Любко Дереш - Намерение!
Я утратил покой. Казалось, еще рывок – и я оторвусь от земли. Дойду до определенной принципиальной границы, за которой самое сокровенное мира сего станет явным.
Всеми способами я нагнетал вокруг себя это состояние иллюзорности, невзаправдашности мира. Напрасно пытался воспроизвести в мыслях ощущение красного ветра, надеясь, что память сжалится и покажет нерест писанок еще раз. На пару недель я потерял сон, так как мысли помимо воли крутились вокруг таинственных переживаний. Еще раз бросить взгляд ТУДА, В СЕРДЦЕ ЗАГАДКИ, превратилось в изнуряющее наваждение.
Но все мои стрелы пролетали мимо цели, и реки оставались реками, а долы – долами. Я чувствовал себя выдохшимся, пустым, на удивление обычным.
14Всякое бывало.
Я поддавался минутным настроениям. Впадал в отчаяние. Брался за ум, напрягал волю и снова, снова, снова пытался добиться хоть какого-то результата. Доказать самому себе, что я это могу, умею. А если не умею, то научусь.
15Пока моя воля была полностью направлена на прорыв сквозь пространство, прямо под носом у меня творились вещи простые, но необъяснимые. Обратить на них внимание помог случай.
Все произошло во вполне повседневной обстановке. Я ждал, когда на дворе перестанет дождить, чтобы прополоть по мокрому клубнику. Возле меня стоял стакан с соком. Сам я сидел на кухне за столом возле окна и читал книжку про Ю. А. Гагарина «Жизнь – прекрасное мгновенье».
На расстоянии трех шагов от места, где я сидел, стояла трехлитровая банка с яблочным соком. Не знаю, почему не переставил ее на стол, так как каждый раз, когда я выпивал сок из стакана, мне приходилось вставать, делать три шага к банке со стаканом в руке, наполнять стакан и возвращаться к книжке за стол. Все это делалось практически неосознанно, на автомате, поскольку мысленно я был где-то между книжкой и огородом.
Я допил сок, и стакан стоял пустой. Не отрываясь от чтения, я потянулся к нему, забыв, что он пустой. Еще не закончив движение, я напомнил себе, что тянусь к пустой посуде, поднял взгляд и обнаружил, что НА САМОМ ДЕЛЕ СТАКАН ПОЛОН. Не знаю, почему такой мелкий момент привлек столько внимания. Казалось бы, ну, забыл, не выпил всего и т. д. Самое простое чаще всего и самое правильное.
Единственное «но»: я прекрасно помнил, что сок уже допил и что собирался в очередной раз встать и наполнить стакан.
Такая вот простая предыстория того, что всколыхнуло меня сильнее, чем проникновение в красное .Неизвестно почему целый день я возвращался к этому микроскопическому по сути конфузу, про который любой на моем месте давно бы уже забыл. Я бы тоже с радостью забыл, если бы был на месте любого, но я был тем, кем был, и это запрещало мне делать то, что на моем месте сделал бы любой.
Память мощно сталкивала два воспоминания. Первое – пустой стакан. Третье – полный стакан. От столкновения между воспоминаниями высекалась искра. А где же средний эпизод, в котором я поднимаю задницу с табуретки, подхожу к банке с соком и наполняю стакан?
Ночью средний элемент мне приснился, и во сне я так обрадовался этому, что проснулся.
16 Утром уверенность в том, что сон, который мне приснился, – это настоящее, утраченное и вновь найденное воспоминание, стала только сильнее. Выходило, что по неизвестной причине эпизод-II не попал в сферу осознанного.«Давайте обмозгуем, – сказал я себе за завтраком, – что же это получается? Что воспоминания не попадают по назначению, а где-то по дороге теряются?» Воображение сразу нарисовало завод, где по конвейерной линии в цех № 1 приходит сырье – впечатление от действительности, как она есть. В цеху № 1 сырье проходит штамповку и отправляется в цех № 2, где за конвейером сидим мы. И тут оказывается, что к нам почему-то все время доходила только треть порции. А куда же девался остаток, еб вашу мать? – совершенно справедливо возмутимся мы. Неужели нас постоянно обкрадывали?
Это, так сказать, научная версия.
А вот взгляд прессы, бульварная версия. Из надежных источников, которые пожелали остаться неизвестными, стало известно, что из сознания должен был выпасть весь цикл воспоминаний – первое, второе и третье. Но от моего внимания успело спрятаться только самое важное, тогда как первое и третье были замечены и пойманы. Допустим, какие-то стражи системы психики расслабились и позволили выползти первому и третьему на поверхность, надеясь, что я не обращу на них внимания.
