Сэмюэль Беккет - Мерсье и Камье
– Где я видел этого типа? – сказал Мерсье. Он отодвинул назад стул, пригнулся и снизу стал всматриваться в лицо, сплющенное под шляпой.
– И старый Мэдден тоже… – начал Камье.
Внезапно Уотт выхватил у Камье трость, размахнулся и в ярости грохнул ею по соседнему столику, за которым перед растянувшейся надолго кружкой пива человек с бакенбардами читал газету и курил трубку. Случилось то, что должно было случиться, стеклянный столик разлетелся вдребезги, трость переломилась пополам, кружка опрокинулась, а человек с бакенбардами полетел навзничь, по-прежнему сидя на стуле, с трубкой в зубах и газетой в руке. Уотт швырнул остававшийся у него в руках конец трости в сторону стойки, свалив оттуда несколько бутылок и уйму стаканов. Уотт дождался, пока затих разнообразный стук и звон, а потом взвыл:
– К чертям собачьим такую жизнь!
Мерсье и Камье, словно их дернули за одну и ту же веревочку, стремительно допили свои стаканы и побежали к выходу. Там они обернулись. Какофонию на мгновение перекрыл полузадушенный рев:
– Да здравствует Квин!
– Дождь идет, – сказал Камье.
– Я тебе говорил, – сказал Мерсье.
– Ну, пока, – сказал Камье.
– Не проводишь меня немного? – сказал Мерсье.
– Тебе куда? – сказал Камье.
– Я теперь живу на другом берегу канала, – сказал Мерсье.
– Мне не по дороге, – сказал Камье.
– Оттуда такой вид открывается, не пожалеешь, – сказал Мерсье.
– Не думаю, – сказал Камье.
– Ну как хочешь, – сказал Мерсье.
– Нет, серьезно, – сказал Камье.
– Пропустим по последней, – сказал Мерсье.
– У меня ни гроша, – сказал Камье.
Мерсье сунул руку в карман.
– Нет, – сказал Камье.
– У меня есть, – сказал Мерсье.
– Нет, я сказал, – сказал Камье.
– Это похоже на полярные цветы, – сказал Мерсье. – За полчаса управимся.
– Каналы меня больше не волнуют, – сказал Камье.
В молчании дошли до конца улицы.
– Теперь направо, – сказал Мерсье. Он остановился.
– Что с тобой? – сказал Камье.
– Я останавливаюсь, – сказал Мерсье.
– Так ведешь ты меня, – сказал Камье, – смотреть на твои чертовы прыщики или не ведешь?
Свернули направо, Камье по тротуару, Мерсье по ручью.
– Да здравствует кто? – сказал Камье.
– Мне послышалось «Квин», – сказал Мерсье.
– Это, по-моему, кто-то несуществующий, – сказал Мерсье.
Виски все-таки пошел им на пользу. Для стариков они шагали довольно споро. Камье жалел о своей трости.
– Жаль мне трости, – сказал Камье, – еще отцовская.
– Ты мне никогда не говорил, – сказал Мерсье.
– Знал бы ты, – сказал Камье.
– Знал бы я что? – сказал Мерсье.
– В сущности, – сказал Камье, – мы говорили о чем угодно, кроме нас самих.
– Плохо работали, – сказал Мерсье, – я и не спорю. – Он подумал. И произнес обрывок фразы: – Может, мы бы…
– Какой глухой закоулок, – сказал Камье, – не здесь ли мы потеряли рюкзак?
– Недалеко отсюда, – сказал Мерсье.
Между высокими старыми домами полоска бледного неба казалась еще уже, чем улица. А должна бы, наоборот, казаться шире. Ночь шутит иногда такие шутки.
– Теперь все в порядке? – сказал Мерсье.
– Как? – сказал Камье.
– Я спрашиваю, как ты сейчас, в порядке, более-менее? – сказал Мерсье.
– Нет, – сказал Камье.
Спустя несколько минут на глаза ему навернулись слезы. Старики, вопреки тому, что можно подумать, довольно легко пускают слезу.
– А ты? – сказал Камье.
– Тоже нет, – сказал Мерсье.
Дома становились все реже, расстояние между ними – все больше, небо делалось просторнее, им вновь было видно друг друга, достаточно было только голову повернуть, одному вправо, другому влево, поднять голову и повернуть. Потом вдруг все перед ними расступилось, пространство словно распустилось подобно бутону, земля исчезла в тени, которую она отбрасывает в небеса. Но подобные развлечения всегда недолги, и им тут же нанесло удар их собственное положение, а именно – положение двух людей, высокого и низенького, на мосту. Мост сам по себе был очарователен, если верить знатокам. Почему бы и нет? Как бы то ни было, он назывался Шлюзовым, причем с полным правом: чтобы в этом убедиться, достаточно было опустить голову.
