Донна Тартт - Маленький друг
Канаву они решили обойти стороной и пошли теперь в сторону недостроенных домов – в случае опасности оттуда было проще выбежать на дорогу. У Гарриет разболелась голова, а ладони стали липкими от холодного пота. Вскинув воздушку на плечо, Хили метался из стороны в сторону, возбужденно тараторя, размахивая кулаками и совершенно не замечая того, что в реденькой траве на неприметном участке земли всего-то футах в трех от его ноги разлеглась (ненавязчиво вытянувшись почти что в струнку) “юная особь” – как выразился бы справочник “Рептилии и земноводные Юго-востока США” – медноголовки.
– Ну и вот, короче, открываешь этот чемодан, а оттуда выстреливает слезоточивым газом. И там у него еще пули, и нож сбоку выскакивает…
У Гарриет все плыло перед глазами. Вот было бы здорово, если бы ей давали по доллару всякий раз, когда она слышала от Хили про этот чемодан, который в фильме “Из России с любовью” стрелял пулями и слезоточивым газом.
Она закрыла глаза и сказала:
– Слушай, ты тогда змею схватил низковато. Она бы тебя укусила.
– Да заткнись ты! – на миг Хили сердито умолк, потом закричал: – Это все из-за тебя! Я ее поймал! Если бы ты не.
– Осторожно. Сзади!
– Мокасин? – он пригнулся, вскинул ружье. – Где? Где этот сукин сын?
– Вон там, – сказала Гарриет и, шагнув вперед, снова с досадой ткнула пальцем, – да вон же.
Из травы слепо вскинулась заостренная головка – мелькнула бледная кожица под мускулистой нижней челюстью, – и змея, слегка вильнув телом, снова улеглась.
– Ууу, ну это маленькая, – разочарованно сказал Хили, нагнувшись, чтоб получше ее разглядеть.
– Неважно, какого она… Хили! – вскрикнула она, неуклюже отпрыгнув в сторону – медноголовка красным сполохом метнулась к ее лодыжке.
Ее осыпало градом вареного арахиса, затем просвистел и шлепнулся на землю целлофановый пакетик с орехами. Гарриет потеряла равновесие, покачнулась, запрыгала на одной ноге, и тут медноголовка, которую она буквально на секунду потеряла из виду, снова набросилась на нее.
Пискнула воздушка – Гарриет небольно щелкнуло по кеду, обожгло икру, – она взвизгнула и отпрыгнула от пуль, затрещавших в пыли у нее под ногами. Но змея уже рассвирепела и даже под пулями не ослабляла напора: она все метила в ногу Гарриет, ни на секунду не отклоняясь от цели.
Гарриет попятилась обратно, к асфальту – ее мутило, перед глазами все плыло. Она вскинула руку, заслонила лицо (после слепящего солнца перед глазами у нее бодро мельтешили прозрачные сгустки-кляксы, которые, будто амебы в капле озерной воды под микроскопом, то и дело сталкивались и слипались), а когда в глазах все прояснилось, Гарриет увидела, что маленькая медноголовка лежит неподалеку и, вскинув голову, спокойно и без особого интереса наблюдает за ней.
Хили так исступленно палил из воздушки, что ее заклинило. Он что-то бессвязно выкрикнул, отшвырнул ружье и помчался за рогатиной.
– Подожди!
Ей пришлось напрячь все силы, чтобы отвести взгляд от холодных, ясных, как колокольный звон, глаз змеи. Да что со мной такое, вяло подумала она, пятясь поближе к центру плавящейся от жары дороги, – тепловой удар?
– Эй-эй! – откуда-то донесся голос Хили, но она не понимала, где он. – Гарриет!
– Подожди.
Плохо соображая, что происходит, Гарриет сделала еще шаг назад (ноги у нее вдруг зашатались, одеревенели, будто у марионетки, которой она совсем не знала, как управлять) и с размаху шлепнулась прямо на раскаленный асфальт.
– Эй, подруга, ты в порядке?
– Отстань, – услышала Гарриет собственный голос.
Сквозь зажмуренные веки жарило красное солнце. Перед глазами у нее злобной вывороткой искрил выжженный светом змеиный взгляд: черные радужки, кислотно-желтые полоски зрачков. Она дышала ртом, вонь от вымокших в канаве штанов на жаре так обострилась, что Гарриет ощущала ее на языке; вдруг до нее дошло, что лежать на дороге – опасно, она попыталась было встать, но земля ушла у нее из-под ног…
– Гарриет! – голос Хили раздавался где-то вдалеке. – Что с тобой? Не пугай меня!
Она моргнула, белый свет жег глаза, будто в них прыснули лимонным соком – и до чего же пугала ее эта жара, и эта ее незрячесть, и эти непослушные руки и ноги.