Пахнуло паранойей: мол, психика прячет от меня информацию и т. д.
«Народ имеет право знать!» – сурово приказал я памяти и пошел в туалет. Переел зеленых яблок.
17Разум не хотел оставлять соблазнительную тему и возвращался к ней снова и снова, точно вор, выносящий из темноты украденное, чтобы уже на свету разобраться: стоящее что-то спер или ненужную бижутерию.
«Если существует одно событие, про которое ты совсем забыл, – нашептывал мне этот юродивый, – то где гарантии, что нет прочих вещей, о которых ты не помнишь?»
Я отвечал, что на такое в наше время гарантий никто не дает.
«Если ты припомнил одну цепочку событий, – подзуживал голос далее, – то почему не припомнишь других?»
На это я отвечал, что подумаю.Шутки шутками, но под конец дня мне и вправду начало казаться, будто я «припоминаю» определенные «события». Это уже тянуло на клинику и называлось «ложной памятью», поэтому я слегка испугался. Хотя воспоминания сами по себе были невинными и никакой общественной опасности не таили. Ну, показалось (подчеркиваю, показалось), будто я «вспомнил», как днем раньше ходил в Тернополь. Почти два часа провел неподвижно сидя на скамье у фонтана.
Подтвердить это или опровергнуть я не мог. Как доказательство возможности такой «прогулки» память приводила мне всю «чистую», так сказать, «документацию» – «официальную» последовательность прошедшего дня, отбрасывая любые обвинения в двойной бухгалтерии.
Прогулку просто не было куда запихать – весь этот день я наводил порядок на чердаке. Делал это до позднего вечера, а вечером сжигал мусор за хатой.Еще одно «воспоминание» с запашком безумия:
Я иду по центральной улице города, сознание словно в лихорадке, трудно контролировать себя. Люди замечают мое состояние и обходят меня стороной. По тому, как все смотрят на меня, я чувствую себя опущенным, словно последний бомж, уличный недоумок или психически больной. Ощущаю враждебность и страх со стороны прохожих.
Хотя будничное сознание мое взбаламучено, та другая моя часть сейчас прозрачная и застывшая, как желатин. Мне кажется, что я знаю все без остатка про каждого из прохожих. Потому что люди – застывшие куски памяти. Я сам сделан из памяти, из желтоватопрозрачного желатина памяти, так что мне легко считывать память других. Меня качает, и я прислоняюсь к холодной стене (которая тоже есть в чьей-то памяти – в памяти людей этого города). Ко мне «подходит» какая-то память женского рода и «допытывается», не плохо ли мне. Я знаю, что это память прислужницы в церкви, и я вижу, как воспоминание о нашем общении разворачивается во мне какими-то вневременными субтитрами, четвертым измерением.Я «общаюсь» с воспоминанием о том, как память «женщины» «возвращается» «из города», «куда ходила выяснять возможность аренды квартиры» (как все, оказывается, условно в нашей жизни! Гигантские конструкции условностей – которые мы сами и построили! – теперь питаются сиянием нашей памяти).
Откуда я все это знаю? – это все видно на поверхности ее памяти, но память становится прозрачнее с каждой минутой, и я слабо различаю, вправду ли эти события происходят с нами в одном времени и месте, вправду ли я говорю сквозь пространство и время – пласты воспоминаний становятся все прозрачнее, сливаются в глубину, в зеркальную перспективу, женщина берет меня под руку и осторожно ведет к скамейке, время растягивается до неимоверности, и тут я улавливаю, откуда знаю ее – ведь я в той же самой церкви пою в хоре! «Тетя Марийка, – сипит кто-то моим ртом, Господи, какой сушняк, – это я – Ванька!» Как тяжело говорить, она думает, что я пьяный. «Я не пил… это не водка… только маме… не говорите…» Но моего мычания она не понимает, поэтому пугается и уходит прочь. Я встряхиваю головой – никакой я не Ванька, что же это со мною творится сегодня? Полулежу, прислонив голову к холодной стене. Проходит группка молодежи, посматривают на меня тяжелыми взглядами, я знаю каждого из них по имени – надо ползти отсюда. Поднимаюсь на негнущиеся ноги, и чем дальше иду, тем яснее восприятие, исчезает шум (словно мое опьянение было вызвано нечистью города). Едва я это осознаю, как сразу же начинаю чувствовать себя счастливо и легко. В лицо дует ветерок. Выхожу из проезда на улицу, где ходят трамваи, забыл, как эта улица называется…
