Олег Ёлшин - Миллион для гения
Он вышел из машины и уже готов был направиться на взлетную полосу, где ожидал самолет. Внезапно его окружили журналисты. Вспышки фотоаппаратов, свет прожекторов.
– Господин, директор, несколько вопросов нашему каналу…
– …нашей газете…
– …нашему журналу…
Он остановился и не щурился от яркого света. Он давно к этому привык – это была его стихия. А голоса неслись со всех сторон:
– Что вам сказал математик Клейзмер?
– Он стал с вами разговаривать?
– Почему он не бреет бороду?
– Почему уволился из института и нигде не работает?
– Над какой проблемой он сейчас трудится?
– Какую премию ему будут присуждать в этом году?
– Какие его ждут награды?
Подняв руку, он остановил поток вопросов и ответил одной короткой фразой:
– Господин Клейзмер просил вам передать, что математикой он больше не занимается. И просил его больше не беспокоить.
Люди с микрофонами в руках замерли, переваривая сказанное. Вдруг кто-то очнулся и задал вопрос. Тот самый вопрос:
– А почему он не взял миллион?
– Миллион? – рассеянно переспросил директор. – Ах да, миллион, – вспомнил он и задумался.
– Почему он не взял миллион? – заголосили со всех сторон люди с микрофонами, – почему не взялл?… Не взяллл?
– Потому что…, – помолчал мгновение, посмотрел на этих людей, потом, неожиданно для себя, произнес:
– Вы все равно не поймете, – махнул рукой и быстро направился к самолету. Добавить ему было нечего.
37– Да, пропади все пропадом! – вертелось в голове Леонидова. – Гори все дьявольским огнем. Что он на самом деле? Ему больше всех надо? Гений! Доморощенный гений! За кого он себя принимает? Довел себя, довел Галю до безумия! Люди вокруг работают, делают деньги, крутятся, а он… Писатель! – и мысленно зло посмеялся нас собой. – Писатель? Ну-ну!
Они с Галей сидели в шикарной машине, которая, рассекая утренние пробки, напролом, без оглядки, неслась по городу. Было как-то уютно в этой машине, в ее просторном салоне. Уютно, и не хотелось больше думать ни о чем. Этот салон напоминал кают-компанию большого корабля, на котором хотелось плыть и больше не смотреть по сторонам, только вперед, уверенно разрезая ее мощным корпусом волны ревущего океана. Где-то за окнами бушевал шторм, а здесь было спокойно, тихо, и только брызги волн иногда надоевшими каплями оставляли следы на плотно задраенных люках.
Галя задумчиво опускала и поднимала затемненное окошко – она давно не игралась в эту игрушку. А на переднем сидении находился их спаситель – тот самый издатель. И даже грузчиком его теперь не назовешь – уважаемый бизнесмен, владелец крупнейшего в стране издательства, солидный человек, богатый человек!
– А откуда вы узнали о нас? – нарушил тишину Леонидов.
– Вы не поверите, – отозвался издатель. На нем был желтый восхитительный пиджак и малиновая рубашка без галстука.
– Утром мне позвонил человек, который представился вашим добрым Ангелом. Он и сказал, что вы готовы подписать договор, только место для этого выбрали экстравагантное. А вы молодец, Леонидов, это отличный пиар! Вы гений пиара! Завтра все газеты напишут, что мы подписали договор… в обезьяннике, – и он зашелся беззлобным, веселым смехом.
– Честно говоря, для меня это первый такой случай. За один день о вас заговорит вся столица! Да, что там, столица?…
Автомобиль мчался по улицам, невзирая на светофоры и правила, на разметку, на прочие машины, толпящиеся уныло в утренних пробках. На нем, казалось, тоже был надет восхитительный костюм и, глядя на него, никому и в голову не приходило его остановить, а потому пропускали без звука, сигналов и гудков, безо всяких правил. Езда без правил – что может быть прекраснее, когда за закрытым окном все пролетает мимо в обреченном стоянии, в раболепном оцепенении, и только для тебя дороги открыты все!
– Я обещал подумать о вашем имидже, не меняя слишком многого, так сказать, сохраняя ваше лицо, – снова обернулся к ним издатель, – я пошел вам навстречу. Мы не изменим ни единой буквы! Мой специалист придумал замечательный псевдоним! Леонидов, вы слышите меня? – уже громче кричал он, как будто издалека. И, если бы окна машины были открыты, его слова слышны были бы на всю улицу. Да, что там, на многие километры, на весь город… страну. Он засмеялся и спросил: – Вы знаете, как теперь, Леонидов, вас зовут?
