Тарас Прохасько - НепрОстые (сборник)
26. Слепой оперся руками о стойку и заказал крепкий чай с ванилью, спиртом и несколькими любыми красными ягодами. Дитя оглядывало зал. Себастьян отмерял спирт, когда забеспокоился. Глядя на руки мужчины и какое-то неуловимое движение малютки, он почему-то припомнил одну их с Анной забаву.
27. В нее они начали играть после того, как придумали себе новую стратегию – больше театральности в поведении (тогда они позволяли себе такую мимику, которая порой превосходила мимику паяцев).
Он становился к стойке; руки закладывал за спину и так сильно сводил вместе лопатки, что спереди было видно только плечи; Анна становилась сзади, ее совсем не было видно, и выставляла свои руки вперед из-за Себастьяна; выглядело, словно у большого мужчины – маленькие детские руки, так удачно они синхронизировали манипуляции и жесты Анны с мимикой и интонациями Себастьяна. Игра называлась «Два бармена – две руки». Именно эта аллюзия – двое, но две руки, так насторожила Себастьяна. Руки мужчины по-прежнему лежали на стойке.
28. Себастьян отвернулся и сделал пару шагов к буфету, чтобы взять из полумиски вишни. Попутно даже успел пригубить чай (он всегда пробовал готовые сложные напитки перед тем, как подать стакан клиенту), и ему понравилось. Вдруг его обожгло то же ощущение, что возникало всегда, когда кто-то неожиданно быстро и тихо подбегал сзади. Он страшно этого не любил и был в такие моменты особенно небезопасным.
Себастьян выпустил из рук чай, развернулся, схватил пистолет (рука ребенка была под свитером) и дважды выстрелил. Так быстро, что ребенка не сбросило с шеи, а они упали вместе – как стояли, лишь перевернули несколько корзинок с яблоками-паперивками [46] и разными сухими фруктами, украшавшими бар. Себастьян перепрыгнул через стойку и наклонился к ребенку, вытаскивая его руку из-под свитера – только теперь он рассмотрел, что пятна были сделаны качественными красками и складывались в интересную абстрактную композицию). Маленькая рука сжимала рукоять большого пистолета.
29. С того времени все, что делали растаманы, посвящалось Себастьяну. Они пили только за его здоровье, играли с Анной, научили ее долго лежать на дне реки, глядя вверх сквозь воду (кто-то даже сделал такой снимок; когда Анна умерла и Себастьян искал ее фотографии, то пожалел, что растаманы не фотографировали Анну – они бы обязательно прислали все, что имели), от каждого косяка оставляли несколько затяжек.
28. Благодарная сегедская Нанашка передала Себастьяну целый зверинец, сделанный из сыра. Коня, барана, оленя, козла, вола, тура и единорога в натуральную величину привезли розовощекие и блестящие, но несколько мешковатые ширококостные крепыши, которые служили у Нанашки гайдуками, сердюками, бандитами, катами и должны были ежедневно пробовать все сыры и брынзы на городских базарах.
Специально для Анны Нанашка добавила кораллы из задубелого сыра и несколько эскизов Франциска, на которых было видно, как он пытался постигнуть символику сырных коньков.
29. Когда же начали пропадать лыжники, и присланная полицейская комиссия заинтересовалась Себастьяном (слишком часто исчезнувших лыжников в последний видели как раз в «Что да, то да»), то растаманы сами выследили банду разбойников, которые сбрасывали лыжников в пропасть, а их дорогие лыжи, ботинки, часы и фотоаппараты перепродавали в туристических поездах на станциях с польской стороны.
30. В тот день растаманы устроили в баре забаву только для Себастьяна, Анны и нескольких их друзей, наняв весь бар на целый вечер.
Один из них выполнял обязанности бармена, другой готовил пышный ужин, добавив в каждое блюдо другого гашиша (засахаренные цветы конопли и соленые семена были на десерт (так Себастьян научился кормиться семенами, неважно – конопляными или нет, он просто собирал семена разных растений, носил их в карманах пояса и подкармливался ими в голодные дни)). Двое других руководили нанятой гуцульской капеллой, которая должна была играть рэггей (когда-нибудь я тебя под эту музыку возьму, – подумала Анна про отца).
В конце растаманы захотели поменяться с Себастьяном серьгами. Поскольку у Себастьяна не было серег, то – хотя бы с Анной. Для этого пришлось проколоть Анне еще две дырочки стрелой от арбалета (растаманы в своей работе не признавали огнестрельного оружия), а каждую сережку Анны поделить между двумя растаманами.
