Скарлетт Томас - Орхидея съела их всех
Флёр дожидается, пока Ина уйдет, и лишь тогда разворачивает сверток. Первым делом она видит записку от Олеандры: “Моя дорогая Флёр, крайне важно, чтобы ты прочитала это очень внимательно. Раз ты получила этот сверток, значит, меня, вероятнее всего, уже нет. Надеюсь, мне не придется возвращаться. Ты все поймешь, когда прочитаешь то, что я прилагаю к письму. Если по какой-либо причине что-нибудь окажется тебе непонятно, разыщи Ину и спроси у нее”.
Кроме записки, Флёр обнаруживает обернутую в розовую папиросную бумагу книгу в твердой темно-красной обложке, с золотым обрезом, как у Библии. Но когда Флёр ее открывает, оказывается, что там ничего нет. Просто чистые страницы. Бумага отличная – мягкая и чуть шероховатая, и не остается сомнений в том, что такую бумагу следует читать, а не писать на ней. Не может быть, чтобы это оказался просто блокнот. Или все-таки блокнот? На обложке оставлено место для названия, но названия нет. Да что же это значит? Очередная загадка Олеандры? Флёр спохватывается, что у нее нет никаких координат Ины, кроме почтового адреса на острове Льюис. Она бросается за порог и бежит по садовой дорожке, пока в поле зрения не оказывается автобусная остановка. На остановке никого нет. Ина уехала.
Дерево Холли
В Хэкни сейчас весна, утро и легкий морозец, но мыслями Чарли далеко отсюда – где-нибудь, пожалуй, в субтропиках, только уж точно поближе, чем на Плодородном Полумесяце с его пшеницей, что покачивается на ветру и исподволь подчиняет себе человечество. Здесь Чарли – охотник-собиратель, он носит простую одежду, сшитую не из хлопка, а из кожи, и срывает чернику прямо с куста. Он подворовывает мед из пчелиного гнезда – наверное, к нему Чарли привел медоуказчик – птица, которая эволюционировала одновременно с человеком и чья песня подсказывает людям, где искать ульи, а взамен медоуказчики получают пчелиный воск, который люди роняют, доставая мед. Может быть, тут водится и примитивный овес – подозрительный, но все-таки он лучше, чем эта современная пшеница, которая, как показывают исследования, стимулирует те же самые мозговые рецепторы, что и опиаты. Чарли придется с помощью этих ингредиентов приготовить себе простые мюсли, где орехов и фруктов будет гораздо больше, чем овса, но, хотя в этих диких субтропических краях и в досельскохозяйственные времена ничтожна вероятность того, что он найдет где-нибудь микроволновку, после пробежки Чарли все-таки предпочел бы кашу.
Чарли воспитали настоящим ученым – он не поддастся соблазну считать эволюционный естественный отбор процессом осознанным (эволюция вообще-то существовала задолго до возникновения сознания). Впрочем, если прокрутить эволюцию на большой скорости, естественный отбор и в самом деле может показаться почти осознанным – точно так же, как на быстро прокрученной пленке кажется, будто шагающее дерево действительно куда-то идет. Чарли, конечно же, не следует полагать, что медоуказчику вздумалось помогать человеку ради воска: природа устроена иначе. В природе все происходит совершенно спонтанно, и процессы, которые в ней идут, ну, они просто идут и позволяют тем, кто в них вовлечен, уцелеть. Вот и все. А, есть еще, правда, прикол Дарвина про то, что перемены происходят только в такие моменты, когда жизнь становится слишком опасна, и если не начнешь выкладываться на полную катушку, то погибнешь. Нелепость и беспомощность современного человека объясняются очень просто: его никто не ест. С тех пор как десять тысяч лет назад произошла сельскохозяйственная революция и людям достались амбары, полные зерна, то есть, по сути, – живых семян, которые, если хотите знать, отнюдь не желают быть съеденными и намерены во что бы то ни стало человечеству отомстить, но на первых порах спасли людей от голода и дали им возможность вести политические дебаты, придумывать законодательные системы и воевать, – так вот, с тех самых пор человечеству не угрожает никакой естественный отбор.
