Скарлетт Томас - Орхидея съела их всех
В общем, Олли все-таки добавляет к списку задач пункт “Составить список задач” – во-первых, ему кажется, что это удачная философская, математическая и метафизическая шутка, да-да, представьте себе, шутка, ну а во-вторых, таким образом он сможет (по крайней мере, теоретически такая возможность есть) начинать день с вычеркивания хотя бы одного пункта. Олли ни разу в жизни не видел, чтобы Клем составляла список задач, но, если бы она его составляла, задачи там наверняка были бы конкретные, досягаемые, и все такое. Списки задач Олли – совсем другие. В них неизменно присутствует все, чему он намерен посвятить остаток жизни, – ну, хорошо, не весь остаток, но уж ближайшие года два точно, – и он никогда не разграничивает долгосрочные задачи и краткосрочные, задачи на сегодня, на эту неделю, на месяц или год. В результате Олли не только никак не может остановиться и перестать наконец составлять этот свой список задач (ладно, смейся, смейся, Деррида, ты, чертов французский гений с всклокоченной шевелюрой), но ему еще и приходится хранить бесчисленные фрагменты списков задач, которыми завален весь рабочий стол, потому что Олли никогда не удается вычеркнуть все пункты, ведь среди них обязательно присутствуют задачи вроде “ОТВЕТИТЬ НА ВСЕ ПИСЬМА”, и “Спланировать занятия на будущий год”, и “Подать заявку на большой грант”, и “Записаться к зубному”, и “Переработать план по XVIII веку” (над этим пунктом Деррида посмеялся бы отдельно еще разок, как пить дать).
Интересно, Деррида, что же, феном так лохматил волосы или они у него на самом деле…
Олли слышит стук в дверь. Дверь в его кабинет всегда закрыта: у него всегда есть важные дела. Другие оставляют свои двери полуприкрытыми, если не имеют ничего против того, чтобы к ним заглянули коллеги, и Клем наверняка делает так же, хотя вот Олли, например, не позволено заходить к ней на работе – люди ненароком подумают, что они ведут себя непрофессионально, забывают, что не дома, и все такое. У Олли дверь ни на минуту не может быть полуприкрыта, потому что он сам никогда не бывает полусвободен и полудоступен для общения. Ведь у него ТАК МНОГО ДОЛБАНЫХ ЗАДАЧ – лишь взгляните на список, куда он, кстати, только что внес, помимо пункта “Составить список задач”, пункт “Изучить документы студенческого комитета”: эту задачу нужно выполнить сегодня до 12:30. Ну и, ясное дело, необходимо, как обычно, ОТВЕТИТЬ НА ВСЕ ПИСЬМА. На данный момент в ящике электронной почты у Олли – три тысячи писем. Да, именно три тысячи. Три тысячи сто двадцать четыре, если точнее. И что вы, мать вашу, прикажете ему делать с этим ворохом? Буквально все свое долбаное время он проводит за сортировкой писем, придумыванием ответов на (некоторые из) них и стиранием ненужных, но они приходят снова, и меньше их не становится. Их всегда три тысячи – ну, плюс-минус. Вполне вероятно, все это – зомби-письма. И поэтому их не убьешь.
Олли нравится такой анекдот: одна женщина (назовем ее Жаклин) отправляется на свидание с немолодым господином, и он приглашает ее провести с ним ночь. Жаклин интересуется, в котором часу он встает по утрам, но, приехав к нему, они оба обнаруживают, что не встает. Сечешь, Деррида? Ну конечно, сечешь, ты, скуластый красавчик. Олли никогда не запоминает анекдотов, но этот вдруг всплыл в памяти, поэтому он достает айфон, находит метку под названием “Анекдоты” и вписывает туда историю про Жаклин. Расскажет вечером Клем, хотя он наверняка уже ей рассказывал. Нужно как-то фиксировать не только анекдоты, но и то, кому и когда он их рассказывал. Возможно, удобнее было бы свести это в электронную таблицу.
