Нина Георге - Лавандовая комната
Многие узнавали писателя, чей портрет они видели на обложках журналов. Кое-кто возмущенно отворачивался. Но в конце концов на палубе «Литературной аптеки» и в самом деле собралась горстка читателей.
Так Макс, Жан и Сальваторе Кунео заработали свои первые евро. Кроме того, высокий мрачный монах из Роньи дал им несколько баночек меда и горшочков с травами в обмен на специальные книги по агностике.
– Ему-то они зачем? Что он с ними будет делать?
– В землю зароет, – предположил Кунео.
Он раздобыл у начальника марины, которого тоже не преминул спросить о сухогрузе «Лунная ночь», несколько горшочков с рассадой кулинарных трав и с помощью досок от книжных полок разбил на корме маленький огородик, к вящей радости Кафки и Линдгрен, которые с восторгом набросились на мяту. Через некоторое время они стали носиться друг за другом по судну с задранными, как ершики для посуды, хвостами.
Вечером Кунео, в цветастом переднике и таких же цветастых рукавицах, торжественно подал ужин.
– Господа! Вам предлагается bohémienne de légumes – облегченная, туристская версия рататуя, – возгласил он, ставя еду на импровизированный стол на корме.
Это были нарезанные мелкими кубиками овощи, обильно сдобренные тимьяном, обжаренные, запеченные в форме, а потом художественно выложенные на тарелки и политые благороднейшим оливковым маслом. Венчали это произведение кулинарного искусства бараньи котлеты, приготовленные на открытом огне, и белоснежный, тающий на языке чесночный флан.
Проглотив первый кусочек, Эгаре почувствовал, что с ним происходит что-то странное.
В его голове вдруг начали вспыхивать один за другим яркие образы.
– Это потрясающе, Сальваторе! Ты готовишь так, как пишет Марсель Паньоль.
– Ах, Паньоль! Славный малый. Он тоже знал: хорошо видеть можно только с помощью языка. А еще носа и желудка, – мечтательно вздохнул Кунео. – Capitano Пердито, чтобы понять страну, чтобы почувствовать людей этой страны, надо попробовать на вкус ее душу. Я в это твердо верю. А душа – это то, что там растет. То, что люди каждый день видят, нюхают, трогают. То, что проходит через них, – их внутренний облик.
– Как макароны определяют внутренний облик итальянцев? – с набитым ртом произнес Макс.
– Думай, что говоришь, Массимо! Макароны bellissima формируют внутренний и внешний облик женщин!
Кунео восторженно нарисовал в воздухе пышные формы женского тела.
Они ели и веселились. Справа садилось солнце, слева поднималась полная луна; воздух в гавани был околдован густыми ароматами цветов. Кошки, тщательно обследовавшие местность, присоединились к остальным членам экипажа и царственно возлежали на опрокинутом пластмассовом контейнере для книг.
Неведомые доселе мир и покой снизошли на Эгаре.
Может, пища и вправду способна исцелять?
С каждым кусочком, пропитанным травами и маслами Прованса, он словно все глубже проникал в страну, которая его ждала. Он как бы вкушал страну, которая их окружала. Он уже распознал вкус окрестностей Луары, вкус леса и вина.
В эту ночь он спал спокойно. Сон его охраняли Кафка и Линдгрен: кот лежал перед дверью, а Линдгрен у его плеча. Время от времени он ощущал на своей щеке мягкое прикосновение кошачьей лапы – словно она проверяла, на месте ли он.
Утром они решили остаться еще ненадолго в Бриаре. Это было бойкое место – место встречи и опорный пункт речников, да и сезон плавучих дач уже начался. Чуть ли не каждый час в гавань входили все новые баржи, а с ними и потенциальные покупатели.
Макс предложил Эгаре поделиться с ним скудными остатками своего гардероба, поскольку тот отправился в путешествие в чем был – в серых брюках, рубашке, пуловере и пиджаке. А одежда в их списке запланированных жизненно важных приобретений пока стояла слишком далеко от первых позиций.
Теперь Эгаре впервые за сто лет ходил в джинсах и застиранной футболке. Посмотрев в зеркало, он не узнал себя. Трехдневная борода, легкий, благоприобретенный за штурвалом загар, небрежный туалет… Правда, он теперь не выглядел старше своих лет. И не казался таким солидным и «положительным». Но и намного моложе он не стал.
Макс отпустил усики в виде веселой горизонтальной полоски и зачесал свои блестящие черные волосы назад, пытаясь изобразить нечто вроде пиратской косички. Каждое утро он босиком, по пояс голый, занимался на корме кунг-фу и тай-чи. В обед и вечером он что-нибудь читал вслух Кунео, занятому стряпней. Тот предпочитал прозу, написанную женщинами.