Даже эпидемия ожирения, которую многие считают спровоцированной теми самыми амбарами, полными зерна, не мешает людям размножаться. Человек обязательно найдет возможность заняться сексом, и остановить его может разве что травля в интернете или тяжелая форма анорексии. На прошлой неделе у Чарли была на эту тему очень интересная беседа со Скай Тернер на поминках, устроенных сразу после похорон Олеандры. Скай и Бриония говорили о высоких каблуках, и Скай заявила, что в результате эволюции за последние двести лет человек стал выше ростом. Чарли над ней посмеялся, и Бриония свирепо зыркнула на него. Он объяснил, что это глупости, ведь за последние два века не произошло ничего такого, что стерло бы с лица земли низкорослых людей. Ген низкорослости не уничтожен. За всю историю цивилизации не было такого голода, который щадил бы высоких людей (и заодно, видимо, жирафов?), которые могли добывать себе пищу, растущую на верхушках деревьев. С точки зрения Чарли, за последние десять тысяч лет не так уж много невысокого народу умерло из-за того, что не смогло дотянуться до плода на ветке, поймать рыбу, убить дичь или из-за того, что их съел кто-нибудь повыше ростом. Оголодав, невысокие люди просто идут в универмаг “Сенсберис”, как и все остальные.
– Тогда почему же люди стали выше? – спросила его Скай.
– Фенотипы, моя дорогая, – пояснил Чарли. – Экспрессия генов.
И хотя Бриония продолжала метать в Чарли яростные взгляды, Скай так впечатлили его рассуждения, что она – ну да, она дала ему свой номер телефона, а значит, он мог бы с ней переспать. С поп-звездой! У которой, кстати, такая классная… Но тут на Чарли зыркнула еще и Флёр: деваться некуда, он пошел и выбросил карточку с номером, причем в мусорное ведро на кухне у Флёр – пусть она, если повезет, карточку эту там увидит. Открыв ведро, чтобы бросить карточку, Чарли был поражен тем, насколько элегантно, разноцветно и экзотично его содержимое: темно-желтые обертки от домашних трюфелей из гибискуса, которые готовит Флёр; ломтики ярко-зеленого лайма, оставшиеся от коктейлей; лепестки мака, еще более сочно-красные от настоя шафрана. Да, Флёр умудряется поддерживать красоту даже в мусорном ведре. Как ей это удается?
Чарли, разумеется, варит себе кашу на родниковой воде из бутылки, ведь у человека эпохи палеолита не было доступа к водопроводным трубам северного Лондона, вода в которых частенько отдает хлоркой, ржавчиной, анашой и/или спермой, а недавно в ней и вовсе обнаружили следы кокаина. Конечно, двойной эспрессо Чарли варит тоже не вполне первозданный, однако парень по имени Грок (так разные чудаки в интернете называют образцового первобытного человека) вряд ли отказался бы от кофе, если бы кто-нибудь из пещерных людей угостил его чашечкой. Ключевой вопрос про палеолит – это, безусловно, вопрос о том, существовали ли тогда у человека сексуальные игрушки. Психолог-эволюционист, чье имя вылетело у Чарли из головы, но это неважно, ведь психолог этот, по правде говоря, полный придурок, утверждает, что, как только люди научились добывать огонь, женщины согласились готовить мужчинам еду в обмен на защиту от диких зверей, и таким образом возникла первая семья с плохо продуманным устройством. Как будто бы мужчины не могли сами готовить! Но вообще расклад удобный: просто подходишь время от времени к одной из пещерных жительниц, говоришь “Уг! Уг!” и получаешь горячее питание и совокупления. Но какими они были – эти совокупления? Чарли стоит под душем и представляет себе очень юную пещерную девицу, которая стоит на четвереньках, одна кость динозавра – в промежности, другая – в заднице, и она сосет ему член, а рядом в первобытном очаге горит огонь. Чарли замечательно дрочит и уже почти готов кончить, но в этот момент телефон тренькает полученным сообщением. Изи? Сегодня ему совсем не хочется с ней встречаться, и дружеское сообщение сейчас только все усложнило бы… Но, выбравшись из душа, Чарли обнаруживает, что это всего лишь ежедневное напоминание от банка о том, что заканчивается срок предоставляемого ему овердрафта.
Да позовите же математика, черт бы вас побрал! На список задач, который составляет Олли (да-да, с тех пор как ему стукнуло сорок, у него появились списки задач), уходит уйма времени, и само составление списка придется, видимо, внести в этот же самый список. Интересно, может ли список задач включать составление себя самого? Может ли он быть множеством в составе другого множества, как одна команда в рамках другой команды или как пример рекурсии, когда объект представляется частью самого себя? Олли воображает, будто он на званом обеде в компании Деррида и говорит философу все это, Деррида в ответ кивает и посмеивается эдак по-французски, а потом замечает, что это самые глубокомысленные рассуждения о списке задач из всех, какие он когда-либо слышал. Барт тоже здесь, он заявляет, что, будь его воля, он воскрес бы из мертвых и переписал свои “Мифологии”. Включил бы туда концепцию списка задач и то, как Олли ее понимает, и использовать эту концепцию в качестве способа определения и – ну да, хорошо, почти высмеивания начала двадцать первого столетия, помешавшегося на работе (правда, Олли одолевают сомнения, можно ли что-нибудь высмеять посредством вдумчивого чтения).
