Аркадий Шугаев - Щепотка перца в манной каше
У костра сидят любители грибов, чай допивают. Глаза у них уже осоловевшие, координация движений немного нарушена — псилоциды начали оказывать свое воздействие.
Рака мы положили в стеклянную банку, он беспомощно заскользил по ее стенкам своими членистыми конечностями, но воинственности при этом не потерял, продолжая угрожать нам клешнями.
— Котелок давайте, дармоеды, — Македон перелил остатки чая в стаканы.
Вытряхнули мы спитую заварку, взяли посудину и пошли дальше охотиться.
Почти в каждой рачевне была добыча. В одной из ловушек сидело сразу четыре усатых красавца. Попадались нам экземпляры с единственной клешней, она была гипертрофирована. На месте второй, потерянной, вероятно, в рачьих междоусобицах, выросла маленькая, недоразвитая клешенка. Попав в котелок, членистоногие начинали шлепать себя хвостами по пузу и хватать клешнями соседей. Очень активные животные!
Стемнело.
— Пойдем, Саня, за фонарем. Не видно уже ничего.
Подошли к лагерю. В свете угасающего костра мы увидели, как Ничко, вытаращив на нас безумные глаза, резко сорвался со своего места и убежал в лес. Было слышно, как трещит кустарник.
— Да, грибы, видать, действительно галлюциногенные, — покачал головой Македон.
У костра стоял на четвереньках Володя Завгородний и, протянув руки к банке с пленным членистоногим, пальцами, которые, наверное, казались ему клешнями, сражался с раком через стекло. Выражение лица при этом он имел зверское.
— Вова, куда твой друг-то убежал? — поинтересовался я.
Ответа мне получить не удалось. Володя только зло и страшно улыбался, интенсивно вращая глазными яблоками. Сейчас он был раком, речным хищником и разговаривать, естественно, не мог. Только щелкнул в моем направлении «клешней».
— А ведь умный, интеллигентный парень, экзамен по физиологии человека недавно сдал на отлично, — горестно произнес Македон и сочувственно посмотрел на ползающего по земле Завгороднего.
— Ладно, Саня, черт с ними, бери фонарь, пойдем дальше ловить.
Котелок, уже полный раков, мы повесили на сук и взяли вместо него сумку, чтобы лишний раз не возвращаться. Мы спешили, было около часа ночи, а это, если верить Брему, лучшее время для ловли раков, у них сейчас самый жор.
Всю ночь мы с Урмацем бродили, светя фонарем, от одной рачевни к другой. Наловили полную сумку реликтовых животных. Мы даже не ожидали, что их будет так много.
На рассвете, уставшие, вернулись в лагерь. Костер давно потух. Володя спал. Мы развели огонь, подвесили в котелке воду — раков варить. Откуда-то из лесной чащи появился Ничко — одежда в грязи, щека разодрана, хромает. Где он был всю ночь и что делал, отвечать отказался. Вместо этого Николай растолкал спящего Завгороднего.
— Володенька, я опохмелиться принес, — обрадовал он товарища.
— Ты обезумел, что ли? Это же мухомор, он ядовитый! — возмутился Завгородний.
— Это для дураков пишут. Мухоморы содержат алкалоид — мускарин. Действие его аналогично действию мескалина, которым богаты вчерашние грибы, только немного слабее.
— Уверен ли ты в этом, Николай? — сомневался Володя.
— Еще викинги знали великую тайну этого гриба. Почему, ты думаешь, они всех побеждали? Вот их секретное оружие — мухомор!
Македонский отобрал у Коли волшебный гриб.
— Слышишь-ты, викинг… карликовый, похмеляться потом будете. Иди в деревню за укропом, раков варить будем.
— Мне не дадут.
— Скажи: Александр Петрович послал. Да не забудь, я им этнографом-фольклористом представился.
Ничко быстро вернулся с охапкой укропа. Тут как раз и вода в котелке бурно закипела. Я кинул туда щепоть соли, несколько стеблей укропа и по одному стал закидывать раков. Попадая в кипяток, они делали последние, судорожные движения и замирали, на глазах приобретая красный, очень аппетитный цвет. Дав ракам немного повариться, я вытащил их из котелка и забросил в ту же воду следующую партию. Вчетвером мы уселись вокруг костра и начали пировать.
Рак по праву считается деликатесом: в его клешнях и хвосте, под слоем хитина, находятся довольно большие куски удивительно нежного, ароматного мяса. Скоро вокруг каждого из нас выросло по впечатляющей горе пустых панцирей. А сожрали мы всего лишь половину сумки.
После мы с Македоном отправились спать на сеновал, приказав тунеядцам наловить лягушек. Уходя, мы заметили, как «миколог» Ничко делит мухомор.