Теперь она лежала на спине. Небо пылало немилосердной безоблачной синевой. Время словно на минутку притормозило, будто бы она задремала и тут же, резко дернувшись, проснулась. Внезапно над ней сгустилась чернота. В панике Гарриет закрыла лицо обеими руками, но черная тень только сдвинулась, переметнулась на другую сторону, стала еще темнее.
– Гарриет, ну хватит. Это просто вода.
Где-то в глубине сознания она расслышала эти слова, расслышала, но не услышала. И тут внезапно что-то холодное коснулось уголка ее рта, и Гарриет принялась отбиваться, вопя что было сил.
– Ну вы и придурки, – сказал Пембертон. – Такая жара, а вы поперлись в эту дырищу на великах. Да температура вон под сотню[12].
Гарриет лежала на заднем сиденье “кадиллака” и глядела, как над головой у нее в прохладном кружеве ветвей мелькает небо. Деревья – это значит, что они наконец-то выехали с лысой Дубовой Лужайки на старую добрую городскую дорогу.
Она закрыла глаза. В динамиках ревела рок-музыка; под сомкнутыми веками свет казался красным и по нему, дрожа, проносились тени-пятнышки – редкие, неровные.
– На кортах ни души, – проорал Пем, перекрикивая ветер и музыку. – Даже в бассейне никого. Все сидят в зале, смотрят “Одну жизнь, чтобы жить”[13].
Десятицентовик для звонка им все-таки пригодился. Героический Хили, который перегрелся и перепугался не меньше Гарриет, вскочил на велосипед и, несмотря на жару и на то, что ноги у него сводило судорогой, жал на педали почти полмили, пока не добрался до парковки возле магазинчика “Джиффи КвикМарт”, где стояла телефонная будка. Однако Гарриет, которая сорок адских минут прождала его, поджариваясь на асфальте в кишевшем змеями тупике, было так жарко и тошно, что особой благодарности она не испытывала.
Она слегка привстала, и теперь ей были видны волосы Пембертона, которые рваным желтым знаменем развевались на ветру – из-за хлорки в бассейне концы волос были посекшиеся, скрученные. Даже с заднего сиденья можно было учуять его острый, отчетливо взрослый запах: под слоем кокосового лосьона для загара едкий мужской пот мешался с сигаретным душком и чем-то похожим на ладан.
– Зачем вы вообще потащились в такую даль? У вас там друзья живут?
– Не, – Хили всегда разговаривал с братом вялым безучастным тоном.
– Ну и чего вы там тогда делали?
– Ловили змею, чтобы… Отстань! – вскрикнул Хили, вскинув руку к голове, потому что Гарриет дернула его за волосы.
– Ну, если задумали змею поймать, там самое для этого место, – лениво протянул Пембертон. – Уэйн, который у нас в клубе механиком, мне рассказывал, что как-то они одной тамошней бабульке бассейн рыли, так ребята там змей убили – штук пятьдесят. В одном дворе.
– Ядовитых?
– Да какая разница. Я бы в этой чертовой дыре и за миллион долларов жить бы не стал, – Пембертон снисходительно, высокомерно покачал головой. – Тот же Уэйн рассказывал, что под одним таким вонючим домом дезинсектор нашел триста штук змей. Под одним домом. Случись вдруг наводнение, с которым не справятся инженерные войска и эти их мешочки с песком, да там каждую мамашку-домохозяйку закусают до смерти.
– Я поймал мокасина, – важно сказал Хили.
– Ну да, ага. И что ты с ним сделал?
– Подержал и отпустил.
– Ну это конечно, – Пембертон глянул на него искоса. – Он погнался за тобой?
– Не, – Хили чуточку сполз вниз.
– Знаешь, мне наплевать, что там говорят – будто эта змея, мол, тебя боится больше, чем ты ее. Водяные мокасины – злобные твари. Будут гнаться, пока не укусят. Однажды мы с Тинком Питтманом были на озере Октобеа, и там на нас набросился здоровенный мокасин, а мы ведь и близко к нему не подходили, нет, он нас увидел и как рванет к нам через все озеро, – Пем резко, дергано завилял рукой. – Из воды только белая пасть и торчала. А потом он так – бам! бам! – стал долбить башкой в алюминиевый бок нашего каноэ. Народ сбежался на пирс – поглазеть.
– И что вы сделали? – Гарриет уселась, придвинулась поближе к передним сиденьям.
– Ну привет, Тигра. А я думал, придется тебя к врачу везти. Гарриет вздрогнула, увидев лицо Пема в зеркале заднего вида: губы у него были белые как мел, нос измазан кремом от загара, а лицо такое красное, будто его обморозило в полярной экспедиции доктора Скотта.
– Значит, любишь змей ловить? – спросил он у отражения Гарриет.
– Нет, – ответила Гарриет, насмешливый тон Пема ее и смутил, и обидел. Она снова отодвинулась подальше.
