Юргис Кунчинас - Via Baltica (сборник)
Наконец-то суббота. Дел – конь не валялся! Ну ничего, подождут. На звонки она старается не реагировать, но, когда не выдерживает и берет трубку, слышит голос Дайнюса из Шиферной Деревушки. В ярости шваркает трубкой так, что аппарат падает на пол. Черт! Этот Дайнюс опять с похмелья или уже надрался и хочет он одного – рассказать, с кем пил и о чем трепался! Разве ей это важно? Нет, нет и нет!
Железная Женщина драит кухню, смахивает паутину, готовится вынести мусор и, чертыхаясь, моет загаженный пол (второй раз – с марганцовкой, чтобы не пахло): порядок превыше всего! А ложки и вилки в ее шкафу – алюминиевые, и окна не мыты который год. Все некогда! Пыль везде – на креслах, на полках, на цветах и на сером, как дождь, линолеуме. Нет, сегодня всего не успеть. Фу, как же ее расстроил звонок этого самого Дайнюса! А когда еще убираться, как не сегодня! Быт сбивает с копыт! Опять вызывать сантехника и совать пятерку! А когда заниматься научной, методической, журналистской работой? Когда читать всю эту гору книг и журналов, если снова капает из радиатора и разболтался дверной замок? Пропади все пропадом, пусть капает, не станет она никого вызывать! До обеда – уборка (всего-то раз в месяц!), потом – за дело! За дело! Она знает – читала: очень полезно совмещать физический и умственный труд. На носу конференция по теме «Истоки революции 1905–1907 годов» (в новой трактовке), семинар-пробежка по литературному Вильнюсу, экзамены на кандидатский минимум – латынь, экскурсия по замкам Латвии и работа над собственной темой (для прочих это пока секрет). Разве такое втиснешь в субботу и воскресенье, когда все отвлекают! Хотя… она любила Дайнюса Шиферного, любила. Почему «шиферного»? Да потому, что сквозь все его деревенские вирши красной нитью проходит ритуальная боль о соломенных крышах, обратившихся шиферной кровлей. Ну потарапливайся, шевелись! Железная Женщина суетится, моет, скребет, полощет, ступает в лужицу – ох уж эти проклятые псы! Господи! Я ведь еще обещала войти в комиссию по оценке конкурсных школьных работ о народном творчестве. О, несгибаемая, о, Железная Женщина! Активная, энергичная, принципиальная, сентиментально-непримиримая, – она конечно же решительная противница возрождения национальной буржуазии! Только не это! Долой господ! Нет новоявленным либералам и сталинистам! Уф, надо передохнуть и выкурить сигарету, иначе свихнешься…
У Железной есть несколько привлекательных и вполне человеческих черт, но ей самой невдомек, что они у нее имеются. Может, это и хорошо, иначе она стала бы ими злоупотреблять и постаралась казаться лучше, чем следует. Вообще-то Железной Женщине кажется, будто все несчастья достаются исключительно ей, лишь ей одной доверено искоренять хамство, чванство и равнодушие в троллейбусах и пригородных поездах. Она сожалеет, что в свое время – тогда это было реально: она работала на заводе – не вступила в партию. Ее даже звали, а теперь даже и не заикаются. Железная Женщина – квалифицированный работник культуры, подобные люди партии не нужны, такие суются всюду, куда не просят, они заостряют проблемы, которые лучше не трогать. Партия располагает своими людьми повсюду, и в нужный момент будет выполнено любое задание. Незаменимых нет!
Ага… Вот Железная Женщина вытерла очередную лужу, рухнула в кресло и закурила. И, едва она затянулась первым хмельным дымком, задергался телефон – это рыженький журналист с окраины захотел приехать с бутылкой шампанского и скоротать на пару субботний вечер. Ах ты пакостник! Думаешь, раз я живу одна, значит – все можно! Этому бледнолицему еще подфартило: Железная Женщина не накинулась на него, потому что он – сотрудник газеты, для которой она собирается делать статью о выдающемся штукатуре. Суббота! Шампанское! Тьфу!
Железной требуются иные поклонники! Она сама как скала и ценит робких, учтивых, ученых мужей, которые ей беспрекословно покорны, выполняют все ее просьбы и одобряют ее проекты по улучшению элиты и плебса. Есть человечность и теплота в этом железе!
Когда ноябрьское солнце уходит за дальние фермы, она готова всплакнуть, и не только из жалости по самой себе: она плачет о несовершенстве мира, о безразличии, о беспросветной сытости, ибо твердо верует: лишь голодные и очень несчастные люди еще в состоянии что-нибудь изменить. В такие моменты она вывязывает два-три ряда на спицах – к весне, вероятно, будет готово что-либо рукотворное, вроде свитера или шапки. Но обычно она петли убегают, у нее начинает болеть голова, и она устраивается на кухне, где беспрерывно курит, кляня обстоятельства и себя. Ее почти все раздражает. В транспорте толчея: толстые женщины, хрупкие девушки, тощие тетки и недомерки-мужчины. Донимают все: тихие пьяницы, активные трезвенники, самодовольные режиссеры, пустая телефонная болтовня. Даже любимый и ненавистный пес: выводи и выводи его на прогулку! А меня-то кто выведет? И она запускает пепельницей в несчастного двортерьера. Хотела уйти – звонок! Это лучшая-худшая: нет желания сходить на концерт югославов и хоть как-то развеяться? Вот еще! Только эстрады ей не хватало! Подруге немедленно достается: ты что, не знаешь – я работаю над сценарием? Какие к черту концерты! Телефон летит на пол. Так, спокойно, сейчас вытираем пыль, поливаем цветы, варим кофе, делаем бутерброд с деревенским салом и тогда – за работу. За работу!