– Вот мы и на месте, – сказал Мерсье.
– Здесь? – сказал Камье.
– К концу все пошло быстро, – сказал Мерсье.
– А твой хваленый вид? – сказал Камье.
– Да посмотри, – сказал Мерсье.
Камье поискал ответа со всех сторон.
– Не подгоняй меня, – сказал он, – я сейчас.
– С берега видно лучше, – сказал Мерсье.
– Тогда с чего мы тут торчим? – сказал Камье. – Ты хотел повздыхать?
Спустились на берег. Там была скамья, со спинкой. Сели.
– Значит, это здесь, – сказал Камье.
Над каналом бесшумно падал дождь. Мерсье стало грустно. Но прямо над горизонтом тучи разлохматились длинной редкой и черной бахромой, волосами плакальщицы. Природа бывает подчас очень чуткой.
– Я вижу нашу товарку по заключению, Венеру, – сказал Камье, – похоже, что ей грозит страшная опасность со стороны Саргассова моря. Надеюсь, не ради этого ты меня сюда затащил.
– Дальше, дальше, – сказал Мерсье.
Камье свернул руку подзорной трубкой.
– Но ведь я не слепой, – сказал он.
– Севернее, – сказал Мерсье. – К северу, говорю тебе, не к югу.
– Погоди, – сказал Камье.
Чуть дальше, чуть ближе.
– Цветы, да? – сказал Камье.
– Видел? – сказал Мерсье.
– Я видел два-три зыбких огонька, – сказал Камье.
– Просто надо привыкнуть, – сказал Мерсье.
– С тем же успехом я могу ткнуть себя пальцем в глаз, – сказал Камье.
– Это Остров блаженных, в который верили древние, – сказал Мерсье.
– Они были нетребовательны, – сказал Камье.
– Вот увидишь, – сказал Мерсье, – ты плохо смотрел, но теперь ты уже не забудешь, ты вернешься.
– Что это за мрачный барак? – сказал Камье. – Хлебопекарня?
– Здесь я его встретил, – сказал Мерсье.
– Кого? – сказал Камье.
– Уотта, – сказал Мерсье. – Он сказал, что часто сюда приходит.
– Что это за здание? – сказал Камье.
– Больница, – сказал Мерсье. – Для кожных болезней.
– Это для меня, – сказал Камье.
– И слизистой оболочки, – сказал Мерсье. Он прислушался. – Сегодня не слишком воют, – сказал он.
– Может быть, еще рано, – сказал Камье.
Камье встал и подошел к воде.
– Осторожно, – сказал Мерсье.
Камье вернулся на скамейку.
– Помнишь попугая? – сказал Мерсье.
– Я помню козу, – сказал Камье.
– Я думаю, он умер, – сказал Мерсье.
– Мы встречали не так уж много животных, – сказал Камье.
– Я думаю, в тот день, когда она сказала нам, что отдала его в деревню, он был уже мертвый, – сказал Мерсье.
– Не беспокойся о нем, – сказал Камье.
Он во второй раз подошел к воде. Некоторое время смотрел на воду, потом вернулся на скамейку.
– Ладно, я пошел, – сказал он. – Прощай, Мерсье.
– Спокойной ночи, – сказал Мерсье.
Он смотрел в одиночестве, как гаснет небо, как сгущается тьма. Когда горизонт канул, он по-прежнему не отрывал от него взгляда, потому что по опыту знал, что возможны проблески. В темноте он и слышал лучше, он слышал звуки, которые скрывал от него долгий день, человеческий шепот, например, и шорох дождя по воде.
XII
Краткое изложение двух предыдущих глав
XПесчаная равнина.
Крест.
Развалины.
Мерсье и Камье расстаются.
Возвращение.
XIЖизнь как выживание.
Камье один.
Мерсье и Уотт.
Мерсье, Камье и Уотт.
Последний полицейский.
Последний бар.
Мерсье и Камье.
Шлюзовый мост.
Мерсье один.
Сгущается тьма.
1946Примечания
1
Cosy – уютный (англ.). (Здесь и далее примеч. ред.)
2
Gemütlich – удобный (нем.).
3
Здесь (нем.), вчера (фр.).
4
«Лишь ты один в наследье мне вручил / Прекрасный слог, везде превозносимый» (Данте Алигьери. Божественная комедия. Пер. М. Лозинского).
5
Пустой звук (лат.).
