Нина Георге - Лавандовая комната
Если я переживу этот день, я переживу и остальные дни, которые мне отпущены судьбой.
Он обслужил одного итальянца – «Я недавно видел книгу с вороном в очках на обложке. Она уже переведена?»
Он фотографировался с какой-то туристской парочкой, принимал заказы на книги с критикой ислама из Сирии, продал одной испанке антитромбозные чулки, насыпал в мисочки корм для Кафки и Линдгрен.
Пока кошки бродили по судну, Эгаре листал каталог канцелярских товаров, в котором были представлены не только термосалфетки с напечатанными на них рассказами из шести слов разных авторов, от Хемингуэя до Мураками, но и солонки, перечницы и приборы для специй в виде миниатюрных бюстов. Шиллер, Гёте, Колетт[19], Бальзак и Вирджиния Вулф, у которых из черепов сыпалась соль, перец или сахар.
Что за чушь?..
«Абсолютный бестселлер в разделе нон-бук: новые закладки в каждом книжном магазине. Особое предложение: „Ступени“ Германа Гессе – культовая подпорка для книг отдела поэзии!»
Эгаре тупо уставился на рекламный текст.
Знаете что? Пошли вы все в жопу с вашими Гёте-солонками! С вашими детективами на туалетной бумаге! И «Ступенями» – «В любом начале волшебство таится»[20] – в качестве украшения книжной полки!.. Спешите видеть! Хватит!
Эгаре посмотрел из окна на Сену.
Как сверкает вода! Как дробится в ней небо!
В сущности, очень даже недурно.
Может, Манон рассердилась на меня за что-нибудь и поэтому ушла таким необычным способом? Потому что я такой, какой есть, и у нее просто не было другой возможности? Например, поговорить со мной. Просто рассказать мне о своей беде. Попросить меня о помощи. Сказать мне правду.
– Что я, не человек, что ли? Кто я вообще? – произнес он вслух.
Жан Эгаре захлопнул каталог, свернул его в трубочку и сунул в задний карман серых брюк.
Он словно только для этого и жил все последние двадцать с лишним лет. До этой самой минуты, когда вдруг понял, чтó ему нужно делать. Чтó он должен был делать все это время, – даже без письма Манон.
Мсье Эгаре прошел в машинное отделение, открыл ящик с инструментами, в котором царил безукоризненный порядок, достал аккумуляторный винтовёрт, сунул в карман насадку и пошел к сходням. Вынув каталог из кармана и положив его на металлический настил, Эгаре встал коленями на глянцевые страницы, надел насадку на винтовёрт и принялся вывинчивать мощные болты, которыми сходни были закреплены у причала. Один за другим.
Затем отсоединил шланг для забора воды с берега, вынул штекер из распределительного щита на пристани и снял с кнехтов швартовы, которыми «Литературная аптека» уже двадцать лет была прикована к берегу.
Эгаре несколько раз ударил каблуком по кромке сходней, чтобы они отделились от береговой стенки, поднял их, протолкнул в бортовой проем на палубу, прыгнул на борт и закрыл дверцу.
Он пошел на корму в рулевую рубку, мысленно послав на рю Монтаньяр радиограмму: «Прости, Катрин», – и перевел ключ зажигания в положение предпускового подогрева.
Потом через десять секунд, которые он отсчитывал в радостном предвкушении старта, повернул ключ еще на одно деление.
Двигатель завелся как по команде.
– Мсье Эгаре! Мсье Эгаре! Алё! Подождите!
Он обернулся через плечо.
Жордан?.. Да, это Жордан! В наушниках и украшенных стразами солнечных очках на пол-лица из арсенала мадам Бомм, как определил Эгаре.
Жордан мчался к «книжному ковчегу» с зеленым парусиновым рюкзаком на спине, возбужденно прыгавшим в такт его шагам, и разнокалиберными сумками, болтавшимися у него в руках. За ним бежала какая-то парочка с фотоаппаратом.
– Вы куда? – заорал на ходу Жордан.
– К черту! Подальше отсюда! – проорал в ответ Эгаре.
– Отлично! Я с вами!
Жордан принялся швырять свой багаж на борт, когда «Лулу», натужно дрожа от непривычной вибрации, уже отделилась от набережной. Половина вещей полетела в воду, в том числе и нагрудная сумочка с мобильным телефоном и бумажником.
Двигатель ровно и глухо тарахтел, окутывая судно и окрестности в радиусе полусотни метров черными облаками сгоревшей солярки. Эгаре увидел начальника причала, с руганью бегущего к месту стоянки «Лулу».
Он перевел рычаг в положение «полный вперед».
Юный прозаик взял разбег.
– Нет! – крикнул Эгаре. – Мсье Жордан! Не вздумайте! Об этом не может быть и речи! Имейте же…
Макс Жордан прыгнул.
14
– …совесть!..
