Фатерлянд - Мураками Рю
— Им следовало бы направить министра иностранных дел в ООН, чтобы разъяснить ситуацию, — произнес Санзё и затем спросил, что правительство думает делать с корейским флотом, выходящим из портов КНДР.
— Похоже, они пока сами не знают, — ответил Каи, отправляя в рот последнюю ложку бульона.
Он с внезапной тревогой вспомнил, что Министерство иностранных дел дало поручение рабочей группе подготовить отчет по международным правовым актам для подготовки решения. Более двухсот сотрудников за двадцать четыре часа должны были составить доклад о прецедентах — вторжении Израиля в Газу, о вопросе суверенитета в Фолклендской войне и о резолюции ООН о вторжении Ирака в Кувейт. Но Санзё все же был прав: Японии следовало сразу же после начала кризиса четко сформулировать свою позицию и донести ее всему международному сообществу.
— А не желаете ли отведать дыни, прежде чем мы разойдемся по домам? — спросил посетителей Санзё, указывая на деревянную коробку на стойке бара. — У меня есть фантастическая дыня из Миядзаки. Принес последнюю, чтобы угостить всех, кто пришел.
Каи спросил его, что означает «последняя дыня». Санзё объяснил, что поставки прекратились из-за блокады. Он взглянул на часы:
— Давайте-ка я закрою бар.
С этими словами он запер дверь и выключил неоновую вывеску.
— Не хочется, чтобы сейчас набежала еще куча народу. Тогда одной дыни на всех может не хватить, — пояснил он.
— Ну да, хороший способ привлечь новых клиентов! — рассмеялась галерейщица.
На ней был костюм от «Шанель», хорошо подходивший ее фигуре. Подруга галерейщицы была в простом платье с отливом, на шее — ожерелье с подобранными одна к другой жемчужинами.
Санзё унес пустую миску из-под бульона и сменил запись Стэна Гетца на Билла Эванса. Затем налил себе еще виски и вернулся к гостям, подпевая мотиву «Willow weep for те».
— Я все не пойму, как эти северные корейцы отмывают бабки, что оттяпали у местных? — спросил он Каи.
Вопросы отмывания денег были как раз специальностью Санзё.
— Впрочем, — продолжил он, — им, наверное, не нужно очень уж напрягаться. Все те, кого они арестовали, уже сделали это за них — мафия, наркодилеры и прочая публика… С ними должен сотрудничать один из наших банков, и тогда это нельзя назвать отмыванием. Те, кого они арестовали, должны были перевести свои доходы в незарегистрированные кредитные или банковские облигации, в золотые слитки или поместить их на счета в швейцарских банках. Также можно разместить средства под фальшивыми именами в Гонконге или в офшорных зонах, таких как Андорра, Лихтенштейн, Монако, Каймановы острова, Науру… Как бы то ни было, дела должны скоро уладиться, так что им останется только присвоить себе эти деньги.
— Они могут инвестировать средства в произведения искусства, — отозвалась вдова.
По ее словам, произведения живописи стали наиболее популярным средством размещения капиталов, в особенности после появления интернет-аукционов.
— Ходят слухи, богатые саудиты использовали картины нидерландских мастеров для привлечения средств, чтобы финансировать террористов. Тогда ФБР ввело правило, согласно которому сделка на сумму более полумиллиона долларов должна обязательно регистрироваться. Впрочем, Санзё-сан прав — все эти операции невозможны без посредничества банков. Но ведь никакой банк не захочет делать из богатого человека врага.
— Вино — тоже неплохая инвестиция, — сказала галерейщица, поднимая свой бокал.
Она и ее спутница пили «Шато Шеваль Блан Сен-Эмильон». В бостонской семье, где жил Каи, тоже каждый вечер за обедом пили вина, и хотя сам он почти никогда не употреблял спиртного, но хорошо знал разновидности винных марок и их ароматы. У «Шеваль Блан» был, например, миндальный аромат.
— Все больше и больше людей покупают вина через Интернет. Скажем, дюжина бутылок «Шато Ле Пэн» 1982 года будет стоить несколько десятков тысяч долларов. Существуют компании, приобретающие вино по поручению, а также специализирующиеся на хранении вина и его перепродаже. И в зависимости от того, как вы подойдете к этому вопросу, вы сможете отмыть очень не маленькие суммы.
