Вильям Козлов - Поцелуй сатаны
Геннадий дал ей йод, упаковку с бинтом, помог перебинтовать ногу у колена и завязать тесемки, Коляндрик вынес в сени таз с водой, в котором она перед этим тщательно с мылом промыла царапину.
— У вас ведь живет синеглазая красотка из Ленинграда? — сказала Лена — Манекенщица или артистка? И этот высокий, который наших мальчиков, как котят, раскидал в лесу?
— Пойдем, я покажу, где тебе переночевать, — грубовато сказал Геннадий, — А утром сдам тебя участковому… Вы мне причинили урону минимум на сто рублей.
— Я тоже пострадавшая, — ничуть не испугалась Лена. — И потом, ты сам сказал, что я — твой трофей.
— Бойкая ты на язык…
— Неужели вы женщину обидите? — насмешливо произнесла она. — Воюйте с мальчишками, а я тут с боку припеку. Трофей и больше ничего!
В темноте Снегову пришлось взять ее за руку. Ладошка у нее была маленькой и теплой, да и вся она кругленькая, крепкая, как репка. Это он еще там, в лесу, заметил. И слишком уж говорливая… Неужели не врет? И впрямь у нее дочь Ада?..
На чердаке лампочка перегорела, а в комнатке на письменном столе была лампа. Здесь Николай вечерами работал. На столе остались папки, несколько рукописей, журналы и газеты. Включив Свет, Геннадий кивнул на широкий диван-кровать.
— Вот тут и располагайся на ночь, маленькая мама.
— Меня звать Лена, — сказала она. Впрочем, без всякой злости. Осмотрелась и заметила: — А комнатка уютная… Чувствуется женская рука. Здесь спит ваша синеглазка?
— Спокойной ночи, Лена, — буркнул Снегов и, притворив за собой дверь, спустился вниз.
— Я думал, ты останешься там… — хихикнул Чебуран. — С твоим симпатичным, завоеванным в честном бою трофеем.
— Не болтай, — оборвал Геннадий, укладываясь на свою жесткую койку, — И ляг на бок, герой, от твоего храпа не заснуть.
В комнате стало тихо, лишь слышно было, как ворочался Геннадий.
— А она ничего, — после некоторого молчания произнес Коляндрик, — Ну, не такая красивая, как Алиска, но тоже ничего.
Снегов не ответил.
3
Два дня Геннадий занимался оборудованием летней кухни, он прорезал широкое окно в приземистом сарае, где раньше лежали стройматериалы, настелил пол, обил стены древесной плитой, провел электричество. Ему помогал Коляндрик, когда не был занят кормежкой кроликов. Алиса почти каждый день ходила в лес за ягодами: щедро высыпали земляника и черника, малина еще не созрела. В саду поспевала черная смородина. В этом году будет много яблок, ветви уже сгибаются от пока еще небольших матово-зеленых плодов. Этого следовало и ожидать, видя, как буйно цвели в мае все яблони. После обеда Алиса затевала варку варенья. Душистый запах витал в доме, заглушая застарелую вонь сигарет.
Николай оборудовал себе место для работы прямо в саду на лужайке: поставил квадратный стол, табуретку, рукописи, чтобы не разлетались на ветру, придавливал гладкими камнями. Раздевался до плавок и в тюбетейке и солнцезащитных очках работал. По ходу солнца на безоблачном небе передвигал табуретку вокруг стола, чтобы загар распределялся ровно. Однако ноги плохо загорали. В яблонях чирикали воробьи, в скворечники с мелодичным журчанием влетали стрижи. Дождавшись, когда скворцы покинули с выводком домики, они тут же их заняли. Ласточки притихли, видно, сидят на яйцах. Июль был жарким, лишь несколько раз над Палкиным прошли грозовые тучи с дождем. Правда, ливень был столь обильным, что на глинистых дорогах до сих пор кое-где не высохли лужи с запекшейся по окраинам грязью. Разрушенную мотоциклистами теплицу брат так и не стал восстанавливать, лишь окопал грядки да снова посадил в землю выдернутые тонкие стебли огуречной рассады с небольшими листьями.
Участковый, которому отдали брошенный мотоцикл, обещал найти хулиганов и заставить их возместить нанесенный ущерб. Лену Гена почему-то не стал впутывать в это дело. На следующее утро после налета мотоциклистов он долго с ней разговаривал у клеток, после завтрака проводил до автобусной остановки. Вернулся задумчивый, больше курил у сарая, чем занимался делом. Видно было, что голова у него занята другим, отвечал невпопад. Николай в шутку спросил брата, не влюбился ли он в доставшийся после схватки «трофей», но тот не поддержал разговор. В пятницу он тщательно побрился у засиженного мухами зеркала, побрызгал на щеки одеколоном, который прятал от Коляндрика в кухонный шкаф за кульки с вермишелью.
— В город собрался? — поинтересовался Николай: обычно брат брился в субботу или воскресенье после бани.
— Одичали тут мы… — уклончиво ответил он, — Раз в неделю бреемся. Ходим в рванье.
Перед ужином надел новую рубашку с узким воротником, светлые джинсовые брюки и синюю полотняную куртку на молнии. На ноги натянул огромные кроссовки, которые он здесь еще ни разу не надевал. Причесался у зеркала и, ничего никому не сказав, ушел в сторону большака, где в поселке Заболотье останавливался рейсовый автобус.
Занятый рукописью, Николай и внимания не обратил на сборы и уход брата, а востроглазая и любопытная Алиса, выскочив из сеней с длинной деревянной ложкой, измазанной в горячем фиолетовом черничном варенье, сказала:
— Куда это наш Гена намылился? Весь такой чистенький, красивый… На свидание, что ли?
— Да вроде бы тут не к кому, — рассеянно ответил Николай, правя карандашом рукопись.
— Может, он в Новгороде завел подружку! — тут же откликнулся Коляндрик. Он кормил накошенной на лугу у озера травой кроликов. На круглом, загорелом до черноты лице хитрая улыбка. Чебуран почему-то очень близко принимал все, что касалось сердечных дел братьев. Никогда не имевший своей семьи, не испытавший женской ласки, он с болезненным любопытством наблюдал за развитием отношений Николая и Алисы. Кстати, девушка не стеснялась его и охотно рассказывала про свои прошлые приключения. А тот ей признался, что никогда в жизни не пробовал наркотиков. Алиса пообещала ему привезти из Ленинграда для пробы папирос с марихуаной, но Николай строго-настрого запретил ей это делать. Не хватало, чтобы законченный алкоголик стал еще и наркоманом. И тогда Алиса — она всегда старалась выполнять свои обещания — преподнесла Коляндрику флакон одеколона «Эра».
— А что? — сказала Алиса, облизывая ложку, — Наш Гена — завидный жених! Не пьет, работяга, каких поискать, умен, правда, молчалив, но говорят же, что молчание — золото?
— В тихом омуте черти водятся, — вставил Чебуран. Он открыл дверцу клетки и бросил кроликам охапку зеленой травы.
Геннадий вернулся через полчаса с Аленой и малолетней белокурой девочкой в коротеньком платьице и высоких белых сапожках. На пушистой голове у нее — голубой бант.