31. Почему-то все забыли, что стрела смазана веществом, которое не дает сворачиваться крови. Мочки кровоточили и кровоточили. Не помогали ни зелья, ни баи. Анна даже потеряла сознание от потери крови (было так, рассказывала она потом, что вдруг начали мерцать и меняться цвета, только цвета всех предметов – не выходя за свои пределы на самих предметах, а слабость была приятнее любой силы), пока действие вещества не прошло. Себастьян заинтересовался этим препаратом, и растаманы подарили ему целую бутылку такой жидкости.
32. Себастьян передал жидкость Непростым для анализа. Они же использовали его, возможно, иначе.
В Ворохте бывал один варшавский этнограф, который уже почти разгадал тайну Непр о стых и планировал написать статью о том, как неграмотные гуцульские псевдочародеи-хитрецы манипулируют Европой и миром с помощью сюжетов. Как раз тогда он и умер в самом роскошном гостиничном ресторане Ворохты, куда когда-то еще молодой Франциск ходил после ночей рисования пить утренний кофе с яичным ликером (тот ликер в действительности был спиртовым гоголь-моголем, но яйца для него можно было выбирать самому: они лежали в большой кассете – разных размеров и расцветок, крапчатые, однотонные, почти прозрачные – собранные в кущах жерепа яйца всех видов горных птиц), который иногда заканчивался поздним ужином из грибного супа, печеной кукурузы с пастой из пстругов [47] , бобами в терновом соусе, замороженным филе медянки с тертой брусникой и калгановки, двух-трех кварт калгановки.
33. Этнограф обедал в обществе начальника вокзала, латинского священника, директора тартака [48] и санаторного врача. Вдруг начал потеть. Очень скоро вместо пота на коже выступили капли крови. Кровью заслезились глаза. Он вытирался рукой и только размазывал аккуратные красные пятнышки. Кровь сочилась неостановимо. На безукоризненно белой одежде появились красные пятна, которые быстро увеличивались, стремились друг к дружке и сливались в сплошное мокрое красное. Никто не знал, чем помочь. На теле не было ни одной раны, а кровь текла изо всех пор.
34. Когда забава с растаманами почти заканчивалась, Себастьян подумал про бесчисленное количество чудесных мелочей, вещей, музыки, способов, специй, вин и фильмов, которые – понимаешь это очень четко – никогда не будут в твоей жизни, которая вмещается в границы между холодом и жарой, чем-то нормальным.
35. Растаманы подарили им очень красивый экземпляр индийской конопли в каменном горшочке и еще долго рассказывали, какой радостной была бы жизнь Анны, если бы от этого растения начать маленькую плантацийку на безлюдных и максимально освещенных склонах и полонинах. Ибо всякое растение сажают прежде всего затем, чтобы получить радость от посадки растения.
На следующее утро Себастьян вспомнил, что надо не забыть спросить растаманов, как же все-таки ухаживать за этой коноплей, но выяснилось, что они, наконец, ушли из Яливца.
36. Слепой убийца еще раз пригодился в 1938 году.
Себастьян не знал, как пронести на карпатскую Украину два пистолета. Долго думал, пока не вспомнил про ребенка слепого. Взял четырехлетнюю Анну (уже не ту, кто была в баре) на шею, пистолеты запрятал на ней и пошел через посты. Боялся только, чтобы малышка – в приступе детского желания перестрелять всех – не вытащила оружие из тайника.
37. Себастьян почему-то очень верил в победу Карпатской Украины, ибо сюжет казался очень удачным.
Ему надо было, чтобы украинское дело начиналось именно в Центральной Европе. Хотя известно, как представитель полевой разведки штаба Карпатской Сечи, ездивший тогда в автобусе-баре по Транскарпатии, чистый националист, докладывал командующему Климпушу, что убежден: Себастьян руководствуется скорее идеей ландшафтов, чем идеей нации.
Возможно, и так, потому что Себастьян слегка остыл, когда познакомился с планами правительства по лесной политике и увидел, как граждане используют автономию прежде всего для уничтожения леса, воды и камня.
В конце концов, вопрос леса и древесины всегда был в этих краях определяющим.
38. Невзирая на несомненное разочарование (все же его основным свойством была созерцательность – видеть все и знать, что видишь, – которая приводит не к безразличию, но к согласию со всем, что происходит), Себастьян спешил закончить обозначение всех снайперских позиций для превращения гор в огромную крепость.
39. На одной из таких позиций – неправдоподобной металлической конструкции, чем-то похожей на Эйфелеву башню, с деревянными дырявыми кладками на высоте, поломанными лестницами и узкими люками между разными уровнями – Себастьян нашел бутылку сливовицы, которую тут же и выпил. И лишь выпив, понял по едва заметным следам, что перед ним тут останавливалась венгерско-польская диверсионная группа, каких тогда было много по всей Карпатской Украине. Паленка оказалась отравленной (сознание Себастьяна еще не было готово к такому коварствy).
