Фатерлянд - Мураками Рю
Каи зашел в переулок, где находился бар. На скамейке у закрытого ресторана этнической кухни спала женщина — было не понятно, пьяна она или просто бомжиха. Компания школьников вышла из супермаркета и, увидев полицейского, пустилась наутек. Молодой, неплохо одетый человек сосредоточенно выбирал из мусорного бака использованные шампуры. Связав добычу резинкой, он положил шампуры себе в сумку — возможно, чтобы потом продать. С другого конца здания раздался женский крик. Голос старушечий — скорее всего, бездомная, шуганувшая школьников. Многие ни в чем не повинные старики были принесены в жертву Фукуоке, но тем не менее никто, даже правительство, так и не поняли, что на самом деле произошло в парке Охори.
В баре у стойки сидел один посетитель, на диване разместилась пара. Из динамиков едва слышно доносились звуки джаза. Владелец бара Санзё для ночного музыкального сопровождения всегда ставил виниловые пластинки, а не компакт-диски. На экране под рубрикой «сейчас играет» стоял альбом Стэна Гетца. Это была старая запись в стиле босанова, где пела пухлощекая бразильская певица. Интерьер и атмосфера этого места, как подумалось Каи, вполне соответствовали его апатичному настроению. Массивная барная стойка была тщательно отполирована, а сделанные в Испании диваны, стоявшие вдоль стен, были обтянуты тканью с орнаментом «пейсли» и снабжены удобными подлокотниками и спинками. На оклеенных простыми обоями стенах Санзё повесил репродукции картин Гойи и Мондриана. Из-за стойки доносился солоноватый и маслянистый запах. «В традициях кухни "кайсеки", — говаривал своим посетителям Санзё, — бульон всегда должен подаваться перед главным блюдом!» — после чего заставлял гостя съесть тарелку фирменного супа и только после этого наливал чего-нибудь выпить.
Как только Каи вошел в бар, он почувствовал, как его утомленность мигом исчезла. Он не стал садиться у стойки, а сразу опустился на один из диванов.
Из-за стойки вышел хозяин с подносом, на котором стояли миска с бульоном и украшенный орнаментом из золотых листьев венецианский бокал с неразбавленным вермутом.
— Сначала нужно разогреться, — сказал он, застилая стол льняной скатертью и ставя на нее миску и бокал. — Побудьте с собой немного наедине…
С этими словами Санзё улыбнулся и вернулся к себе за стойку. Он всегда старался ублаготворить своих посетителей, подавая сперва теплый бульон и легкий аперитив. Живя в Бостоне, Каи не ел моллюсков, но в этом баре ему было достаточно вдохнуть их аромат, чтобы прийти в себя и успокоиться.
Человек, сидевший в кожаном кресле у стойки, был владельцем ресторана французской кухни в Мотто Азабу и постоянным посетителем бара Санзё. Каи часто захаживал в его ресторан. Тамошний шеф-повар в свое время стажировался в трехзвездочном ресторане в Монпелье на юге Франции и прекрасно готовил рыбу в белом вине и суфле. На диване чуть поодаль сидели две женщины — одна занималась продажей предметов искусства, а другая была ее деловым партнером. Их галерея располагалась в Минами Аояма. В основном они продвигали работы молодых мексиканских художников. Второй женщине было около сорока лет. Ее муж был генеральным директором крупного предприятия, производившего бумагу, и после его смерти она унаследовала значительную сумму денег.
Каи отхлебнул немного вермута и кивнул обеим дамам в знак приветствия. Затем взял сухарик из небольшой чашечки, разломил его, бросил в бульон и вооружился серебряной ложкой с выгравированным на ней названием бара. От стойки тянулся дымок сигары «Коиба Робусто», что курил хозяин. «Наверное, нет ничего более успокаивающего, чем этот бар», — подумал Каи и глубоко вздохнул. Вдова и владелица галереи увлеченно обсуждали висящий на стене офорт Гойи. Сцена изображала расстрел наполеоновскими солдатами испанских повстанцев на фоне горы трупов. Картина немедленно напомнила Каи репортаж из парка Охори, который постоянно крутили по телевизору.
