Эрик Сигал - Однокурсники
Когда они выехали из Содома, где жители вместо постыдного распутства, описанного в Книге Бытия, теперь активно занимаются удобрением полей, Джейсон сострил:
— Не оглядывайся назад, Ева. Помни, что случилось с женой Лота.
— Я никогда не оглядываюсь назад, — ответила она, едва заметно улыбаясь.
Оттуда путь лежал на север, в оазис Эйн-Геди, самую низкую точку на земле, где они поплавали, вернее, полежали на поверхности соленой воды Мертвого моря.
И наконец их ждал Иерусалим — город, завоеванный царем Давидом за десять столетий до рождения Христа, который по-прежнему является духовной столицей мира.
Сами камни здесь, казалось, источали святость — даже Джейсон это почувствовал. Правда, им не удалось посетить руины священного Храма Соломона, поскольку тот находился в иорданской части разделенного города.
— Мы обязательно посмотрим его потом, — сказала Ева, — когда наступит мир.
— Неужели мы проживем так долго? — спросил Джейсон.
— Я лично намерена жить долго, — ответила Ева и добавила: — А если я не доживу, то уж мои дети точно доживут.
В течение всего путешествия Джейсон и Ева ночевали рядом, почти бок о бок. Сначала под открытым небом в пустыне Негев, теперь в дешевой гостинице. Однако касались они друг друга лишь в тех случаях, когда нужно было помочь вскарабкаться на какой-нибудь камень или памятник.
За эти дни и ночи, проведенные в тесном духовном единении, они привязались друг к другу. Но это были дружеские чувства, которые так и оставались платоническими.
В конце первого дня их пребывания в Иерусалиме Джейсон сказал Еве, что хочет сходить в Молодежный христианский клуб на Кинг-Джордж-стрит и поиграть там немного в теннис. Она сообщила, что пойдет прогуляться и увидится с ним вечером за ужином.
Она не придала значения тому, что Джейсон не захвастал с собой теннисной ракетки. Все мысли ее были о том, как ей хочется навестить кое-кого.
Солнце клонилось к закату, удлиняя тени на земле, когда она прошла через главные ворота кладбища в иерусалимском предместье Емек Рефаим и медленно направилась к тому месту, где похоронена подруга ее детства. Не дойдя метров сто до могилы, она резко остановилась.
Там уже стоял Джейсон — неподвижно, с опущенной головой. Даже с такого расстояния ей было видно, что он плачет.
Она повернулась и тихо ушла прочь, понимая, что боль ее утраты не сравнится с горем Джейсона.
*****
Из раздела для заметок и объявлений в октябрьском номере «Бюллетеня выпускников Гарварда», год 1965-й:
«Выпуск 1958 года
Родился: у Теодора Ламброса и Сары Харрисон Ламброс (Рэдклифф-1958) — сын, Теодор-младший, 6 сентября 1965 года. Ламбросу с недавних пор присвоено звание старшего преподавателя классического отделения Гарварда».
Из дневника Эндрю Элиота
12 октября 1965 года
Ну не насмешка ли это судьбы? В то время как Тед и Сара, моя идеальная пара, с рождением сына достигают новых высот супружеского благоденствия, я становлюсь статистом.
К огромной радости и прибылям адвокатского сословия, мы с Фейт разводимся.
И вовсе не потому, что мы стали раздражать друг друга, скорее это происходит из-за полного и глубокого безразличия. Кажется, она никогда по-настоящему и не считала, что быть замужем за мной — это «забавно». Наши адвокаты ссылаются на существующие между нами «непримиримые разногласия», но только из-за того, что стенания Фейт о «жуткой скукотище» в загородном доме не являются достаточным основанием для развода.
Вообще-то мне не совсем понятно, как можно говорить, будто ей здесь скучно. Она тут столько романов закрутила, что едва успевала с одного свидания на другое.
Когда я только начал подозревать жену в изменах, больше всего меня тревожила одна мысль: что подумают мои друзья? И напрасно. Она гуляла напропалую почти с каждым из них.
В каком-то смысле мне жаль, что все это вылезло наружу. Честно говоря, я не ощущал, будто все так уж плохо, ведь мы достаточно приятно проводили выходные. И она выглядела вполне довольной. Но к несчастью, один из моих приятелей как-то за обедом в клубе посчитал своим долгом, как гарвардец гарвардцу, сообщить мне во всех подробностях, почему я стал посмешищем для всего юга штата Коннектикут.
В тот день, возвращаясь домой в поезде, который мчался как никогда быстро, я пытался придумать способ начать разговор с Фейт обо всем услышанном. Но когда она встретила меня на пороге, у меня не хватило духу ее допрашивать.
«Вот черт, а вдруг это все неправда?» — вертелось у меня в голове. Поэтому я, как было у нас заведено, сначала выпил, затем поужинал, а потом отправился спать. Но глаз я в ту ночь не сомкнул, сердце у меня рвалось из груди, и я не знал, как мне быть.
В конце концов я понял, что стоит за этой моей гамлетовской нерешительностью. Не то чтобы меня и в самом деле грызли сомнения по поводу ее неверности. Теперь, оглядываясь назад, я вспомнил, как она заигрывала то с одним, то с другим парнем в клубе, когда мы ходили туда по выходным на танцы.
Меня потрясло до глубины души то обстоятельство, что я, оказывается, теряю своих детей.
Ты можешь сколько угодно предъявлять доказательства неразборчивости в связях своей жены, но суд все равно передаст ей право опекунства. И невыносимо думать о том, что, придя вечером с работы, я не услышу больше, как малыш Энди кричит: «Папа дома!», будто я царь вселенной. Или не застану того мгновения, когда Лиззи скажет свои первые слова.
Мои дети не только придали смысл моей жизни, но я вдруг обнаружил: ведь быть отцом у меня здорово получается.
Я так отчаянно думал обо всем этом, что около четырех утра мне в голову пришла дикая мысль — схватить в охапку обоих малышей и увезти их куда-нибудь подальше отсюда. Но конечно же, это бы ничего не решило.
Наутро я позвонил на работу и сообщил, что заболел (это было почти правдой), чтобы выяснить отношения с Фейт. Она не стала ничего отрицать. На самом деле, как мне кажется, она даже хотела, чтобы я все узнал. А когда я спросил ее, хочет ли она развестись, то услышал в ответ короткое, но уверенное «да».
Я поинтересовался у нее, когда именно она обнаружила, что разлюбила меня. Она ответила, что вообще-то никогда особенно и не любила меня, а сначала просто думала, будто влюблена.
И теперь, когда выяснилось, как она ошиблась, по ее мнению, нам лучше расстаться. Я сказал ей, мол, было крайне безответственно с ее стороны иметь двоих детей от парня, которого она не любит по-настоящему.