– Женщины больше рассказывают о мире. Мужчины обычно рассказывают только о себе.
«Литературная аптека» теперь была открыта до позднего вечера. Дни становились все теплее.
Дети из деревни и с других барж часами торчали в «книжном чреве» «Лулу», читая приключения Гарри Поттера, Калле Блюмквиста, «Пяти друзей», котов-воителей или «Дневник слабака». Вернее, слушая. Эгаре украдкой улыбался, не без гордости глядя на Макса, который по-турецки сидел на полу в окружении детей, с книгой в руках. Он с каждым разом читал все лучше, превращая чтение в радиоспектакли. Эгаре хорошо представлял себе, как эти маленькие человечки, напряженно слушающие с широко раскрытыми глазами, когда-нибудь станут людьми, для которых чтение, это состояние заколдованности, эта своя собственная «киноверсия» описываемой истории в голове, станет необходимо так же, как воздух.
Всем покупателям до четырнадцати лет он продавал книги на вес: два килограмма – десять евро.
– Не находите ли вы нашу ценовую политику… э-э-э… несколько убыточной? – спросил Макс.
Эгаре пожал плечами:
– В денежном выражении – да. Но чтение, как известно, – рассадник дерзости, а миру завтрашнего дня наверняка не помешает лишняя парочка бунтарей. Как по-вашему?
Тинейджеры, хихикая, тянулись в уголок эротики, где вскоре подозрительно затихали. Эгаре вел себя по отношению к ним как джентльмен: всякий раз, приближаясь к их укрытию, он с преувеличенной громкостью начинал изображать деловую активность, чтобы дать им возможность расцепить языки и разлепить губы и скрыть раскрасневшиеся лица за безобидными книжками.
Макс периодически играл на пианино, заманивая на борт клиентов.
Эгаре сделал привычкой каждый день посылать Катрин открытку и составлять новые статьи для своей энциклопедии чувств ради будущих поколений литературных фармацевтов.
Каждый вечер он устраивался на корме и смотрел в небо. В эти дни был отчетливо виден Млечный Путь, а иногда в темноте мелькали искры падающих звезд. Неутомимому хору лягушек вторил звон цикад, акцентируемый тихим пощелкиванием тросов на мачтах или ударом судового колокола.
Его переполняли совершенно новые чувства. И Катрин имела полное моральное право знать об этом. Ведь именно с нее все и началось. Все то, о чем пока было известно лишь ему самому: что за мужчина пробудился в нем.
Катрин, сегодня Макс понял, что роману, как саду, требуется время, чтобы расцвести. И тогда читатель в нем действительно будет отдыхать. Глядя на Макса, я странным образом испытываю нечто вроде отцовских чувств. Счастливо! Джованни Пердито.
Катрин, сегодня утром я проснулся и целых три секунды отчетливо сознавал, что ты – скульптор души. Что ты – женщина, способная укротить страх. Под твоим резцом камень вновь превращается в человека. Джон Лост, валун.
Катрин, реки – это не море. Море требует, а реки дают. Мы здесь впрок накачиваемся тишиной, благодушием, меланхолией и атласным вечерним покоем, в котором медленно гаснет сизо-голубое сияние уходящего дня. Я сохранил морского конька, которого ты мне слепила из хлеба, с перчинками вместо глаз. Ему срочно нужен спутник. По мнению Жанно Э.
Катрин, люди, странствующие по рекам, лишь в пути обретают дом. Они любят книги о дальних островах. Если бы эти водоплавающие кочевники знали, где пристанут завтра, они бы заболели. Ж. Э. из П., человек без адреса, который понимает этих бродяг.
Кроме того, Эгаре открыл для себя дыхание звезд над реками. Сегодня они ярко горят, завтра бледно мерцают, потом опять разгораются. И дело вовсе не в дымке или слабых очках – просто у него теперь было время оторвать взгляд от земли.
Казалось, звезды и в самом деле дышат в каком-то невероятно медленном глубоком ритме. Они дышат и равнодушно взирают на рождение, становление и гибель миров. Некоторые из них видели еще динозавров и неандертальцев, видели, как возводились пирамиды и как Колумб открывал Америку. Земля была для них всего лишь островом, одним из множества островов Вселенной, этого безбрежного Океана, а ее обитатели – микроскопическими букашками…
25
В конце первой недели один бриарский чиновник по секрету сообщил Эгаре, что им совсем необязательно регистрировать свою сезонную торговлю или плыть дальше. Он сам был большим любителем американских триллеров.