— Володенька, по четверти шляпки нам хватит, — страстно шептал он Завгороднему на ухо и обнимал того за плечи.
— Какие вы нежные друг с другом, так ведь и до греха недалеко. Как там у викингов с однополой любовью дело обстояло? — спросили мы с Македоном.
Ничко махнул на нас рукой, идите, мол, не мешайте. Володя загадочно улыбался.
Рухнули мы с Урмацем в сено и моментально заснули. Через несколько секунд, как мне показалось, Македон уже тряс меня за плечо.
— Сколько время? — я находился в прострации.
— Вставай скорее, уже пять вечера, — Македон был взбудоражен и нетерпелив.
— Что за спешка-то?
Македон вкратце описал ситуацию. Он, оказывается, давно уже проснулся и детально ознакомился с деревней Ухошино. Ему попалось несколько заброшенных домов, и он обследовал их внутреннее содержание. Там он обнаружил несколько самоваров и массу старинной утвари. Я подскочил как ошпаренный.
— Пойдем посмотрим! — заорал я.
— Ну, так я тебя уже полчаса разбудить не могу.
Мы покинули сеновал и пошли к интересующим нас домам. В первом же ветхом строении мы поняли, что тут действительно есть, чем поживиться, в этой деревне — Клондайк!
— Саня, подельникам нашим ничего говорить нельзя, — прошептал я Македону.
— Это совершенно исключено! — согласился он.
— Нам надо всем вместе отсюда уехать, как можно скорее. А потом мы вернемся вдвоем и выгребем все ценное, — такой возник у меня план.
— Как вывозить-то будем? — беспокоился Македон.
— Сделаем плот и сплавимся по реке до Старой Русы.
— Это сколько же нам плыть?
— Семьдесят километров, а там сядем на автобус — и мы в Питере.
— Ближайший самолет отсюда вылетает завтра в полдень, — сообщил Македон.
— Ну, вот на нем и улетим.
Пора было возвращаться в лагерь. Там мы застали совершенно трезвых Завгороднего и Ничко, сидящих у костра. Раков, наловленных ночью, они почти всех сожрали. Лягушек, правда, наловили, чем сильно удивили нас с Македоном. Мы с Урмацем выпили простокваши, в которую превратилось вчерашнее молоко, и стали готовиться к ночной охоте. Поменяли в рачевнях наживку, благо лягушек было с избытком. Когда стемнело, ловушки пошли проверять все вместе, вчетвером. Когда вытащили первых раков, восторгу Ничко не было предела. Он очень пожалел, что прошлой ночью не принимал участия в охоте.
— Ну вот сегодня и ловите с Володей, а мы отдохнем, — предложил я Николаю.
— Не беспокойся, наловим побольше, чем вы.
— Вот и славно, пойдем, Саня, чайку попьем.
Всю ночь просидели мы с Македонским у костра. Пили чифирь, курили и обсуждали новую тему предполагаемой деятельности — антиквариат. Где его брать понятно — здесь. Реализация — вот основная задача. Тут я вспомнил, что мои соседки с четырнадцатого этажа — потомки то ли князей, то ли графов, чуть ли не наследницы царского престола. Мать и дочь. Обе — художницы. В доме у них постоянно собирается дворянская шушера. Шушера эта охотно скупает предметы старины и хранит в своих хрущевских квартирках, выдавая за фамильные реликвии. Дворянские титулы они дают себе сами. Родословные мифические придумывают. Неприятная публика. Мнят из себя неизвестно что, часто являясь на деле просто бесполезными членами общества.
Дедушка мой, говорят они, был дворянином. Ну и что? Ты-то здесь при чем? Да и что вообще хорошего — быть дворянином? Дворяне — это ведь, по сути, — слуги, лакеи, прихлебатели. Правда, при царском дворе, но это ведь не важно, кому прислуживать, царю — императору или барыге какому-нибудь. Холуй — он и есть холуй.
Мне, например, купцы или там крестьяне намного симпатичнее — живая, деятельная публика, есть у этих социальных групп потенциал для дальнейшего развития. А у графьев одни разговоры: пропала Россия, интеллигенция уничтожена… Это вы пропали, аристократы липовые. Мылись бы почаще, да в квартирах убирали. А то ведь сидит чучело бородатое и рассуждает о возрождении России, не имея при этом целых носков. Ну смешно ведь!
Македон в этом вопросе был со мной солидарен, но будучи более гибким и лояльным человеком, прощал «дворянам» их маленькие слабости.
— Тогда, Саня, я тебя представлю графиням, а ты уж будешь вести переговоры. Я боюсь сорваться и нарушить придворный этикет. Простолюдин ведь я.
Македон согласился с таким сценарием, и на этом мы закончили обсуждение.
