Юргис Кунчинас - Via Baltica (сборник)
Он нигде не служил, получил инвалидность, против которой не возражала даже брежневская администрация и которая давала привилегию – нигде не работать! По инвалидности Лютаврику полагалось целых одиннадцать рублей. Ежемесячно! Эту пенсию он тратил на кофе и «Приму», а столовался дома (они с матерью жили вдвоем).
Был ли Лютаврик таким всегда? Нет, не был. В этом-то как раз и заключается не слишком длинная и, возможно, не самая интересная история о времени и его значении. История, которая сгубила (сгубила ли?) его нормальную жизнь. Кто теперь поверит, что Лютаврик когда-то закончил школу с золотой медалью? Он с легкостью мог поступить в любой институт, даже в тот, где самый большой конкурс, куда принимали лишь тех, рядом с фамилиями которых проректор ставил «галочку». Лютаврик выбрал астрофизику, все только плечами пожали. Каждый знал, что он сочинял стихи, писал музыку, почти свободно изъяснялся на английском, побеждал на математических олимпиадах. А выбрал астрофизику, странную, как считало большинство, какую-то нереальную науку. Никого не удивило, когда первую и вторую сессии он сдал на одни пятерки: так и должно было быть! Немногие замечали, как безудержно он читает, избегает прежних друзей, новых знакомств не заводит и гоняется за старинными книгами, трактующими вовсе не астрофизику, а ее почившую родственницу – астрологию, которая, как известно, значительно отличается от избранного им объекта исследований. Любой посвященный в курсе, что астрофизика изучает физические и химические процессы, происходящие во вселенной; астрология же утверждает, что планеты и звезды управляются божествами и предопределяют судьбы людей, народов, держав и разнообразные – особенно катастрофические – явления природы. Естественно, преподавателям и коллегам Лютаврик свои новые взгляды не навязывал. Поначалу над ним только посмеивались, но, заметив его безразличие, взволновались. Стали шептаться, никому не хотелось портить отношения с самым лучшим и самым способным на курсе. А парень стоял на своем, в дискуссии (даже научные!) и дружеские беседы не вступал, только улыбался – мило и снисходительно. Он даже не защищал свои иллюзорные представления, не сердился, что над ними посмеиваются, не корчил пророка или кого-то еще. В один распрекрасный день Лютаврик (уже второкурстник) перестал посещать лекции, на все вопросы отвечал одинаково, мол, у каждого свой путь, меня не трогайте, я ведь вас не трогаю. Доводы в пользу материалистического мировоззрения встречал, разводя тощие руки и улыбаясь: возможно, возможно… Словом, лучший студент стал несговорчив и неудобен в общении. Хотя больших неприятностей не доставлял никому. Не помогали ни материнские слезы, ни мудрые наставления преподавателей, которые были убеждены, что парень «оригинальничает» и не думает о последствиях. Увы! Он бросил учебу и был вычеркнут из списка студентов «за злостные прогулы и игнорирование приказов деканата». В солдаты Лютаврик никак не годился – с детства был слаб здоровьем: не хватало дыхалки (хроническое освобождение от физкультуры). Мать с ним замучилась: Лютаврик нигде не хотел работать, ничто его не занимало, кроме новой системы, которую он от всех скрывал, о которой не говорил даже близким друзьям (впрочем, таких почти не осталось). Никто не хотел связываться с идиотом! Многие догадались, что Лютаврик просто свихнулся на ниве своей великой премудрости – мировой науке известны такие случаи. Приятели начали сторониться Лютаврика. Поначалу он подрабатывал репетиторством – натаскивал выпускников по физике. Но когда поползли слухи о странностях репетитора, все родители разом отказались от такого учителя! А вдруг детки заразятся звездной болезнью! Так и было: Лютаврик нес всякую чушь, рассказывая о Валленштейне и его астрологе, опровергал известные физические законы, попросту издевался над их «нелепостью».
В те времена мы не были с ним знакомы, и я ничего не могу сказать по этому поводу. Знаю, что Лютаврик под материнским нажимом пробовал работать санитаром, сторожем, но нигде не прижился. Известно, что и в таких местах бытуют свои традиции, имеются и обязанности, с которыми Лютаврик не собирался считаться, вот его отовсюду и выгоняли.
Тогда-то Лютаврик и стал начал бродить по городу, попивать кофе, благо он был дешевый: восемь копеек, а если удавалось выпросить «двойной», то – шестнадцать. Новые приятели Лютаврика, с которыми он якшался в «Ротонде», или «Под бочкой», или в «Сове», или в «Стекляшке», и не думали потешаться над его странностью, они попросту лишь изумлялись и проявляли почтение. Дело в том, что все они были немного богема – не стриглись, целыми днями бездельничали, некоторые писали стихи, кое-кто со временем даже прославился. Независимостью и одновременно всеядностью они Лютаврика привлекали: не издевались, не гнали, угощали кофе. Таких голодранцев, как он, в их компании бывало немного. Они научили Лютаврика пить вино, не обращать ни на что внимания, спать в заброшенных домах или в парке, надоумили, как поступать, если вдруг заметут в милицию, поделились прочими «житейскими хитростями».
