Сэмюэль Беккет - Мерсье и Камье
1. Безденежье – зло. Но оно может обернуться благом.
2. Что потеряно, то потеряно.
3. Велосипед – большое благо. Но если его неправильно использовать, он становится опасен.
4. Сидение на мели наводит на мысли.
5. Бывают две потребности: в том, что у вас есть, и в том, чего у вас нет.
6. Интуиция толкает на безрассудства.
7. То, что извергается из души, никогда не бывает потеряно.
8. Когда чувствуешь, что в карманах у тебя с каждым днем тают последние средства, рушится самая стойкая решимость.
9. Мужские штаны погрязли в рутине, особенно гульфик, который следовало бы перенести в промежность и придать ему форму подвесного кармашка, благодаря чему, независимо от низменных мочеиспускательных проблем, мошонка могла бы спокойно дышать свежим воздухом, оставаясь вне досягаемости для любопытных. Естественно, кальсоны следовало бы исправить в том же направлении.
10. Вопреки распространенному мнению, есть места в природе, где Бога как бы нет.
11. Что бы мы делали без женщин? Изменили бы привычки.
12. В душе четыре буквы, но полтора или даже чуть не целых два слога.
13. Что можно сказать о жизни такого, что бы не было уже сказано? Очень многое. Например, что ее вечно заносит черт-те куда.
Они ни на секунду не выпускали из виду намеченной цели. По мере того как шло время, им все больше казалось, что стремиться к этой цели надо спокойно и не теряя головы. И, будучи еще достаточно спокойными для того, чтобы знать, что спокойствие они уже утратили, они приняли удачное решение отложить все действия на завтра, а если понадобится, то и на послезавтра. Итак, они в превосходном расположении духа вернулись в квартиру к Элен и без малейших церемоний уснули. И на другой день они даже отказались от милого времяпрепровождения, столь уместного дождливым утром, так хотелось им свежими и бодрыми выйти навстречу грядущим испытаниям.
Часы били полдень, когда они вышли из дома. Под аркой они остановились.
– Какая славная радуга, – сказал Камье.
– Зонтик, – сказал Мерсье.
Они переглянулись. Камье вернулся на лестницу. Когда он вышел с зонтиком, Мерсье сказал:
– Как ты долго.
– Ну, знаешь, – сказал Камье, – раз на раз не приходится. Раскрыть?
Мерсье долго смотрел на небо.
– А как ты сам думаешь? – сказал он.
Камье вышел на улицу и подверг небо тщательному осмотру, поочередно поворачиваясь на север, восток, юг и запад.
– Ну? – сказал Мерсье.
– Погоди-погоди, – сказал Камье. Он вышел на середину мостовой, желая свести к минимуму возможность ошибки. Наконец он вернулся под арку.
– На нашем месте, – сказал он, – я бы не раскрывал.
– А собственно, почему? – сказал Мерсье. – Как мне представляется, дождь зарядил надолго. Ты даже весь вымок.
– По-твоему, надо раскрыть? – сказал Камье.
– Я этого не говорю, – сказал Мерсье. – Я только не понимаю, когда же мы его раскроем, если теперь мы его раскрывать не будем.
Пожалуй, его следовало рассматривать скорее не как зонтик от дождя, а как зонтик от солнца. В состоянии покоя расстояние между наконечником самого зонта и концами спиц составляло немногим больше четверти от общей длины. Рукоятка заканчивалась янтарным шаром с шишечками. Ткань была, вернее, когда-то была красного цвета, хотя местами этот цвет сохранился и поныне. По периметру еще уцелели нерегулярно повторявшиеся участочки бахромы.
– Посмотри на него хорошенько, – сказал Камье. – Нет, ты посмотри. Да возьми его, он тебя не укусит.
– Назад! – крикнул Мерсье.
– Откуда он вообще взялся? – сказал Камье.
– Я купил его у Хана, – сказал Мерсье, – зная, что у нас один плащ на двоих. Он заломил шиллинг, и я получил свое за девять пенсов. Он чуть не накинулся на меня с поцелуями.
– Должно быть, начинал этот зонтик в преддверии девятисотых, – сказал Камье. – По-моему, это был год Ледисмит, на Клипе. Помнишь? Великолепное время. Что ни день – праздник в саду. Будущее представлялось лучезарным. Можно было надеяться буквально на все. Люди играли в осажденных. Мерли как мухи. От голода. От жажды. Бах! Бах! Последние патроны. Сдавайтесь! Никогда! Люди ели трупы. Пили собственную мочу. Бах! Бах! Еще двоих потеряли. Крик с вышки. На горизонте пыль! Движется колонна! Языки почернели. Все равно ура! Ра! Ра! Не воронье ли кружит? Артиллерийский сержант умирает от радости. Мы спасены. Веку было два месяца.
– А посмотри на него теперь, – сказал Мерсье.
