Джон О'Хара - Жажда жить
— А ты можешь дать мне честное слово, — неуверенно сказала Грейс, — что не злишься на меня?
— Честное слово.
— Тогда ладно. Только позволь мне отвезти тебя в город.
— Нет. Я одолжу у тебя «мерсер», завтра вернусь, и тогда мы отправимся вместе, поездим по магазинам.
— О, Конни… Что бы ты хотела получить на Рождество? Я понимаю, до праздников еще далеко, но в этом году мне хотелось бы подарить тебе что-то особенное.
— Слушай, Грейс, тебе никогда не приходило в голову, что если я помогаю тебе, то это потому, что мне нравится?
— Да, но ты не даешь мне возможности сделать что-то и для тебя.
— Может, я хорошая хозяйка, но плохая гостья. Ладно, пошла. Я плохая гостья, потому что вместо того, чтобы самой собраться, хочу попросить о помощи Джули. Сиди на месте, не прощайся, словом, ничего не надо. Я заеду за тобой завтра, в половине десятого утра. А пока я всего лишь еду к себе домой.
Конни вернулась домой, заперлась у себя в комнате и принялась налегать на виски с содовой и пила до тех пор, пока не погрузилась в глубокую дрему.
Часть 3
В Форт-Пенне стало обыкновением каждые два года избирать мэром Джорджа У. Уолтауэра. Традиция восходит к 1905 году, когда Джордж, симпатичный и уже вполне преуспевающий дантист сорока двух лет от роду, вдруг подумал о себе в исторической перспективе: он появился на свет в полдень, 3 июля 1863 года, как раз тогда, когда Джордж Гордон Мид отразил наступление Джорджа Эдварда Пикетта[20]. Младенец Уолтауэр был назван Джорджем по настоянию своей патриотически настроенной матери, хотя она подразумевала вовсе не Мида, а Джорджа Вашингтона, тем более что сын родился накануне 4 июля[21]. «В тот день, когда я родился, — часто повторял Джордж Уолтауэр, — до жителей Форт-Пенна доносилась канонада из Геттисберга, от самого Геттисберга, думаю, и я ее слышал, хотя, — добавлял он, лукаво подмигивая, — вряд ли мог бы описать ее звуки. Скорее всего это был звук пушечных выстрелов». Жители Форт-Пенна давно уже не сомневались, что артиллерию Геттисберга было слышно в их городе; ведь если уж жители Гиббсвилла, который находится еще на пятьдесят миль дальше от Геттисберга (всего, стало быть, в восьмидесяти пяти милях), слышали перестрелку, то, конечно, утром и днем третьего числа июля месяца в Форт-Пенне было жарко. У Брока Колдуэлла не прибавилось друзей, когда он заявил, что в результате предпринятых им разысканий выяснилось, что знатоки (имен их он не назвал) единодушно утверждают, что у конфедератов было всего лишь сто сорок орудий, у северян — семьдесят семь, и даже если все двести семнадцать пушек, какие были в ходу во времена Гражданской войны, выстрелили разом, сомнительно, что звуки канонады донеслись бы до Форт-Пенна. Скорее всего Брок заблуждался, и в узком кругу он это признавал, но там же — а это был круг членов клуба — он открыто заявлял, что Джордж Уолтауэр ему надоел и разыскником-скептиком его как раз сделали бесконечные повторы одной и той же легенды.
Но надоел не надоел, а именно за Джорджа Брок голосовал каждые два года, в ноябре. «Уолтауэры всегда при нас», — говорил он, имея в виду законное право Джорджа причислять себя к первопоселенцам Форт-Пенна — если речь идет о давности рода. Джордж был членом Общества Цинциннати, что подтверждалось и документами, и значком[22]. Его мать тоже была из местных; она родилась неподалеку от Флиглервилля (где пушечная дуэль под Геттисбергом была уж точно слышна). В приснопамятный день рождения Джорджа и поражения армии генерала Ли отец Джорджа сидел у себя в рабочем кабинете Фермерского банка Форт-Пенна. Стыдиться того, что на поле боя за него сражались другие, не приходилось — Джордж Уолтауэр всегда говорил, что если бы мятежники подошли к городу, отец готов был взять оружие в руки, как был готов к бою и сам Джордж, если бы в 1898 году испанцы вторглись в Америку. Но к 1905 году, когда ему было сорок два, Джордж давно уже утратил романтический пыл и не рвался защищать Саванну или Нью-Йорк. Он стал первым из Уолтауэров, которому не приходилось думать о деньгах, но у него была другая забота: он знал, что Лора, его жена, не может дать ему сына — наследника имени, и, выходит, ему суждено стать последним в роду. Значок Общества Цинциннати, который, как он когда-то надеялся, останется в семье, перейдет по его смерти в историческое общество графства, поскольку Бенсингеры, родственники по линии жены, понятия не имеют о его значимости. В свои сорок два года Джордж мог вырвать самый трудный клык и в любой момент был готов позабавиться с женой, что всегда доводило ее до слез, а его никогда не удовлетворяло до конца. Каждый вырванный зуб приносил все больше и больше денег. Джордж был еще молод и полон сил, его имя произносилось в радиусе десяти миль, мелькало на стенах амбаров, на заборах, придорожных валунах, ему уважительно пожимали руку самые видные банкиры и коммерсанты Форт-Пенна. Чем больше он думал о своей родословной, тем проще казалось немного собраться с силами и предложить местным политикам, сколь бы неожиданно это ни было, свою кандидатуру на пост мэра города.