Да, она делает все, что наметила. Кропотливо, прилежно – к Железной Женщине не придерешься! Звонит телефон, пусть звонит, она трубку не снимет! Что хорошего они могут сказать? Кругом одни тунеядцы и болтуны, плагиаторы и притворщики, ну зачем это, зачем? Опять телефон! Она чувствует: это Дайнюс Шиферный, другие не станут трезвонить. Пускай, все равно же перезвонит.
Она рассержена. Что еще ее рассердило? А, спички, которые не загораются с первого раза, стихи молодых (и не только) поэтов, заполонившие периодику, – она и сама сочиняла в гимназии непростые стихи на общественные и культурные темы, даже была в переписке с очень известным (сегодня) поэтом. Ее раздражают потуги Одной Усачки попасть в историю литературы, раздражает радиоточка (правда, ее можно выключить!), постоянный скулеж вышеназванной помеси. Многое раздражает! Рваные туфли, еще не рваные туфли, цены на новые туфли; отсутствие мусоровоза, грохот мусоровоза; а трактовка социал-демократии в новой статье лысеющего историка!.. Ее бесит, что люди совершенно не понимают искусства, что интересные выставки чрезвычайно редки, что в новых кафе слишком много пижонов и мягкой мебели, что жена того типа (который «мешок кишок») косо на нее смотрит! Таков этот мир – мелочный, несовершенный, переполненный завистью. И даже Кристина, вдова писателя-эмигранта, и ее дочь, и ее ну очень плодовитая сучка – это всего лишь редкие проблески. А собственно, кто она, эта вдовушка? Да никто. Б-р-р, как же все надоело! Как скучно. Но нужно. Нужно, нужно, каждый день твердит себе Железная Женщина. Ее еще вдохновляет какой-нибудь прежний или нынешний деятель, восхищение длится недели две, потом наступает прозрение: все они одинаковы! Все! Надо жить, работать, спешить! Сколько раз нам дается жизнь? Кстати, а сколько было Островских? Надо! «Надо» и «Терпеть не могу» – эти слова можно было бы начертать на гербе и флаге Железной Женщины, если бы они у нее имелись.
У Железной Женщины опять перекур. Теперь ей осталось еще протереть полы и… И – за работу! Ту-ту! Ей уже не семнадцать, так она всегда повторяет. И не тридцать, немного больше, но она почему-то всегда говорит: мне не семнадцать! О приватной, интимной жизни мы распространяться не станем, она выше этого. Это для слабых. И для тех, кто ничего не сумел достичь. Такие пускай болтают обо всяких любовях, болезнях, тряпках, покупках, соседках! Это не для нее, только не для нее. Ad majore natus sum! Большому кораблю… – вот это о ней.
Железная Женщина может несколько дней не есть. А если понадобится, то и неделю. Может ограничиться кофе и сигаретами. Много кофе и множество сигарет. Нет, руки у нее не дрожат, только кожа стала морщинистой, нехватка гормонов, что делать, издержки, они на каждом шагу! Она ненавидит и своего пса Бари, но пусть попробуют его тронуть! Ей жалко ежиков, воронят, ужей – она их берет домой, но подопечные или мрут от с тоски, или Железная Женщина сама их, в порыве злости, вышвыривает: расплодились тут всякие твари!
Есть еще один положительный момент в ее поведении привычках – Железная Женщина по телефону говорит только стоя, так не заболтаешься. Когда разговор все же затягивается, она приседает на свои железные корточки. Телефон она не берет ни в ванную, ни на кухню. Он стоит в прихожей на хлипком старинном столике, а стула-то рядом нет! Когда Железная Женщина сдавала комнату лейтенанту госбезопасности (спецу по Финляндии), его жена умудрилась поставить здесь круглый стульчик, чем сильно разозлила хозяйку.
Нет, у нее чистое сердце, высокие помыслы, крепкие нравственные устои, она не скрывает свой возраст, не прячет худые коленки, не стесняется бледности и других недостатков. Выдают ее только мелкие, острые зубки, какие бывают у белок, ласок и… у кого еще? У крыс, наверное? Потому она не боится крови, обожает крайние состояния и слепо верит циркулярам, законам, уставам и официальной прессе – всем этим апокалиптическим проявлениям. Ей никак не даются обобщения, но это она трактует как результат своей многогранности. Ясно? Когда что-то не ладится, она сама заявляет: вот уж, действительно, человек – всего лишь мешок кишок!