Единственный способ одолеть три тысячи имейлов – это сгруппировать их по отправителю и потом просто играть с ними в “Астероиды”, уничтожая целыми скопищами. Все письма от “Амазона”: ТЫДЫЩ! Концерты в “Барбикане”: очень жаль, но все равно они уже давно прошли, так что ШАРАХ! “Бритиш Гэс”: эти сволочи заслуживают СМЕРТИ! Вина “Верджин”: ДОЛОЙ! Все до единого письма от новой секретарши Зельды (в самом деле – Зельды), Олли не расстреливает в клочья, но берет под контроль и помещает в папку “АДМИН”. Если Зельде действительно нужно получить от него сто тридцать один ответ на свои НЕОТЛОЖНЫЕ вопросы, пускай побегает за ним, ничего, не развалится. Олли никогда не разбирается с письмами в алфавитном порядке. Вообще говоря, самые неприятные имейлы, которых он старается избегать, идут под буквой “Д” – Дэвид, председатель группы Составителей этимологического каталога Средневековья (группа эта, конечно же, проходит под аббревиатурой СЭКС, и Олли должен им кучу статей), а также под буквой “Ф” – Фрэнк из отдела научных исследований постоянно спрашивает Олли, почему он до сих пор не опубликовал ни единой книги, хотя работает на факультете уже ШЕСТЬ ЛЕТ. Клем редко шлет ему письма, а если и шлет, то обычно в строке “Тема” стоят буквы “Re” – это ответ на его мейлы. “Re: Элисон”, или “Re: Купить”, или вот недавно “Re: Бабушка”. Но Олли за все время их переписки не удалил ни одного ее письма. И ни разу в жизни не выбросил ничего из того, что Клем ему подарила. Он хранит все до единого билеты на каждый концерт, выставку и спектакль, на которые они ходили вместе. Частенько ему приходится идти и копаться в ее корзине для бумаг, чтобы добыть ее билет или корешок от него, или даже – да, представьте себе! – программку. Кроме билетов, в ее корзине лишь бумажные салфетки и стружки от карандашей. Клем выбрасывает билеты и прочее не потому, что ей плевать, а просто потому, что она – такая. Она выбрасывает буквально все.
Снова стук в дверь. Твою мать. Кого это принесло?
– Войдите, – бросает он небрежно и негромко, как человек, который только что успешно завершил неотложные дела.
Научный руководитель Олли, которого ему не хватает гораздо больше, чем он ожидал, говорил очень приятным и каким-то ободряющим голосом. Он был родом из бывшей колонии, что сказывалось на его речи – например, слово “войдите” он как-то особенно растягивал, и в те времена Олли казалось, что нигде и ни от кого нельзя услышать ничего более утешающего и обнадеживающего. В кабинете у научного руководителя стояли горшки с огромными комнатными растениями – тоже выходцами из колоний, ползущими по стенам и оконным рамам. А еще у него была отменная кофеварка и запасная чашка, на которую всегда можно было рассчитывать. Нынче со всеми этими ОНД, студенческими комитетами и дифференцированными зачетами никому бы, наверное, не удалось держать у себя в кабинете запасную чашку, причем чистую.
– Войдите, – повторяет Олли, на этот раз громче.
Получается певуче и с вялой агрессией. Кто это, интересно, придумал, что, чем больше растягиваешь слово, тем язвительнее оно звучит? Ты подмел в комнате? Да-а. Ты не забыл зайти в…? Не забы-ыл. Жизнь – музыкальная комедия.
Дверь открывается. О боже, это студентка. Да не какая-нибудь, а та самая. Она. Шарлотта Мэй Миллер. Да, она пользуется обоими своими именами, и это классно. Конечно, выражение лица у нее недовольное, как и у остальных, тут уж ничего не поделаешь, зато она подправляет его с помощью странной – влажной и розовой, как половые губы, – помады. Одевается примерно так же, как все они: узкие джинсы, ботинки, майки, но ее вещи явно стоят дороже и никогда не бывают мятыми или грязными. Она пользуется туалетной водой, похожей на запах чая с бергамотом. А еще она худющая – таких худых среди них больше нет. Опрятная, богатая и с айпэдом.
Раньше, когда у него был сексуальный драйв, Олли предпочитал неряшливых девушек. Но тут другое дело. За три года, что он ведет у них курс, Шарлотта Мэй практически не изменилась, и это характеризует ее как большого оригинала. Можно распечатать себе в начале курса лист с их фотографиями и притворяться, будто запомнил их имена, но на самом деле следует выдавать ОГРОМНЫЙ ДЕНЕЖНЫЙ ПРИЗ любому, кто в состоянии опознать на фотографии хотя бы одного студента, не считая, ясное дело, Шарлотты Мэй. Те, кто на фотографии в начале курса носили очки, теперь обзавелись линзами. Те, у кого были длинные волосы, подстриглись, а девушки с короткой стрижкой сходили на процедуру наращивания волос. Худые стали толстыми, толстые – похудели, поднакачали мышцы и являются на семинары посреди зимы в ЖИЛЕТОЧКАХ. Жесткая диета, приступ тяжелой депрессии или поход в салон красоты: все это может изменить студента до неузнаваемости. Они – мастера маскировки. Но Шарлотта Мэй всегда выглядит одинаково. Она выглядит так… Выглядит так, словно… О’кей, не настаиваю на своей правоте, но она выглядит так, словно сошла с обложки журнала “Космо Герл”. Олли никогда не читал “Космо Герл” и даже “Космополитен” никогда не брал в руки. Иногда к ним в дом просачивается “Харперс Базар”, но гораздо чаще там встретишь “Нью-Йоркер”, в котором все женщины носят очки, а волосы у них клочковатые и с проседью.
Однако каждый раз, когда он рассматривает обложки женских журналов на вокзале или в аэропорту (а занимается он этим, понятное дело, только когда вынужден убить несколько часов, остающихся до самолета или поезда), так вот, когда он их рассматривает, больше всего ему нравится “Космо Герл” – девушки там всегда счастливые, свежие и молодые. Будь у него дочери, они были бы именно такими.
