Сара Груэн - У кромки воды
– Могла бы, по крайней мере, принести мне таблетку, – сказал он.
– Могу сходить.
– Да ладно.
Через пару минут, когда стало ясно, что он не собирается это обсуждать – а равно и что-либо другое, – я спросила:
– Что будем делать?
– В смысле?
– Куда отправимся? Мы же не можем здесь оставаться.
– Да можем. С чего вдруг нет?
– С того, что мы вселились под чужим именем.
Эллис взорвался: он сел, выпрямился и так ударил по одеялу кулаками, что я сжалась.
– Это не чужое имя. Это твоя девичья фамилия, как я тебе уже объяснял, так к чему ты завела этот разговор?
– К тому, что боюсь, что нас вышвырнут на улицу! – хриплым шепотом ответила я. – Мне очень жаль, что ты расстроен, но ты не имеешь права вымещать зло на мне. Я ни в чем не виновата.
– Так, значит, я виноват?
– Ну, я точно ничего не сделала.
В трубе завыл ветер. Задребезжало оконное стекло.
– Жаль, что так вышло сегодня со стариком, – сказала я. – Все это было ужасно.
Эллис внезапно начал кричать:
– Я даже хотел его в полицию сдать! Это оскорбление, и клевета, и бог знает, что еще – высказывать нелепые, безосновательные обвинения против кого-то, кто вообще отсутствует и не может себя защитить! Мой отец никогда бы, никогда…
– Я знаю, – прошептала я, надеясь, что это подтолкнет его говорить потише.
Накрыла его руку своей.
– Я знаю.
На самом деле я не знала. Его вывели из себя обвинения в приставаниях к женщинам или в подлоге? Или то, что его самого поймали на лжи?
Дождь полил сильнее, поменяв наклон: теперь он колотил по стеклам так, словно кто-то ведрами швырял в них гвозди. Временами вода затекала в трубу и падала на каминную решетку с тяжелым «бум».
Эллис снова лег.
Я так жалела, что пришла, что уже собиралась вылезти из кровати, когда он неожиданно повернулся лицом ко мне, застав меня врасплох.
– Так, – сказал он. – Отвечу на твой вопрос: я очень надеюсь, что мы сможем остаться. Больше нам податься некуда.
– Может быть, мы можем переехать в поместье? Я даже удивилась, что мы сразу туда не отправились.
– Я так подозреваю, они наелись Хайдов уже в тридцать четвертом, ты не согласна?
– Не знаю. Твой отец – едва ли из тех, кто решит закрутить со служанкой. И потом, как бы то ни было, вы одна семья.
Он сухо рассмеялся:
– Я им троюродный племянник. И к тому же, даже если бы они захотели нас видеть, что вряд ли, вопрос очень спорный. Судя по всему, дом и поместье кишат солдатами.
– Их реквизировали? А где семья?
– Понятия не имею, – ответил он. – Мы, знаешь, не писали друг другу открытки на Рождество все эти годы.
Он перекинул через меня руку, и я поняла, что мы миримся.
– А ты что сегодня делала? – спросил он.
– В основном отдыхала, но у меня поразительные новости: трое родственников Анны видели чудовище, и, по крайней мере, двое готовы с нами поговорить.
– Чьи?
– Анны. Девушки, которая подавала нам завтрак.
– Хм, – произнес он. – Как интересно.
– Я думала, ты порадуешься, – сказала я. – Может, даже воодушевишься.
– Так и есть. Я непременно ими займусь. Как твое головокружение? Думаешь, сможешь с нами завтра пойти?
– Гораздо лучше, и я с удовольствием, – ответила я.
– Хорошо. Нам пригодится твой острый глаз.
Он заполз под одеяло.
– Не хочешь задуть свечу?
Я поняла, что он приглашает меня остаться.
Задула свечу и подвинулась к нему.
Через пару минут в глотке у него начало тихо рокотать, а потом он перевернулся на спину. Храп стал громче. Я, казалось, целую вечность пролежала без сна, моргая в темноте.
Попыталась вспомнить, когда мы в последний раз занимались любовью, и не смогла.
Подумала о мужчине, выходившем из комнаты Мэг, надеясь, что она была осторожна. Если Хэнк втянет ее в историю, ее репутация может погибнуть, но в итоге она разбогатеет – по крайней мере, когда я разберусь с Хэнком. А если в сложное положение ее поставит простой рабочий – что ж, будем надеяться, он на ней женится, и они действительно друг друга любят.
Утром Эллиса не оказалось рядом. Он снял затемняющую раму, так что проснулась я при свете дня. Было почти десять утра, довольно рано для меня.
Внизу Анна оттирала окна скомканной газетой. Рядом на столе стояла банка с наклейкой «Дистиллированный уксус». Голова Анны была покрыта простым хлопковым платком, с узлом сверху, представлявшим собой разительный контраст с моим ярким шарфом Hermès, завязанным точно так же.