Макс Жордан поднялся с палубы, потирая колено, растерянно посмотрел вслед своим уплывающим вещам, которые кружились в водовороте за кормой и медленно погружались в воду, потом широко улыбнулся и заковылял в рубку. В наушниках.
– Здравствуйте! – радостно сказал беглый автор. – Значит, вы еще и плаваете на этой посудине?
Эгаре возмущенно закатил глаза. Потом он прочтет ему нотацию и вежливо вышвырнет на берег. А сейчас ему нужно было сосредоточиться на управлении судном против течения. Что ему только не попадалось навстречу! Прогулочные катера, грузовые баржи, плавучие дома, птицы, мухи, пена… Как там было в правилах? Кто кому уступает дорогу и с какой скоростью он вообще имеет право двигаться? И что означают эти желтые ромбы над пролетами мостов?
Макс все еще смотрел на него, словно ожидая от него чего-то.
– Жордан, посмотрите, как там кошки и книги. И сварите кофе. А я постараюсь за это время никого не отправить на тот свет.
– Что? Кого вы хотите отправить на тот свет? – в недоумении уставился на него писатель.
– Да снимите вы наконец эти дурацкие наушники! И сварите кофе.
Когда спустя некоторое время Макс Жордан поставил в специальное углубление на панели, рядом с огромным штурвалом, металлическую чашку с крепким кофе, Эгаре уже немного привык к вибрации и приноровился к течению. Он и не помнил, когда в последний раз управлял баржей. Чего стоил один только нос длиной с три фуры! Который при этом так деликатно и бесшумно резал водную гладь.
Эгаре было и страшно и весело. Ему хотелось кричать и петь. Он впился пальцами в штурвал. Это было безумие, то, что он делал, это был идиотизм… Это было… потрясающе!
– Где вы этому научились? Всем этим корабельным премудростям? – спросил писатель, с благоговением глядя на навигационные приборы.
– У отца. Мне тогда было двенадцать. А в шестнадцать я получил сертификат судоводителя каботажного плавания, потому что думал, что когда-нибудь буду возить уголь на север страны.
И стану настоящим, уверенным в себе мужчиной, которому, чтобы быть счастливым, не нужен порт назначения. Боже, как летит время!
– Круто! А мой отец не научил меня даже делать бумажные кораблики.
Париж проплывал мимо, как на киноэкране. Пон-Нёф, Нотр-Дам, Арсенальная пристань.
– Да, прикольно вы смотали удочки! Джеймс Бонд отдыхает! Вы пьете кофе с молоком и сахаром, мистер Бонд? – спросил Жордан. – А зачем вы это сделали?
– Что сделал? Без сахара, Манипенни[21].
– Ну, обрубили концы. Свалили из Парижа. Решили поиграть в Гекльберри Финна на плоту. В Форда Префекта[22], в…
– Из-за женщины.
– Из-за женщины? Мне казалось, что женщины вас мало интересуют.
– Женщины – да. Меня интересует только одна. Но зато очень. И я еду к ней.
– А. Понятно. А почему вы не поехали к ней на автобусе?
– А вы думаете, что только книжные персонажи откалывают такие номера?
– Нет. Я думаю о том, что не умею плавать, а вы в последний раз управляли таким вот «Титаником» еще будучи школьником. А еще я думаю о том, что пять банок с кошачьим кормом вы расположили в алфавитном порядке… Может, вы просто псих? Боже мой! Неужели вы когда-то были двенадцатилетним мальчишкой? Трудно поверить! Вы производите впечатление, как будто всегда были таким.
– В самом деле?
– Таким взрослым. Таким… трезвым и невозмутимым…
Знал бы он, какой я дилетант!
– Я бы не доехал даже до вокзала. Слишком много времени было бы на раздумья, мсье Жордан. Нашлись бы и причины, по которым мне не следует ехать. И я бы не поехал. Стоял бы сейчас вон там… – Эгаре показал рукой на мост, с которого им махали девушки на велосипедах. – И так и остался бы там, где всегда был. В своей привычной жизни. Торчал бы в ней и дальше, как в жопе вилка.
– Вы сказали «в жопе»?..
– Да, ну и что?
– Классно. Теперь я за вас спокоен, теперь алфавитный порядок в вашем холодильнике уже не вселяет в меня такой тревоги.
Эгаре взялся за чашку. Интересно, какую тревогу вселило бы в него сообщение, что женщины, из-за которой он так резко обрубил все концы, уже двадцать один год нет в живых? Эгаре представил себе, как он скажет об этом Жордану. Сейчас. Знать бы только как.
– А вы, мсье? – спросил он. – Что заставило вас бежать отсюда без оглядки?
– Я хочу… я решил отправиться… на поиски новой истории, – запинаясь, пояснил Жордан. – Потому что… у меня внутри – пусто. Я не вернусь домой, пока не найду. Честно говоря, я просто пришел на причал, чтобы попрощаться с вами, а тут вы отчаливаете… Можно мне с вами, а? Можно?