— Но это, — отвечали ему они, — потребует много денег, Джордж. Чертовски много денег. Видишь ли, есть еще пара ребят, которые тоже хотели бы получить эту работу.
— Много — это сколько?
— За работу платят семь тысяч, — ответили они в лице районного прокурора Эда Айзенхута.
— Тридцать пять тысяч в год, — сказал Джордж, который уже успел получить необходимые сведения. — А семь тысяч — это пожалуйста.
— Что ж, в таком случае я с удовольствием поговорю с кем надо.
— Слушай, Эд, мы оба прекрасно знаем, что ни с кем тебе говорить не надо. Ты сам смело можешь пообещать мне это место.
— Что ж, в какой-то степени ты прав, Джордж.
— И еще одно, Эд, — продолжал он. — Я понимаю, что не могу вот так просто заявиться и победить без твоей поддержки. Но с другой стороны, и против меня тоже ничего не скажешь. Более того, я хочу, чтобы так было и впредь. Партии от меня может быть большая польза.
— Что-то не очень тебя понимаю, Джордж.
— Я сказал только то, что сказал. Мне верят. Думаю, я могу принести голоса. Всем известно, что человек я честный.
— И все же, Джордж, я по-прежнему не понимаю, что ты имел в виду, говоря «еще одно». Чего тебе еще нужно?
— Я хочу, чтобы меня переизбрали.
— Черт, — расхохотался Эд, — так ведь любой сукин сын, который борется за избрание, хочет быть переизбранным.
— Верно, Эд, только я не сукин сын и потому хочу, чтобы ты пообещал мне переизбрание. Мне нужно быть мэром по крайней мере два срока подряд. Деньги — жалованье, оно твое. Себе я не возьму ни цента. Это рынок, и я знаю, что мой откат больше, чем платит нынешний мэр. К тому же я намерен потратить на выборы и свои деньги и добавить…
— Уж точно, потратить придется, — ухмыльнулся Эд.
— …добавить голоса, которых у тебя нет. За меня проголосуют те, кто обычно не ходит на избирательные участки. А если они голосуют за меня, то, значит, и за других из команды, то есть выигрываешь и ты. Таким образом, в обмен на эти голоса и эффективное руководство я хочу, чтобы ты прямо сейчас гарантировал мне второй срок. Иначе я вообще не участвую в гонке.
Айзенхут принялся чесать нос и в конце концов вырвал волосок из ноздри.
— Я готов сказать «да», но при одном условии: ты мне растолкуешь, что к чему. Я имею в виду «эффективное руководство». Что это значит? Если реформы, то единственный мэр-реформатор, который нужен Форт-Пенну, — это некто вроде мистера Пенроуза. Только так.
— Мистера Пенроуза? — переспросил Джордж.
— Да, мистера Пенроуза. Он начинал как реформатор, но так и не смог стать мэром Филадельфии, и это прекрасно, замечательно. Потому что потом его осенило. Его осенило. Теперь все нормально. Мистер Пенроуз — большой человек. Он незаменим для партии.
— Не понимаю тебя.
— Сейчас объясню. Проще говоря, давай похороним любые мечтания о реформах. А «эффективное руководство» как раз подозрительно попахивает реформами. Если ты хочешь быть мэром, Джордж, я тебе помогу, но только в том случае, если ты будешь играть в команде. А дальше мне все равно, в почете тут дело или ты просто рекламируешь свою зубоврачебную практику. Хорошо, ты будешь мэром два срока подряд, при том условии, что жалованье свое отдаешь, сам финансируешь обе кампании, ну и, естественно, мы будем подсчитывать количество новых голосов, которые ты нам сулишь. А что потом, Джордж?
— После избрания?
— Да, что потом?
— Может, я снова буду избираться.
— Ясно. Стало быть, все же почет. Не реклама.
— Больше мне ничего не нужно. В Форт-Пенне. Здесь я следующий по значению после губернатора.
— Но ведь губернатором ты быть не хочешь, так? Или сенатором.