Анна взглянула на меня и тут же отвернулась.
– Доброе утро, миссис Хайд, – подчеркнуто поздоровалась она.
– Доброе утро, – ответила я, скользнув на ближайший стул.
Только тут я заметила отсутствие Эллиса и Хэнка.
Анна краем глаза наблюдала за мной.
– Они ушли, – сказала она, с новой энергией набрасываясь на окно. – Велели передать, что вернутся только завтра.
Я в панике выпрямилась.
– Что? Куда они отправились?
– В Инвернесс, надо полагать, – ответила она.
– Где это? И зачем?
– Четырнадцать миль по шоссе. А зачем, я не знаю, – сказала Анна, положив газету на подоконник и вытирая руки о фартук.
– Они не оставили записку или что-нибудь в этом духе?
– Мне не сказали.
– Вы не знаете, они разобрались с… путаницей? – спросила я, поежившись на последнем слове.
Она обернулась и, подбоченившись, гневно воззрилась на меня.
– Вы хотите сказать, с подложным именем? Это вам надо Энгуса спросить.
Меня охватил ужас. Если хозяин велит мне уходить, что мне делать? Куда идти?
– Вы часом карточки свои не прихватили? – продолжала Анна. – Я смотрю, ни один из вас свои не сдал, хотя я вчера вам говорила, а сделать это вы должны были, когда вселялись. Хотя, если вы переедете, это и не важно.
– Я не знаю, куда Эллис их положил, – слабым голосом отозвалась я. – Я потом посмотрю.
Анна так и стояла руки в боки, глядя на меня с мрачным подозрением. Я уставилась себе на колени.
– Так я вам тогда завтрак приношу, что ли? – буркнула она.
И, топая, прошла мимо.
Я облокотилась на стол и уронила голову на руки. Я поверить не могла, что Эллис так со мной поступил. Наверное, тут какая-то ошибка.
На завтрак был ломоть каши из ящика и нарочито жидкий чай без молока и сахара. Анна со стуком поставила их передо мной и вернулась к окну.
– Бекон, масло, сахар, молоко – они на дереве не растут, знаете ли, – сказала она, словно продолжая разговор.
Я снова сложила руки на коленях. Начала отколупывать облупившийся лак с ногтей.
– И яйца. И маргарин. И чай, – продолжала Анна.
Она осмотрела газетный ком, который держала в руке, и бросила его на стол. Скомкала новый лист, приложила его к горлу банки, перевернула и потом снова закупорила ее.
– Думаю, чай растет на дереве, но не здесь, – она кивнула в сторону моей чашки. – Этот я второй раз заварила.
Секунд пятнадцать я думала, что она закончила.
– Я бы, может, и могла вам сэндвич со свеклой сделать покамест, но, думаю, национальный стандартный хлеб – это не то, к чему вы привыкли. Репа, картошка, лук. Каша, конечно, – но учтите, без молока. Могу найти пару таблеток сахарина. И, я так понимаю, противогаза у вас нет?
Она бросила на меня быстрый взгляд, угадала ответ и мрачно вздохнула.
– Я так и думала. Его надо все время с собой носить. Иначе штраф. А горчичный газ, он ведь не разбирает: вы или простой человек.
На последних словах она поджала губы.
Я наконец-то оторвалась от созерцания своих коленей.
– Анна, простите. Я не знаю, что сказать.
– Это точно. Да и я не знаю, поверила бы вам или нет.
Она меня словно ударила.
Из двери позади бара вышел мистер Росс, в том же свитере, что и вчера, в таких же темно-оливковых брюках и тяжелых черных ботинках. Выглядело это как военная форма, хотя на ней не было ни нашивок, ни знаков различия. Он на мгновение остановился, увидев меня, потом прошел мимо, словно меня не было, к кассе и стал вынимать выручку. Пролистал большую бухгалтерскую книгу, делая временами пометки карандашом. Я, вздрогнув, заметила, что на указательном пальце его правой руки не хватает двух фаланг.
Анна снова занялась окном.
– Мне поправить ошибку в журнале? – спросил мистер Росс, не поднимая глаз.
Меня охватило такое облегчение, что я прижала ладонь к губам.
– Я так понимаю, это значит да?
– Да, – ответила я, едва выговаривая слова. – Спасибо.
Того, что он нас не выгонял, было более чем достаточно. У него не было причин заботиться о сохранении моего достоинства, и от этого простого проявления доброты у меня сжалось горло.
– Тогда ладно, – он хлопнул себя по бедру. – Коналл, trobhad!
Большой пес трусцой обогнул барную стойку, и они ушли с хозяином вдвоем.
– Очень вам повезло, вот что я скажу, – заметила Анна.
У меня внутри все свернулось в комок, руки и сердце так дрожали, что я и подумать не смела о том, чтобы взять вилку, не то что чашку. Я отодвинула стул с такой силой, что он заскрежетал по полу, и ринулась наверх, оставив свой завтрак.