– Нет. Пока нет, – весело отозвался Леонидов, поддавшись его настроению. Тот снова зашелся в диком хохоте и прокричал:
– «Леонидов»!.. Ну, вы понимаете? Вы ни черта не понимаете! Я не изменил ни единой буквы, но сделал превосходный псевдоним – слушайте еще раз! Леонидов! Леон Идов! Теперь вы поняли? Леон! Тигр по-французски! Теперь вы Идов! И ни единой буквы лишней – только пробел. Парадокс? Стоит к имени человеку добавить пробел, маленький штришок, фикцию, воздух и происходит полная смена имиджа! Леон Идов! Лео! Леон!
– Класс! – закричала Галя. – Здорово!
– С вами оказалось сложнее, – продолжал издатель, – Галя, не Галя. Гелла! Вот так!
– Теперь мне остается сказать свое ВАУ! – поперхнулась она таким псевдонимом. – Что же, Гелла, значит Гелла! Тебе нравится? – посмотрела она на Леонидова.
– Да! – тоже кричал он на всю улицу и площади, пролетающие по сторонам, на весь этот город, на всю страну, которая так и не узнала какого-то Леонидова еще вчера, но уже завтра будет читать нового писателя, нового автора, новый бренд, и имя его Леон Идов! Леон Тигр!
– Леон и Гелла, тигр и пантера! Вот это парочка! – кричал человек на переднем сиденье. А машина все мчалась, задевая тротуары полами своего пиджака, пролетая светофоры, расталкивая случайные авто на дорогах, и эти трое на удобных сидениях, радовались, веселились, ликовали, не задумываясь больше ни о чем…
Часть 4
Теперь у него было много работы. За последние четыре месяца с момента, как он подписал договор, изменилось многое. Изменилось все. За этот короткий период он заработал больше, чем за всю свою прежнюю жизнь. Издатель не обманул. Да и не мог обмануть, ведь он торговал книгами, а не чем-то еще. Ежемесячно он выплачивал сумасшедшие гонорары за книги, которые теперь с легкостью расходились по рукам читателей. Тысячи книг, десятки тысяч! Издатель знал свое дело! Он умел работать! Эти деньги теперь не распирали мелкими купюрами карманы шикарного пиджака, а цивилизованно лежали на счету… виртуальном счету, но были настоящими, в этом они с Галей убеждались каждый день. Она, как сумасшедшая, носилась по магазинам, салонам, бутикам и самозабвенно их тратила. Галя наверстывала упущенное за последние кошмарные два года. Она имела на это право, и Леонидов был за нее спокоен, больше не думал ни о чем, только писал. Они много путешествовали. Едва успевали вернуться с каких-то островов и дальних стран, сразу же делали визы и покупали билеты на следующий вояж. Его удаленная работа позволяла вести такой образ жизни. Они побывали… Они посмотрели… Увидели… Он не помнил, где они побывали и что увидели, не успевал замечать ничего, смотреть по сторонам, потому что перед ним всегда находился маленький ноутбук, и он трудился, не покладая рук. В аэропортах и самолетах, на горячих пляжах и у бассейнов, на каких-то развалинах, на орбите далеких планет, в других Галактиках, он не помнил, куда его все время тащила Галя, только стучал по клавишам, делая свое дело. Он не замечал даже Галю, знал, что она где-то рядом, в разных нарядах, на приемах, презентациях, на кухне, в постели. Галя была его рукой, глазами, частью его самого, но не обязательно же пялится постоянно на свою руку или все время заглядывать в зеркало. Все равно знаешь, что там увидишь. А его маленький компьютер связывал его всегда и везде в любой точке мира с далеким офисом в самом центре Москвы, куда он отправлял рукописи. Теперь он не писал книги целиком. Стоило окончить главу, он засовывал ее в маленький ящик электронной почты, в ее узкий проем. Это напоминало мясорубку, а через мгновение рукопись уже в виде перемолотого фарша выбиралась где-то за тысячи километров. А люди, «классные специалисты», мгновенно превращали этот фарш в горячие котлетки или пирожки. Все зависело от жанра. За эти четыре месяца он написал 12…, нет, 14…, может быть, 18 книг. Он точно не помнил. Как не помнил, что ел на завтрак неделю назад. Такое помнить невозможно! Писал главы, потом их превращали в книги или наоборот, ему давали сюжеты, чьи-то чужие наброски, а он делал из этого книги. Он не помнил названий, не все сюжеты отложились в памяти. Теперь он писал не слова, а символы, которые подсчитывались программой текстового редактора. Символов должно было быть столько и столько. Для каждой истории свой объем и размер, своя арифметика. Зато теперь он был в «формате» и писал этот «формат». А символы… Это слово его совсем не раздражало и не пугало. Даже нравилось это красивое слово – «символ»! Зато теперь его читали!
