Дина Рубина - Белая голубка Кордовы
— Ну, так что тебя интересует в уделе моих высокородных предков? — наконец, спросил Илан, набирая в тарелку зелень.
— Откуда ты знаешь, может, и моих — тоже?
— Нет уж, не примазывайся к нам, сиди в своих хазарских степях.
— По крайней мере, мы, хазары, отлично воевали, — весело возразил он, — и несколько сотен лет держали в страхе окрестные народы, в том числе, славян, в то время как вы…
— А что — мы?! — взвился Илан. Смешно, как он всегда воспламеняется, даже в шутливом разговоре, с какой любовью и страстью готов сражаться за честь своих сефардов, как досконально знает предмет — неутомимо перебирая имена, факты, цепочки событий… — Ты знаешь, поц[38] хазарский, убогий кочевник, — какое положение занимали сефарды в средневековой Испании? Еврейские деньги питали королевскую казну — в Кастилии, например, — на 82 процента! Еврейские военачальники, такие, как Иегуда ибн Эзра, возглавляли кастильские армии, сражавшиеся с альмохадами… Они были учеными, военными, архитекторами, врачами, строителями, финансистами королевских дворов, одевались, как испанские гранды, и носили оружие.
А когда Инквизиция принялась проверять чистоту крови до четвертого колена… Спасибо, лейтенант, ставь вот сюда. О, какая красота! А запах! Передай мне, пожалуйста, перец… Да, так вот эту кампанию вскоре пришлось свернуть. Скандал вышел: выяснилось, что единственно чистокровные испанцы — это заскорузлые крестьяне какой-нибудь отдаленной Эстремадуры. Чуть выше человечек родом — гидальго, к примеру, не говоря уже о знати, — сразу обнаруживается еврейская или мавританская кровь. Они там переженивались и спали друг с другом так запутанно-изысканно, что порой возникало самое диковинное родство. Возьми Тоду королеву-мать Наваррского королевства, десятый век. Она одновременно приходилась тещей кастильскому графу Фернану Гонзалесу, тому, что позднее стал первым кастильским королем; бабушкой королю Леона и Арагона по имени Панчо Жирный, и теткой кордовскому халифу Абд-эль-Рахману. И это отнюдь не единственный случай. Спустя лет сто король Кастилии Педро Жестокий, сражаясь на дуэли со своим сводным братом Энрико, уже наколотый на шпагу, успел крикнуть своему убийце: «Еврейский выблядок!» — и с полным основанием, так как их общий отец прижил Энрико с любовницей — еврейкой. Да что говорить: сам «католическое святейшество» король Фердинанд, муж Изабеллы-Католички, тоже имел еврейскую бабушку. Представляю, как она в гробу ворочалась, когда ее внучок со своей Изабеллой подписывали указ об изгнании евреев из Испании… А судьбы и деятельность всех этих выкрестов-марранов, вроде кардинала Талаверы или инквизитора Томаса де Торквемады, или какой-нибудь святой Терезы Авильской, и несть им числа…
— Ну, ясно, ясно… кое-что и сами читали.
Если сейчас его не остановить, Илан может подробно выкладывать, не сбиваясь ни на вдох, ни на выдох, все нажитые богатства своих предков, много часов подряд.
— Слушай, Илан… Один мой приятель, искусствовед, будучи в Толедо, наткнулся на некую старую картину… Фамилию художника удалось прочитать на обороте холста: Кордовера. Тебе это о чем-то говорит?
Илан снисходительно улыбнулся, отрезал кусок от своего антрекота и царственным жестом перекинул на тарелку Кордовину.
— Заки, — проговорил он, — нет такой испанской фамилии, о которой я не смог бы рассказать тебе парочку забавных или страшных анекдотов. А теперь, гевер, не жмись, дай-ка мне кусочек твоей синты… — подхватил отрезанный Захаром ломоть синты, отправил в рот, прожевал… — Сукин сын, ты всегда умудряешься взять что повкуснее, так и в армии было…
— Так что там с этим Кордоверой? — перебил Захар.
— Известный, очень разветвленный род, происхождение испанского имени — как сам понимаешь, из Кордовы, хотя корни рода уходят в античные дебри — ведь евреи появились на Пиренейском полуострове еще при римлянах, — и даже ведут в Иерусалимский Храм, причем, не Второй, а Первый. Если не ошибаюсь — но тут мне надо еще проверить, — во время осады Иерусалима Навуходоносором — а это 586 год до новой эры — одному из служителей храма удалось вынести за пределы города некий священный серебряный сосуд для отправления храмовой службы. Вынес он его, между прочим, через знаменитые каменоломни Соломона — ты знаешь? — это сквозная система подземных пещер под Иерусалимом, идет аж до самого Иерихона; много лет они были закрыты, но, я читал, что сейчас их собираются вновь открыть для туристов. Советую сходить, посмотреть. Зрелище грандиозное, хотя и угрюмое. К слову, именно через эти пещеры бежал царь Цедеккия, но неудачно: вавилоняне его поймали, убили на его глазах всю его семью, а самого его ослепили…
— Не сбивайся на учебник истории, Илан, ради бога. Продолжай по делу: Кордовера. Бог с ними, с Первым храмом и священной серебряной чашей.
— Не скажи! Есть все основания думать, что именно от этого удачливого и рискового коэна пошел, вернее, продолжился в Испании под новым именем «Кордовера» интересующий тебя род.
Кстати, знаменитый каббалист Моше бен Яаков Кордоверо, крупнейший теоретик еврейской мистики, который за сто лет до Спинозы сформулировал известное «Бог есть все сущее, но не все сущее есть Бог», — тоже принадлежал этому клану. Он был очень пестрым, этот клан, могучим и бурным: среди них кого только нет. Некоторые Кордовера упомянуты в средневековых испанских хрониках — в те времена, когда Альфонсо Шестой уравнял евреев в правах с христианами, они, в основном, служили в королевской армии. Богаты были, как крезы — поместья, виноградники, дома, корабли… Были гранадские Кордовера, толедские, само собой — кордовские. После изгнания в 1492 году, после всех конфискаций часть из них осталась в Испании, крестившись для виду. Двое Кордовера из таких марранов — что интересно, братья-близнецы, — фигурируют в списках Инквизиции; сожжены оба после следствия и страшных пыток в тысяча семьсот, если не ошибаюсь, двадцать восьмом году в Кордове, за тайную иудейскую веру… Однако среди них и епископы встречались, потом, уже в XVIII веке, и художников было несколько, это правильно, и купцов, и моряков. А кто тебя интересует — который из Кордовера?
— Понимаешь, — торопливо проговорил Захар, — этот художник, Саккариас Кордовера, был учеником великого Эль Греко, и, возможно, родственником его жены… поэтому я… поэтому мой приятель так интересуется вопросом.
— Я в вашем картинном бизнесе, увы, не силен, — заметил Илан. — Какой это год, извини?
— Картина датирована тысяча шестисотым. Это портрет, не очень большой, сто на восемьдесят сантиметров. Вот, взгляни: — Кордовин вытащил из внутреннего кармана куртки одну из фотографий картины до реставрации, положил ее рядом с тарелкой Илана, мельком подумав, что его святой Бенедикт слишком зачастил по скатертям питейных заведений. — Не обращай внимания на его плачевный вид. Реставратор сделает из него конфетку.