— Но эти северные корейцы не знают даже о существовании «Шато Ле Пэн», — хихикнула вдова. — Согласно тому, что пишут в журналах, Генералиссимус водит «мерседес», у него есть часы «Ролекс», и он пьет «Реми Мартен». Но он никогда не жил на Западе и не знает ничего о мире. Впрочем, как и Япония лет сорок назад. В нашем случае это были «Кёниг Спешлс», «Франк Мюллере» и «Гран Шампань Коньяк» — ничего лучшего мы не знали. Но теперь, конечно, люди ведут себя так, словно пили «Шато Ле Пэн» всю свою жизнь.
Она закрутила вино в своем бокале и поднесла к носу, наслаждаясь ароматом.
— И как долго ты его пила? — поддела ее галерейщица.
Все засмеялись. Женщины заедали вино изюмом и время от времени закуривали сигареты. Галерейщица была родом из Яманаси. Вдова родилась в Токио и жила буквально в нескольких шагах от бара в большом доме; у нее были две борзые и секретарь.
Как только утих смех, послышалась мелодия Билла Эванса «Someday my prince will come». Ноты, словно драгоценные блестки, танцевали в воздухе. Каи ощутил блаженный покой — чувство, подобное тому, когда человека наконец-то оставляет мучившая его лихорадка. Но теперь в его голове стали появляться мысли, о которых он и не подозревал, когда был на работе. Самой большой загадкой для него был вопрос, отчего корейские террористы столь эффективны и удачливы. Они проявили незаурядные способности в управлении захваченным ими городом, в решении проблем общественного устройства, не говоря уже об их боевых качествах.
Судя по реалиям Северной Кореи: разрушенная экономика, голод, многочисленные политзаключенные, содержащиеся в концентрационных лагерях, режим Ким Чен Ира должен был скоро рухнуть. Уровень международного доверия был практически нулевым. Единственным рычагом, который Ким Чен Ир имел для переговоров, была ядерная угроза. Но вот группа из пятисот человек не только взяла под свой контроль Фукуоку — столицу острова Кюсю с населением миллион человек, но и стала использовать японских граждан для своих целей. Они удачно обыграли инцидент в парке Охори, сообщив всему миру, что именно японские власти первыми напали на жителей Фукуоки; они сообщили иностранным СМИ, что готовы принять инспекторов ООН; они тщательно просчитали реакцию японских и зарубежных фирм, которые желали возобновить поставки автозапчастей и полупроводников; наконец, они объявили, что готовы вновь открыть в Фукуоке консульства всех стран. Больше всех это было выгодно Китаю, так как отмена торгового эмбарго сразу должна была увеличить объем поставок грузов. А если за Китаем последуют Южная Корея и США, то вопрос легитимности оккупационных сил будет решенным делом.
— Не хочу об этом говорить, но мне кажется, что Японии уже настал каюк, — промолвил Санзё. — Мы — единственная страна, которой действительно есть что терять. Я не левый, не правый, не либерал — я вообще не интересуюсь политикой. Но мне сдается, что все это действительно смахивает на заговор. Нет, не обязательно международный заговор — скорее всего, это инициатива одной только Северной Кореи, но я чувствую, что в международном сообществе существует какое-то молчаливое соглашение. Акты агрессии в целях сохранения мира запрещены международным правом. Но разве не вчера пресс-секретарь Госдепа США возмущался тем, что японское правительство не предприняло никаких мер по защите их консульства в Фукуоке? Если Штаты делают такое заявление, то становится понятно, в какую сторону дует ветер, не так ли? Правительству следовало бы применить нормы Уголовного кодекса о преступлениях, связанных с внешней угрозой. Согласно закону, тот, кто преследует какую-либо выгоду в случае агрессии иностранного государства, подлежит смертной казни или пожизненному заключению. Но теперь, когда мы установили блокаду, обвинять людей уже как-то не справедливо, а?
Санзё был специалистом по офшорным компаниям. Когда ему было под тридцать, он уже управлял счетами в сотни миллионов иен. Из скромности он говорил, что от него требовалось всего лишь нажимать клавиши клавиатуры, но, если понимать, где и как крутятся гигантские капиталы, становится ясным механизм политических игр между странами.
