Сара Райнер - Другой день, другая ночь
Затем она поднимает взгляд.
На тумбочке – с той стороны, где она всегда спит, – стоит ее любимая фарфоровая чашка. Эбби берет чашку в руки, рассматривает, и сердце замирает.
На ободке пятно – ярко-розовый морщинистый отпечаток.
Губная помада.
* * *Пролистав документы, доктор Касдан поднимает глаза.
– Ну, как у вас дела?
Карен ожидала от психиатра этого вопроса, и ответ у нее готов:
– Плачу уже гораздо меньше. Наверное, я начинаю понимать, отчего я была в таком унынии.
– Приятно слышать. Что помогло, на ваш взгляд?
– Групповые сеансы отличные. Знакомство с другими людьми, которые испытывают аналогичные чувства, действует как бальзам. Я многое узнаю от них, они – от меня.
Карен умолкает. Не следует недооценивать свои проблемы. Если я поведу себя слишком несдержанно, он решит, что мне лучше, и скажет, что я могу больше сюда не ходить. Посещая дневной стационар, Карен чувствует себя уверенной и способной действовать; она боится, что без этой поддержки ее легчайшим ветерком отнесет назад.
В сумке вдруг начинает вибрировать телефон. Только бы с детьми было все в порядке, думает она. Хочется ответить, но у нее всего лишь несколько минут на беседу с доктором, поэтому кто бы там ни звонил – подождет.
Доктор Касдан продолжает:
– По-моему, мы с вами обсуждали лечение антидепрессантами, но вы пожелали немного повременить.
Карен кивает.
– Я бы оставила это как запасной вариант, если не возражаете.
– Разумно. – Психиатр берет ручку. – Рекомендую продолжать посещения дважды в неделю еще в течение месяца. Через пару недель мы вновь обсудим положение дел.
Перспектива получать меньше помощи в недалеком будущем тревожит, однако Карен напоминает себе, что уже прошла долгий путь.
– Хорошо… – Она встает. – До свидания.
В коридоре она первым делом достает телефон.
Пропущенный звонок от Эбби.
* * *Сейчас пройдет… Сейчас пройдет… Сейчас пройдет… Эбби как мантру повторяет эти слова. Но как ни пытается она думать о том, что это вызванная переживаниями физическая реакция, паника только усиливается. Дышать… Дышать…
Что там говорили делать? Ах да, бумажный пакет… На ослабевших ногах она идет вниз, в кухню, трясущимися пальцами открывает ящик у раковины, достает кипу пакетов – все полиэтиленовые.
Она садится. Нет, так еще хуже. Слышно, как сердце стучит в груди: ба-бум, ба-бум… Она опять встает. Кружится голова. Может, пройтись? Эбби выходит из кухни, идет по коридору, возвращается.
Пытается вычленить хотя бы одну мысль, выстроить логическую цепочку, но в голове полная путаница. Гленн с кем-то занимается сексом… С кем?.. В моей кровати… В нашей кровати?.. И давно?.. Я только подумала, что у нас все налаживается… Это было только один раз?.. У него роман?.. Надеюсь, что он ее не любит, я этого не вынесу… Знаю, между нами все кончено, но как же больно… Все эти задержки на работе… Я могла бы и догадаться… Мудак… А Каллум в это время был дома?.. А что же Ева?.. Другие няни?.. Я чувствую себя такой дурой… Какое унижение… Теперь мне точно не выздороветь… Простыни… Фу… Их нужно срочно в стирку… Он все еще мой муж… Мы даже не разведены официально… Почему здесь, в доме?.. Не мог уйти куда-нибудь… Пытается свести меня с ума?.. Я и есть сумасшедшая… Нужно возвращаться в Мореленд… А что будет с Каллумом?.. Теперь его нельзя оставить… Здесь он больше не будет в безопасности… И я тоже… Что делать?.. Мне нужна помощь… Сердце сейчас взорвется… Кто-нибудь должен отвезти меня в клинику… Кого попросить?..
* * *Как странно, хмурится Карен. Не ожидала, что Эбби станет звонить прямо сейчас. Она ведь знает, что я до вечера в Мореленде. Наверное, случайно нажала мой номер. Но затем она замечает голосовое сообщение.
«Карен, извини, пожалуйста, просто не знаю, кому еще позвонить. Случилось ужасное, мне срочно нужно с кем-нибудь поговорить…»
Карен нажимает возврат вызова, в ту же секунду отвечает Эбби.
– Ох, Карен, спасибо, – вздыхает она и заливается слезами.
– Тихо, тихо. – Карен быстро идет по коридору, ищет укромный уголок. – Прости, что не взяла трубку, была на приеме у доктора Касдана.
– А, понятно. – Эбби задыхается, едва сдерживая рыдания. – Извини. Я вам помешала?
Свободен маленький холл, и Карен идет туда.
– Все в порядке, мы уже закончили, – говорит она, усаживаясь. – Что произошло?
Несмотря на весьма путаные объяснения, Карен ухватывает суть. Убила бы этого Гленна, думает она, однако лучше промолчать.
