увидитесь с Алексом?
– Надеюсь, никогда.
– Тогда давайте сохраним этот разговор между нами?
– Да, пожалуйста. Я не хочу, чтобы он знал, что я говорила с вами о его письме.
– Я тоже.
– Где вы будете в девять утра в понедельник, семнадцатого?
– Там же, где стою каждое утро в девять, не отрывая глаз от двух тысяч банок рыбного паштета, ежечасно сходящих с конвейера. А где бы вам хотелось видеть меня?
– Рядом с телефоном: я буду вам звонить, чтобы посоветовать сделать существенное вложение в пароходство.
– Значит, ваш маленький план удается?
– Пока не совсем, – ответил Седрик. – Необходима еще кое-какая отладка, но даже после этого мне потребуется выбрать ключевой момент.
– Если вам удастся, это рассердит леди Вирджинию?
– Она придет в ярость, голубчик.
Бингэм рассмеялся:
– Тогда я буду у телефона без минуты девять, – он сверился с записями в ежедневнике, – семнадцатого августа.
– Вы заказали самое дешевое блюдо из меню, потому что платить придется мне?
– Конечно нет, – ответил Себастьян. – Просто обожаю томатный суп и салат-латук.
– Тогда позвольте мне угадать, какое второе блюдо вы обожаете, – сказала Саманта и подняла взгляд на официанта. – Нам обоим, пожалуйста, «Сан-Даниеле»[43] с дыней, а затем два стейка.
– Как приготовить вам стейк, мадам?
– Средней прожарки с кровью.
– А вам, сэр?
– Ему тоже средней прожарки с кровью.
– Так что же…
– Как…
– Нет, сначала вы, – сказала она.
– Так что же привело девушку из Америки в Лондон?
– Мой отец – работник дипломатической службы и недавно получил назначение сюда, и я подумала, что было бы здорово и самой провести год в Лондоне.
– А ваша мать, Саманта, – чем она занимается?
– Сэм. Все, кроме мамы, зовут меня Сэм. Отец хотел мальчика…
– Что ж, ему чудесным образом не повезло.
– А ты, смотрю, любитель пофлиртовать.
– Так что твоя мама? – повторил Себастьян.
– Она старомодна, всего лишь заботится о моем папе.
– Вот такую я и ищу.
– Желаю удачи.
– А почему вдруг художественная галерея?