Позже приятели перестали не замечать Лютаврика – он им попросту надоел. Терпели его, и на том спасибо. Он в них тоже разочаровался, но выхода не было: привык к выходкам, трепу и «стоической», как они говорили, выдержке. Многие кофеманы и винолюбы бывали в дурдоме, резали себе вены – они и часами могли все это обсуждать, делиться опытом и воспоминаниями. Были там и девчонки, очень смазливые, но неопрятные. Некоторых я помню: Ресница, Фукса, Калия, Офелия. И еще там была одна… Прозвища всем торжественно раздавал Дюк – начитанный, сам писавший стихи. Сам он представлялся Лиром, следовало понимать – королем, но все его звали Дюком, подчеркивая превосходство Лира над прочими литгероями. К некоторым прозвища не прилипали, а кое-кого приятели по сей день называют: Шекспир, Лотрек, Ватикан… А Лютаврик был и остался Лютавриком. Не так уж плохо!
Итак, летом его притягивала «Ротонда», зимой – «Вайва» и другие близлежащие кафетерии и кулинарии. До панков было еще далеко, а времена хиппи давно прошли. Если Лютаврика долго нет – никто и не ищет его, не интересуется: куда подевался астролог? Когда появляется, тоже никто не спросит: где пропадал? Но когда он пропал совсем, приятели удивились. Не спохватились, а лишь удивились. Ни в больницах, ни в городских «дурхатах» Лютаврика не было. А то б они знали – там всегда валялся кто-то из их «представителей». Середина лета: компания уже упорхнула за городские пределы, а осенью не заметила, что Лютаврика нет. Пока не пронесся слух: нигде не работавший Лютаурас Плучас, сын Плачидо, арестован за нелегальный переход госграницы, а также за попытку бежать за рубеж! Вот это да! Некоторые «ротондовцы» чуть не лопнули от зависти. От Лютаврика никто такого никто не ожидал! Дюк был оскорблен и обижен на себя самого: почему это сделал не он, а какой-то занюханный мистик!
«Переход границы, – сказал мне Бегби, случайно забредший в „Ротонду“, – минимум два года».
Лютаврику действительно грозили два года тюрьмы, но все обернулось иначе. Тюремные доктора и прочие штатные психоневрологи наконец-то поверили, что угрюмый нарушитель границы свято верует в то, о чем твердит! А он, несмотря на угрозы, уговоры, посулы, даже на тумаки, твердил им одно и то же: его цель – достигнуть одной некой горной вершины, ибо лишь там он сможет исполнить свою заветную мечту: поговорить – при помощи и участии звезд – с арабскими мудрецами, жившими двадцать столетий тому назад! Ничего мечта? Вот за это Лютаврика больше всего и лупили – военные, надзиратели, санитары в психушке – и фаршировали его всякими таблетками и инъекциями. Такого издевательства эти серьезные мужи не могли потерпеть! Между собой они говорили: ну как, «арабский мудрец» еще гонит пургу? А тот свое: мне нужно взойти на вершину, нужно, очень нужно… Откуда ему было знать, что та гора аж в Румынии? И что румыны (хотя они нам не враги) – не совсем друзья…
Границу великой державы Лютаврик перешел в Украинских Карпатах. Нарушил ее самым грубым образом, среди бела дня, ни от кого не скрываясь, неторопливо, с задранной головой, глядя в сторону желанной вершины. Шел босой, в тулупе на голое тело, с холщовой сумкой через плечо, такие сумки в свое время таскали «дети цветов». Он с трудом одолел мелкую, но бурную речку, перелез через какой-то немудреный забор и пошел в нужную сторону. Та вершина, увы, только казалась близкой! Ночь застала его в буковой рощице – один разговор с арабами он уже прозевал. Не беда! Полагаясь на Провидение, Лютаврикрас завернулся в тулуп и замечательно выспался. Утром, естественно, он проснулся голодным, страшно хотелось курить, вот и пришлось отправиться в близлежащий поселок за куревом и едой (впоследствии у него изъяли три рубля шестьдесят копеек). Тут его и повязали! Сперва Лютаврик удивился, что никто его не понимает, ведь по-русски он говорил вполне сносно. Тогда он решил, что попал к малоизвестному племени. Такого с ним еще не случалось. А когда в сельмаге он протянул русский рубль, продавец стал что-то шептать жене, и та куда-то заторопилась. Толстый торговец все же выдал Лютаврику пачку румынских сигарет – это его не удивило: импорт! Но только он вышел на местную площадь и жадно затянулся сигаретой, румыны накинулись на пилигрима и задержали его, а вечером он сидел на советской погранзаставе, побитый и допрошенный по всем правилам. Зеленофуражечники тоже не захотели верить бредням Лютаврика: будто он пересек границу средь бела дня, не скрываясь, и прочее.