Команда полицейского спецназа из Осаки устроила засаду, использовав в качестве приманки некоего Куцуту Синзаку, который находился в списках людей, подлежащих аресту ЭКК. В соответствии с разработанным планом Куцута попросил корейцев арестовать его не у себя дома, а в ресторане в парке. Террористы согласились и направили команду всего из шести офицеров Специальной полиции. Таким образом, осакский спецназ имел значительное численное превосходство. Но командир просчитался, не предусмотрев возможности, что корейцы могут иметь резервный отряд. Капитан спецназа и его люди засели в самом ресторане, а его заместитель со своим отрядом ждал террористов в припаркованных рядом автобусах. Узнав, что корейцы разделились на два отряда, капитан приказал своему заместителю получить соответствующие инструкции из Осаки. Пока тот выполнял приказ, кто-то из спецназовцев, скрывавшихся на террасе ресторана, подумал, что их заметили террористы, и взорвал светошумовую гранату. Это уже невозможно было проверить; впрочем, никто и не возлагал на поспешившего спецназовца вины. Действительно, если случилось непредвиденное, как еще он должен был действовать? Он не знал, что решение о начале атаки все еще не одобрено руководством.
На следующий после трагедии день сопровождавший террористов в их рейде корреспондент из «Асахи симбун» опубликовал отчет, в котором указал, что Штурмовая группа первой открыла огонь и, что хуже всего, заняла такую позицию, которая была чрезвычайно опасной для случайных людей. Когда к корейцам подоспело подкрепление, толпа зевак разразилась приветственными криками. Правительства иностранных государств и средства массовой информации высказали мнение, что стратегия Штурмовой группы была неоправданна. Один высокопоставленный британский парламентарий прямо поинтересовался: если японские власти не боятся жертвовать жизнями собственных граждан, то почему бы тогда Силам самообороны не взять штурмом лагерь Экспедиционного корпуса Корё? Председатель Совета Безопасности ООН сделал беспрецедентный шаг, а именно призвал правительство Японии проявить еще большую сдержанность. Из сорока оперативников Штурмовой группы двадцать четыре погибли, двенадцать получили ранения, а четверо сдались и теперь содержались в плену у ЭКК. Из-за стратегической ошибки был полностью утерян ценный персонал…
— Ты что-то мрачно выглядишь, Том, — сказал Санзё, садясь на стул напротив Каи и ставя на стол бокал.
Раздались начальные аккорды «Корковаду». Каи сказал, что никак не может поверить, что они так опростоволосились в парке Охори. Санзё кивнул и печально улыбнулся. Он пил скотч «Фэймоуз Гроуз» с изображенной на этикетке птицей. Это был дешевый сорт, но Санзё нравился вкус. Сам Каи никогда не любил вкуса виски. Он сделал единственный глоток вермута, но даже тот обжег ему горло и желудок.
Владелец бара был среднего роста и такого же телосложения. Одевался он всегда одинаково: белая рубашка с длинным рукавом, темно-синие брюки и темно-коричневые ботинки. Волосы совершенно белые, но, вероятно, из-за того, что он был не женат и относительно свободен от мирских тревог, Санзё не выглядел стариком. Иногда, чтобы поддержать уровень своего английского, он садился переводить старый шпионский роман. Окончив частный университет в Токио, Санзё работал в токийском отделении иностранной финансовой организации, а затем почти двадцать лет в ее головном офисе в Великобритании и на Барбадосе. В конце восьмидесятых он перешел на должность в Агентство финансовых услуг и проработал там до самой пенсии, на которую и вышел четыре года назад. Именно тогда он приобрел этот бар. Впервые Каи привела сюда министр информации Мацуока Кусуко, и с тех пор Каи сделался постоянным клиентом.
— Думаю, Министерство иностранных дел обратилось в Совет безопасности? — произнес Санзё, но в ту же секунду негромко добавил: — Да, дерьмо редкостное…
Он глотнул виски, и его тонкую шею прорезали морщины. Оккупация Фукуоки была, разумеется, по определению ООН, агрессией, но проблема заключалась в том, что никак нельзя было точно определить, что агрессором выступило другое государство. Иностранная пресса называла Экспедиционный корпус Корё «перебежчиками». Кроме того, им не было оказано никакого вооруженного сопротивления, и японское правительство официально не потребовало разоружения «перебежчиков». Иными словами, с ними не было реального контакта — правительство просто организовало блокаду своего острова. И хотя оно могло обвинять в этом акте агрессии Северную Корею, ждать, что КНДР вернет Фукуоку Японии, не приходилось.