– Может, мне приехать обратно в Мореленд? – спрашивает Эбби, закончив рассказ. Ее голос едва слышно.
Карен задумывается на секунду.
– Вряд ли, – медленно произносит она. – Ты сейчас в панике, а это не лучшее время для принятия решений. Боюсь, если ты сюда вернешься, даже не попытавшись уладить дела дома, то снова окажешься там, где была. А ведь ты прошла такой долгий путь.
– Боюсь, у меня не получится.
Карен быстро прикидывает. Она собиралась остаться на вечерний сеанс, поэтому Молли с Люком пробудут у няни еще часа два.
– Какой у тебя номер дома? – Улицу, где живет Эбби, она знает.
– Восемь.
– Сейчас приеду, поговорим.
– В полпятого вернется Гленн вместе с Каллумом, а я не хочу с ним встретиться. Только не сейчас.
– А… – Карен уже выходит из здания. – Через полчаса буду. Заберу тебя, поедем к нам.
Эбби молчит. В трубке Карен слышит ее дыхание, частое и неглубокое.
– Эбби, ты как там?
– Нормально. Я просто думаю…
– Не думай, – приказывает Карен. – Скажи «да». Мы решим, что делать, за чашкой чая.
Снова тишина. Затем Эбби произносит:
– Чашка чая. Это было бы чудесно.
– У меня есть кекс…
– Какая-то корова пила из моей любимой чашки!
Карен морщится.
– Можешь взять ее с собой и разбить о стену у меня в саду.
Эбби хмыкает.
– Хорошо бы.
– Ну и отлично. Ты распаковала вещи?
– Нет еще.
– И не трогай их. Возьмешь чемодан с собой. Если что, переночуешь у меня.
– А как же Каллум?
О боже! Гленн ведь должен за ним присматривать. Если повезет, то так и будет.
– Потом мы его тоже можем забрать. – Хоть и она беспокоится, как он поладит с Молли и Люком, сейчас не время раздумывать. – Давай сперва посмотрим, как нам поможет битье посуды, ладно?
– Ладно, – отвечает Эбби. Дыхание у нее почти восстановилось. – И, Карен, спасибо тебе.
– Не за что. – Карен машет в воздухе рукой, будто Эбби ее видит. – Скоро увидимся.
Ну вот, все как всегда. Я опять забочусь о других, думает она, едва вырулив на трассу.
* * *Подгоняемая гневом, Эбби срывает с кровати белье, хватает простыни, злосчастную чашку и спешит вниз. Ей нестерпимо хочется разбить чашку, как предложила Карен, и оставить осколки на кухонном столе для Гленна, но Каллум может обнаружить битый фарфор первым и пораниться. Вместо этого она наспех царапает записку: «Добралась домой рано, но уехала к подруге. Спасибо, что оставил в доме столько подсказок. Вернусь за Каллумом позже».
Она не ставит подпись, но кладет листок поверх испачканной помадой чашки. Гленн не должен ни на минуту усомниться: ей известно, что происходило в доме в ее отсутствие.
Затем опять бежит наверх за сумкой. Теперь, в состоянии яростного возбуждения, вещи кажутся намного легче.
Она запирает входную дверь, садится на скамейке между тисовым деревом и кустом остролиста и ждет Карен. Осталось недолго.
33
К Саннивейл-хаус подъезжает такси, и Крисси спешит к Майклу. «Я дойду пешком и встречу тебя, – сказала она, когда Майкл доложил по телефону, что его выписывают и переводят в психбольницу. – Прогулка мне не помешает». Майкл понял, что она проявляет дипломатичность; ей ничего не остается, как идти пешком или ехать на автобусе, потому что машину забрали кредиторы.
Крисси открывает дверцу такси.
– Привет, любимый.
Майкл выбирается с заднего сиденья и почти падает в объятия жены. Он был слишком взвинчен, чтобы остаться на послеобеденный сеанс в Мериленде; тогда пришлось бы прощаться с людьми, которых он успел полюбить. Вместо этого Майкл отправился к себе в палату и упаковал вещи. Не прошло и часа, как он уже здесь, однако мысль о переводе до сих пор терзает его не меньше, чем у Фила в кабинете.
Майкл поднимает глаза на здание за спиной Крисси. Оказывается, стены вовсе не белые, а бледно-серые; окошки крохотные и, судя по всему, не открываются. Вокруг газонов установлено высокое ограждение. Скорее тюрьма, чем больница.
Тем не менее вышедший поприветствовать их молодой человек вовсе не похож на надзирателя. С широкой улыбкой на лице он представляется: Аконо. За последнее время Майкл привык, что все ему улыбаются; Аконо, по крайней мере, делает это искренне.
– Позвольте проводить вас в номер с видом на море, – говорит он и, заметив замешательство на лице Майкла, добавляет: – Так мы называем палаты в мужском отделении. Правда, сегодня нам придется пройти через те, что выходят на луга. Обычно мы тут не ходим, но сейчас главный вход ремонтируют.