– Как ты себя чувствуешь? – сказал Камье. – Все время забываю спросить.
– Когда спускался по лестнице, чувствовал себя хорошо, – сказал Мерсье. – Теперь похуже. Пучит, если хочешь знать, но не так, чтобы лопнуть. А ты?
– Пробка, – сказал Камье, – посреди бушующего океана.
– Самое время нанести удар, – сказал Мерсье.
– Что до этого портативного убежища, – сказал Камье, – полагаю, что лучше приберечь его для самых жарких дней. Солнце мечет свои жгучие лучи с беспощадно синего неба. А у нас – ни одной шляпы.
– С тем же успехом можно его немедленно выбросить, – сказал Мерсье.
– Я с удовольствием, – сказал Камье.
– Мы будем лежать врастяжку в тени тисов, – сказал Мерсье, – с утра до вечера.
– Каких тисов? – сказал Камье.
– Не важно каких, – сказал Мерсье.
– А если не будет тисов? – сказал Камье.
– Уж найдем как-нибудь, – сказал Мерсье.
– В этой злосчастной стране, – сказал Камье, – есть целые департаменты, где не то что тисы, ни одно деревце не растет, вообще ни одно, и самые дерзновенные кусты в высоту не больше метра.
– В знойное время года мы будем избегать этих мест, – сказал Мерсье.
– У тебя на все найдется ответ, – сказал Камье.
– Это разве ответы, – сказал Мерсье.
– Так что, выбрасываем? – сказал Камье.
– Мы в сомнениях, – сказал Мерсье.
– Мы в сомнениях, выбрасывать или нет, – сказал Камье. – Какие у нас доводы?
– Я вижу два, – сказал Мерсье. – Но насколько они основательны? Вот что надо решить.
– Я нам скажу, – сказал Камье, – когда я их узнаю.
– От солнца или не от солнца, – сказал Мерсье, – на какое-то время он может защитить нас от дождя. Я хочу сказать, с ним мы какое-то время, возможно, будем не такие мокрые, как без него.
– А другой? – сказал Камье.
– Другой что? – сказал Мерсье.
– Другой довод, – сказал Камье.
– В том-то и дело, – сказал Мерсье. – Его ухватить, наверно, немного сложнее.
– Ухватим, – сказал Камье.
– Смеем ли мы хладнокровно выбросить вещь, – сказал Мерсье, – которая потом может оказаться именно той вещью, которая нам нужна, той, потеря которой остановила наш стремительный натиск и заставила вернуться назад, поджав хвосты?
– Мы никогда его не выбросим, – сказал Камье.
– Не говори так, – сказал Мерсье. – Но быть может, настанет время его выбросить, когда он, износившись, уже не сможет больше служить нам укрытием или когда у нас появится уверенность, что между ним и нашим нынешним отчаянным положением нет ни малейшей связи.
– Очень хорошо, – сказал Камье. – Но недостаточно знать, что мы его не выбросим, надо знать также, следует ли его раскрывать.
– Но ведь отчасти мы не выбрасываем его именно для того, чтобы раскрывать, – сказал Мерсье.
– Знаю-знаю, – сказал Камье. – Но надо ли его раскрывать прямо сейчас или подождать, пока погода определится?
Мерсье впился взглядом в непроницаемые небеса.
– Глянь, – сказал он. – Скажи, что ты об этом думаешь.
Камье вышел на улицу. Он даже дошел до угла, так что Мерсье потерял его из виду. Вернувшись, он сказал:
– Среди облачности, пожалуй, есть просветы. Хочешь, я влезу на крышу?
Мерсье сосредоточился. Наконец он сказал, поддавшись порыву:
– Раскроем его, а там как Бог даст.
Но Камье не мог раскрыть зонтик.
– Дай, – сказал Мерсье.
Но Мерсье справился не лучше. Он потряс зонтом. Но вовремя взял себя в руки. Как в пословице.
– Чем мы провинились перед Господом? – сказал он.
– Мы его отрицали, – сказал Камье.
– Ты меня не убедишь в том, что он до такой степени злопамятный, – сказал Мерсье.
– Покажу его Элен, – сказал Камье. – Она нам его наладит в два счета. – Он взял зонтик и исчез в парадной. Когда он вернулся, Мерсье сказал:
– Это ты называешь в два счета?
– Второй раз всегда выходит дольше, – сказал Камье.
– Зонтик? – сказал Мерсье.
– Ей там работы на полчаса, – сказал Камье, – а мы не можем терять время.
– Значит, нам придется за ним вернуться, – сказал Мерсье.
– Мы бы и так… – сказал Камье.
– Ничего не и так, – сказал Мерсье. – Я хочу, чтобы мы отсюда убрались до ночи.
– Куда? – сказал Камье.
– Подальше, – сказал Мерсье.
– Ну и? – сказал Камье.
– Одно из двух, – сказал Мерсье.
